Дневник лежал на прежнем месте, там, где Ариана нашла его несколько недель назад.

Ему никогда не забыть выражение глаз жены в ту минуту — боль, смятение.

Разве можно ее винить?

Опустившись в кресло, Трентон открыл дневник.

Аккуратный почерк, легкий аромат роз — знакомое чувство тотчас же вернулось.

Шесть лет испарились, словно их не было.

Трентон со злостью сжал тетрадь, привычные образы закружились перед ним, нанося тяжелые, оглушительные удары по голове.

Ванесса.

Он впервые увидел ее в марте 1867 года в начале лондонского сезона. Она вальсировала в Девоншир-хаусе, легко порхая от одного партнера к другому, ее зеленое бархатное платье кружилось вокруг атласных туфелек, щеки возбужденно раскраснелись. Весь вечер он не мог отвести от нее глаз, и ему стоило немалого труда пригласить ее на танец. Но после того, как их знакомство состоялось, взгляд ее изумрудных глаз, устремленный на него, таял на нем, сулил ему все… все, что угодно.

Далеко не новичок в романтических связях, Трентон без ошибки прочитал в ее взгляде приглашение. Предвкушение забурлило в крови, пробуждая в нем первобытное мужское желание физически обладать столь прекрасной девушкой. Давно уже он никого не хотел так страстно, как Ванессу, несмотря на то, что она была сестрой Бакстера Колдуэлла.

По слухам, праздный и эгоистичный Бакстер любил только одного человека на свете кроме самого себя — свою блистательную сестру Ванессу.

Только впоследствии он понял, почему в тот мартовский вечер, кружась по паркету, он так упивался ее вызывающей красотой и откровенно чувственным взглядом.

Боже, каким же зачарованным дураком он тогда был. Он и вправду поверил, что ее застенчивые и одновременно многозначительные взгляды вызваны страстью и предназначались только ему, а ее выражение чувств было искренним.

Он воспринимал ее такой, какой она казалась внешне. Ричард Кингсли, напротив, видел Ванессу насквозь и предостерегал сына насчет ее весьма сомнительных представлений об этике. Упрямый и самоуверенный, Трентон отказался слушать.

Как ужасно он ошибался.

Одному только Богу известно, к скольким мужчинам была обращена эта ослепительная улыбка и скольким она готова была отдаться в обмен на титул и богатство.

Трентон обладал и тем и другим.

Если бы он был старше и опытнее, то некоторые моменты его определенно насторожили бы: красивая, кокетливая женщина, брат-расточитель с сомнительной репутацией, приходящие в упадок финансовые дела семьи. Он прекрасно подходил им — молодой, богатый, законный наследник герцогского титула.

О, она играла им, как последним дураком. Но он все понял вовремя, чтобы заставить ее испытать такую же боль и унижение, какие принесла ему она.

Да, он расстроил хладнокровные попытки Ванессы манипулировать им.

Но победа осталась за ней.

По иронии судьбы она своей смертью нанесла ему больший ущерб, чем могла это сделать при жизни.

Ты любил мою сестру?

Вопрос Арианы, вклинившийся в его воспоминания, вызвал только горькую улыбку. Он испытывал целую гамму чувств по отношению к Ванессе — влечение, вожделение, антипатию, отвращение, ненависть. Но любовь? Никогда.

Перечитав последние страницы ее дневника, он захлопнул его.

Кто из них заблуждался?

Он потер виски, пытаясь восстановить в памяти какую-либо мельчайшую деталь или намек, способные дать пищу ее беспочвенным иллюзиям, но не смог припомнить ничего подобного. Напротив, к середине сезона от ее очарования не осталось и следа, и все произошло по вине самой Ванессы.

По чистой случайности он обнаружил откровенную расчетливость ее увлечений.

Однажды апрельским вечером он неожиданно приехал на бал, устраиваемый в Бат-хаусе. Как обычно, он окинул взглядом зал в поисках Ванессы, и тотчас же ее пылающие как огонь волосы привлекли его внимание. Впрочем, как на этот раз и ее действия. Она вела известного старого графа Шелфорда в освещенный лунным светом сад, обратив на него обожающий взгляд своих изумрудных глаз.

Незаметно выскользнув из зала, Трентон последовал за ними, борясь с мыслью, что женщина, которой он был очарован, — всего лишь заурядная распутная интриганка. Это казалось невообразимым. Должно быть, он ошибся.

Ему почти что удалось убедить себя в этом, когда неделю спустя произошел другой случай.

Трентон спускался по лестнице банка Ковингтон когда на противоположной стороне улицы увидел Ванессу, она торопливо шла, поглядывая украдкой вокруг, остановилась у ожидаемого экипажа и поспешно взобралась в него, попав прямо в страстные объятия Анри Ленара, пользующегося дурной славой волокиты, французского аристократа, который, по слухам, должен был вот-вот унаследовать скандально огромное семейное состояние. С этого момента все встало на свои места.

С тех пор Трентон начал тайно следить за Ванессой. Ему не терпелось убедиться в том, что его отец был прав. И он разглядел охотницу за состоянием, интриганку, раскинувшую свои обольстительные сети перед несколькими тщательно выбранными богатыми мужчинами.

Трентон с трудом мог скрыть свое презрение, его отношение к Ванессе резко изменилось. Он стал холодным и отчужденным, показывая ей всеми возможными способами, кроме слов, свое желание разорвать возникнувшую между ними связь.

Его отказ от нее привел к совершенно противоположному результату. Ванессу, казалось, заинтриговало презрительное отношение Трентона. Она, окончательно решив, что Трентон именно тот человек, который годится ей в мужья, прилипла к нему, предъявляя на него права, словно на свою собственность.

Трентон сразу же поставил ее на место, даже не пытаясь пощадить ее чувства. Он обвинил ее в неразборчивости, сказал, что не хочет ее больше видеть, и оставил ее, думая, что навсегда.

Но Ванесса Колдуэлл была женщиной, привыкшей получать то, чего хотела, любой ценой. А хотела она Трентона. Так что, несмотря на то, что ей дали отставку, она умышленно распускала слухи, убеждая свет и себя, что они с Трентоном готовы вот-вот пожениться.

Снова вернувшись в настоящее, Трентон задумчиво посмотрел на закрытый дневник. Уже шесть лет его мучил вопрос — почему так резко изменился тон Ванессы от начала дневника к его окончанию. Ранние записи, безусловно, принадлежали Ванессе, избалованной, высокомерной, эгоистичной. Но последние страницы, полные болезненных заблуждений и страха, были совершенно несовместимы с ее характером, не говоря уже о целиком искаженной картине реальности.

Больше всего сбивало с толку ее отчаяние в этой, самой последней записи.

Она не испытывала отчаяния в тот вечер, по крайней мере в момент, когда пришла. Напротив, она казалась воплощением соблазна. Пока не наступил конец.

Трентон все еще живо представлял, как она приблизилась к нему — великолепная актриса. Ее изумрудные умоляющие глаза увлажнились от слез, тщательно выбранное шелковое платье обрисовывало каждый изгиб ее тела. О, как она клялась, что любит его и только его, что в ее жизни никого больше не было.

Несколько недель назад он почувствовал бы отвращение, но в тот вечер им руководила одна злость. Только двумя часами ранее он, наконец, узнал всю глубину ее вероломства и готов был теперь задушить ее голыми руками. Мало того что она играла и все еще продолжала играть с ним, но, когда этот натиск не дал никого результата, она стала распускать в свете слухи, будто бы Трентон погубил ее, лишил невинности, обещая на ней жениться. Это тоже не принесло успеха. Тогда она пошла дальше, открыв жадному до сплетен высшему свету страшную тайну, что Трентон — сумасшедший, что он ревнив и неуравновешен, что это человек, которого следует опасаться и в делах, и в дружбе.

Постепенно слухи достигли своей цели, и начались перешептывания. Перешептывания вскоре переросли в сомнения, сомнения — в нежелание продолжать с ним отношения со стороны не только друзей, но и деловых партнеров.

Здоровье Ричарда Кингсли стало резко ухудшаться, когда его опасения подтвердились.