— Измена есть измена, — пробормотал он.
Хнычь, изливай горести сколько угодно: Темзе все равно, она так и будет нести свои воды, петляя по Лондону, разделяя его на две части — для тех, кто почище, и для тех, кто принадлежит к городскому дну. Вот почему Криспин упорно держался за северную половину. Нет, Саутуорк его не заполучит. Не для Криспина безграмотный лепет Джека и ему подобных вроде Филиппы Уолкот.
И все же он до сих пор пребывал между двумя мирами. Как вот эта река. Между богатыми и низкородными, не принадлежа ни тем ни другим. Он тоже продолжит свой путь.
Криспин отколупнул камешек из кладки, швырнул его в воду. Всплеск и круги, а больше — ни следа. Криспин ударил кулаком по стене.
— Чтоб этому королю в аду гореть! — прошипел он.
— О! Уж не Криспина ли я вижу? Криспин Гест?!
Он вздрогнул, вихрем обернулся. Этот женский голос с тягучим испанским акцентом спутать было невозможно.
Из окошка кареты на него взирала Костанца Кастильская.
— Ваша светлость, — сказал он, сгибаясь в низком поклоне.
Служанка подняла шторку окна возле своей госпожи. Герцогиня облокотилась на оббитую дверцу и чуть подалась в сторону Криспина.
— Давно я вас не видела.
Улыбка супруги Ланкастера была мягкой, дав Криспину все те сочувствие и доброжелательность, в которых он столь нуждался.
— Но вы по-прежнему восхитительны, моя госпожа.
Она рассмеялась:
— Вы совсем не изменились, все такой же бессовестный дамский угодник. Должна признаться, впрочем, что я скучала по вашей лести.
Тут она прикусила губу, и на них спустилось неловкое молчание. Наконец герцогиня взмахнула рукой:
— Так вот вы где. Отчего же не заглядываете к нам во дворец, о наш блудный сын?
Криспин невольно бросил взгляд вдоль длинного проспекта, что протянулся до негостеприимных ворот.
— Пожалуй, это было бы неудобно. Ведь король…
Гневным жестом она отмела в сторону любые упоминания о монархе. Криспин знал, что герцогиня ничуть не боялась юного короля Англии — раз уж ее отец правил Кастилией, а супруг возглавлял королевский совет.
— Думаю, мой муж и господин будет рад вас видеть.
— Сударыня, боюсь, его светлость не разделяет вашего мнения.
— В таком случае почему вы здесь?
Он так и не сумел солгать.
— Я… надеялся поговорить с ним. Хотя мне бы лучше…
— Вздор. Вы поедете со мной. Льюис, помогите молодому человеку.
Кучер пристально взглянул на Криспина, и тот решил даже отступить на пару шагов.
— О, моя госпожа, нет-нет. Герцог уже отказал мне в аудиенции.
— Вы смеете не подчиняться моему приказу, мастер Гест? Я сказала, садитесь!
Криспин испытывал одновременно благодарность и опасение, что ее ошибочно адресованная лояльность для них обоих обернется неприятностями. Конечно, он не мог ослушаться, тем более на глазах слуг.
Льюис опустил кучерскую дверку, которая выполняла также роль подножки, Криспин пригнулся, залезая в карету, и сел напротив герцогини на подбитую подушками скамью.
— Будем надеяться, Джон сегодня в добром расположении духа, — присовокупила Костанца.
Криспин тоже на это искренне надеялся; он откинулся на спинку и попытался расслабиться. Изрядно покачиваясь, карета покатила по ухабистой дороге. От тряски не спасала даже мягкая обивка сидений.
Служанка изо всех сил делала вид, что не замечает Криспина. Он тоже не знал, куда смотреть, и потому просто повернул голову к окошку, вцепившись при этом в скамейку, чтобы не вылететь при очередной, особо глубокой колдобине.
Наконец карета миновала ворота и остановилась возле портика парадного входа. Дверь особняка Ланкастеров распахнулась, наружу выскочил дворецкий, желая засвидетельствовать почтение своей госпоже. Герцогиня вышла первой, и мужчина низко поклонился.
Затем из кареты сошел Криспин, и лицо дворецкого побелело.
— Су… сударыня… — пролепетал он, но Костанца лишь вскинула подбородок.
— Где мой супруг?
— Его светлость пребывает в апартаментах, миледи. В кабинете, но…
— Очень хорошо. Криспин, пойдемте.
Тот оглянулся на ошеломленного дворецкого. Говорить было не о чем, поэтому он лишь пожал плечами и проследовал за герцогиней внутрь особняка. Знакомые коридоры и залы ввергли его в состояние, близкое к комфорту и панике одновременно. Да, это был его дом, но он не имел права здесь появляться.
Тени перемежались факелами, путь был неблизкий: сначала через внушительный парадный зал, затем по закрытой галерее к домашней часовне, а оттуда по коридору, который через несколько поворотов привел их к герцогским апартаментам, где царило благословенное тепло. Криспин прекрасно помнил этот кабинет, его резные дубовые балки и обшитый деревом потолок, тяжелые гобелены, резные колонны, витиевато украшенные шкафы и удобные кресла. Камин был в рост человека, а ширина его такова, что туда свободно могли бы зайти пять мужчин плечом к плечу. Кладка из резного камня была украшена парой гербовых щитов, принадлежавших дому Гонтов и Кастилии. В очаге золотым пламенем горел цельный сосновый ствол, распространяя аромат смолы и пряного пепла. Напольный канделябр в форме короны, чьи зубцы на деле являлись восковыми свечами, возвышался посреди кабинета, а неподалеку от камина, в тронном кресле перед письменным столом, сидел сам герцог, занятый бумагами. В руке он держал вскинутое гусиное перо — как кинжал.
Он поднял глаза и улыбнулся при виде супруги. Едва за ее спиной возник Криспин, как вся радость в лице Ланкастера потухла.
Герцог вскочил с такой поспешностью, что опрокинул тяжелое кресло.
— Разрази меня гром!
Криспин поклонился и беспомощно развел руки в стороны.
— Простите меня, ваша светлость, но…
Ланкастер выхватил шпагу и в несколько прыжков пересек комнату.
— Клянусь Богом, никто не смеет ослушаться моих приказаний!
Криспин не шевельнулся. Либо его сейчас проткнут, либо нет. Устраивало и то и другое.
— Милорд супруг! Такова ваша любезность в отношении моих гостей?
Ланкастер на миг потерял дар речи, затем свирепый оскал спрятался под черной бородой и усами. Шпага опустилась, а вместе с ней и плечи.
— Это ваших рук дело, — горько промолвил он. — Вы его сюда привели.
— Надо отдать ему должное, — ответила Костанца и ласково коснулась запястья руки, в которой Ланкастер сжимал шпагу. — Он пытался сопротивляться. Пришлось заставить силой.
Фыркнув в усы, герцог сунул клинок в ножны. Затем молча обошел перевернутое кресло кругом и встал за ним, как за баррикадой.
— Сударыня, вы поступили неблагоразумно, — наконец мягко сказал он. — Вы не видите серьезности текущей обета…
— Я вижу, когда старый друг брошен в беде. И я вижу, когда за таким отношением кроется политика. Но я также знаю, что наш друг Криспин не стал бы добиваться аудиенции, если бы у него не было на то серьезных оснований. — Она наклонила голову в сторону Криспина, и золотая плетеная сетка в ее волосах сверкнула искрами. — Ведь я не ошиблась, это в самом деле важно? — вопросительно прошептала она. — Не превращайте меня в лгунью.
— Ни в коем случае, моя госпожа, — поклонился он и с надеждой взглянул на Ланкастера. — Это действительно так.
Герцог на пару секунд прикрыл глаза. Затем тяжелые веки медленно поднялись, и он вздохнул. Посмотрел вниз, поставил кресло на ножки и утомленно сел.
— Вы не могли бы оставить нас наедине? — обратился он к супруге.
Костанца сделала реверанс, чуть коснулась руки Криспина и вышла из кабинета.
Криспин остался стоять, поджидая, пока не заговорит Ланкастер. В присутствии герцога даже ревущее пламя в камине казалось не столь яростным, а половицы словно затаили дыхание, не решаясь скрипнуть и привлечь его тяжелый взгляд.
Наступило одно из самых продолжительных молчаний в жизни Криспина. Наконец Ланкастер откашлялся, неторопливо захлопнул книги и отложил в сторону гусиное перо.
— Когда король спросит меня, зачем вы сюда пришли, — сказал он, подняв лицо, — я должен буду дать ему весомый ответ. Ибо он спросит обязательно, а посему мне придется доказывать, что никаких новых заговоров не затевается.