25 августа 1698 года Петр Алексеевич прибыл в Москву и на следующий же день приступил к операции по устрашению своих подданных. Ему нужно было сломить их волю к сопротивлению, заставить повиноваться любому его приказу, даже если он расходится со здравым смыслом. Собравшихся у него в Преображенском дворце бояр и дворян он напугал своей курительной трубкой и вырывающимся из ноздрей табачным дымом, а еще больше – большими ножницами, которыми он начал собственноручно обрезать придворным бороды, испокон веков долженствующие свидетельствовать об их приверженности православию.

Это был шок. То, о чем предупреждали стрельцы, свершилось: русскому благочинию приходил конец. Но тирания никогда не любила умных и самостоятельных людей: для нее они представляют смертельную опасность, а поэтому подлежат уничтожению. К тому же расправа со стрельцами должна была послужить хорошим уроком для бояр и дворян, оплакивающих свои бороды, длиннополые охабни и однорядки, сломить их сопротивление государевым нововведениям.

В середине сентября начался повторный розыск по делу стрельцов, отличавшийся неслыханной жестокостью. Под пытками были вырваны признания о том, что переписка стрельцов с царевнами действительно существовала, что стрельцы просили Софью взять бразды управления государством в свои руки и что она сама поощряла их к этому. Судьба несчастных была предрешена. Казни начались 30 сентября и продолжались до 21 октября. В этот промежуток времени было казнено, как утверждает С.М. Соловьев, 976 человек. Причем в казнях принимали участие как профессиональные палачи, так и царедворцы, которых Петр хотел «повязать кровью». Борис Голицын своим неумением держать топор в руках только усугубил страдания своей жертвы; Федор Ромодановский отсек четыре головы; Алексашка Меншиков, входивший в фавору, с легкостью обезглавил 20 человек, и, говорят, сам царь «размял свои богатырские плечи» на пяти стрельцах. Пять месяцев трупы казненных валялись на месте казни в назидание и устрашение другим.

Так царь-батюшка отблагодарил стрельцов, чьим ратным подвигом два года назад была одержана его первая виктория. Но это была только первая волна казней, время второй пришло в феврале следующего года, когда на плаху были отправлены еще несколько сотен человек, замешанных в стрелецком бунте. Те же из московских и азовских стрельцов, кто не принимал участия в беспорядках, были распущены и выселены из Москвы вместе с семьями. Военная карьера для них была закрыта навсегда.

Не остались безнаказанными и царевны. Марфу Алексеевну постригли под именем Маргариты в Успенском монастыре печально знаменитой Александровской слободы, а Софью Алексеевну – под именем Сусанны в Новодевичьем монастыре, приставив ей охрану из сотни солдат.

В разгар розыска по делу стрельцов Петр совершил кощунственный поступок, надругавшись над святостью брака. Без каких-либо видимых причин он насильно отправил в суздальский Покровский девичий монастырь свою первую жену Евдокию Федоровну Лопухину, которая через год насильственно же будет пострижена под именем Елены. Причина этого поступка была в том, что не вписывалась эта патриархально воспитанная женщина, навязанная ему в жены девять лет назад, с ее отживающими взглядами на семейную жизнь в планы царя-реформатора. В глазах мужа она проигрывала Анне Монс, английской актрисе и другим доступным женщинам, с которыми Петру довелось общаться в заграничном путешествии. Не принимала она участия и в забавах своего супруга. Петра не остановило и то обстоятельство, что Евдокия воспитывала наследника престола, их общего сына, царевича Алексея, на которого отец из-за нелюбви к своей жене не обращал никакого внимания. Дальнейшее воспитание вынужденного сироты было поручено тетке его, царевне Наталье Алексеевне.

После краткой поездки в Воронеж для инспекции кораблестроительного дела Петр продолжил насаждение на Русской земле западно-европейских порядков. В январе 1699 года появляется царский указ об учреждении Бурмистрской палаты, в ведение которой передавались «расправные, челобитные и купецкие» дела, в том числе сбор государственных податей с посадских, купеческих и промышленных людей, проживающих в городах, кроме Москвы, а также в волостях, селах и деревнях, принадлежащих самому государю. Мера эта, как сказано в тексте самого указа, была направлена против обид, поборов, взяток и других злоупотреблений со стороны воевод и приказных людей. Горожанам, а также государевым уездным и промышленным людям предлагалось, «буде они похотят», избрать из своей среды «добрых и правдивых людей земских», которые приняли бы на себя ведение этих дел. Предполагалось, что бурмистры и другие выборные люди не будут такими корыстными, как воеводы и приказные люди, а реформа окажется настолько полезной и выгодной, что за переход на новую систему местного управления торговые и промышленные люди будут с радостью платить двойную ставку налогов.

Но практика показала, что и земские выборные не прочь поживиться за чужой счет. Тогда Петр поручил худородному Алексею Курбатову, изобретшему новый способ пополнения царской казны за счет продажи гербовой бумаги, взять под свой надзор и опеку это новое ведомство.

К этому же времени относится и царское предписание русским купцам объединиться, по примеру их западных коллег, в торговые компании, для того чтобы они могли успешно конкурировать и расширять свой рынок сбыта, что должно было увеличить их прибыль, а следовательно, и налоговые отчисления в казну.

Однако вернемся к международным отношениям. Мы уже говорили, что Европа готовилась сражаться за наследство испанского престола, что в предстоящей борьбе положение Франции было более предпочтительным и что с этим не хотели мириться ни Англия, ни Голландия. Начался естественный процесс сколачивания блоков. Франция сгруппировалась со Швецией, Англия же и Голландия хотели заполучить в союзники могущественную Германскую империю. Но, как известно, Австрия в то время вместе с Польшей, Россией и Венецией находилась в состоянии войны с Турцией. Причем именно ее больше всего опасался султан, стремившийся как можно скорее заключить мирный договор.

Мира с Турцией меньше всех хотела Россия, поставившая себе целью стать морской державой и уже вложившая много сил и средств в создание своей азовской флотилии. Но делать было нечего, приходилось отказываться от своих морских амбиций на южном направлении – не вести же войну один на один хоть и с ослабленным, но еще очень опасным противником!

В октябре 1698 года воюющие стороны съехались в Карловиче для заключения мирного договора. Странным был этот конгресс: Турция вела переговоры не с коалиционными силами, а, как бы сейчас сказали, сепаратно; каждая страна торговалась только за себя. Поэтому раньше всех мирный договор заключила Австрия, получившая Венгрию; за ней подписала свой договор Польша, удовлетворившаяся возвращением ей разрушенного Каменец-Подольского. Ни с чем осталась Венеция, а России, заявившей о своих претензиях на Керчь, турки в ответ предложили вернуть им Азов, а также Казы-Кермень и другие нижнеднепровские городки. Иными словами, запахло войной. И только переход русского посла Прокофия Возницына с увещевательной тактики на твердую позицию: мы, мол, войны не боимся – дал положительный эффект, а именно двухлетнее перемирие.

Второй этап русско-турецких переговоров продолжился в Константинополе, куда русское посольство во главе с думным дьяком Емельяном Украинцевым и дьяком Чередеевым прибыло на русском же военном корабле. Причем весь путь от Таганрога до Керчи послы проследовали в сопровождении всего «государева морского корабельного и галерного каравана» под предводительством первого кавалера ордена Андрея Первозванного генерал-адмирала Федора Головина и самого государя. В караване было десять кораблей, две галеры, яхта, два галиота, три бригантины и четыре морских струга. Это была откровенная демонстрация военной силы. Переговоры же, несмотря на богатые подарки турецким вельможам, шли трудно и растянулись почти на целый год. Неблаговидную роль при этом сыграли послы христианских государств Европы, желавшие продолжением Русско-турецкой войны отвести угрозу турецкого вмешательства в европейские дела. Тем не менее условия, приемлемые для обеих сторон, были найдены. Русским отходили Азов, Таганрог и другие городки, построенные на берегу Азовского моря, а также земли южнее Азова на десять часов езды. Взамен же России пришлось срыть Казы-Кермень и другие южноднепровские городки, ранее взятые запорожскими казаками и дворянским ополчением. Не удалось Украинцеву договориться и об отмене дани крымскому хану. Единственное, что он смог сделать, так это изменить формулировку. Теперь она носила не принудительный характер, а именовалась поминками «по милости государя московского». И это был не мирный договор, а перемирие, правда на тридцать лет.