Паренек вернулся и гордо показал полученную монетку.

— Вот! За мою честность! Господь и вправду прощает!

— Да. А за Его милосердие ты бросишь эти деньги в кружку для пожертвований на ближайшей воскресной мессе.

— Хозяин! Какой прок от честности, когда ты не можешь оставить у себя то, что ты этой честностью заработал?

Криспин отвернулся, пряча улыбку. Заработок. Ах как трудно зарабатывать себе на жизнь честным трудом. Он почти сочувствовал Джеку. Вот стоит паренек, простой и бесхитростный; паренек, который хотел стать тем, кем в свое время был Криспин для своего бывшего сюзерена, лорда Джона Гонта, герцога Ланкастерского. Криспин тоже следовал за своим повелителем, надеясь на одобрение и похвалу. Да, он прилежно трудился на службе во имя герцогского блага, хотя и не за деньги, потому что некогда у Криспина было состояние и титул барона Шинского. Но после бесчестья, что выпало на долю Криспина восемь лет тому назад, Ланкастер больше не желал его видеть. А ведь когда-то их отношения были близки, как у отца с сыном. Впрочем, даже отец с сыном ведают разлад. О, если б только здесь не шла речь еще и о предательстве…

О государственной измене. Криспин никогда не слышал, чтобы после такого человеку оставляли жизнь. Он был единственным в своем роде. По справедливости его следовало вздернуть на виселице Смитфилда, где его измочаленный труп болтался бы потом с выклеванными вороньем глазами и с кишками, вываливающимися из распоротого брюха. Но именно Ланкастер умолил короля, и хотя он не смог сохранить для Криспина рыцарский титул и состояние, ему по крайней мере удалось спасти своему вассалу жизнь…

Криспин вздохнул. Давняя история. Лучше ее забыть.

Джек не был пажом для лорда Криспина. Его не ждали ни наследуемые земли, ни батальоны, которые он мог бы повести в бой. Криспин ему даже не платил, лишь предоставлял кров над головой да пищу. Сколь убогим был этот «заработок»! Пожалуй, Криспин во многом завидовал благословенному невежеству Джека Такера.

Он хорошо помнил тот день, когда подловил Джека за воровством: тот попытался срезать тощий кошелек Криспина. Случилось это несколько месяцев тому назад, и в ту пору мальчишка походил скорее на дикого зверька, нежели на человека. Одиннадцатилетний — а может, и двенадцатилетний — паренек был покрыт коростой из грязи и вшей. Сирота, уличный попрошайка — воришка-щипач. Джека ждала верная виселица, но Криспин вырвал его из мертвой хватки шерифа Уинкома и был вознагражден неожиданной и неослабевающей преданностью со стороны подростка. Как-то раз он застал Джека у себя в комнатушке, где тот старательно наводил чистоту, и с той поры плут сам себя назначил ординарцем Криспина, переехав к нему жить. Большой приспособленец этот наш Джек…

Криспин отвернулся от испытующего взгляда мальчишки и посмотрел на кабачок, где шумные бражники и прочий люд пили и торопливо набивали животы.

Итак, именно здесь живет любовник Филиппы. Чем больше он думал о нем, тем плотнее становился ком в горле. Что это за человек? Не привечает ли Филиппа убийцу? Криспин мог бы обратиться к шерифу, однако сама эта мысль оставила во рту кислый привкус. Нет, ни забыть об этом, ни оставить все на откуп шерифу нельзя, и уж тем более после убийства заказчика чуть ли не под носом у Криспина.

Подобное отношение плохо сказывается на деловой репутации.

Криспин углубился в зал, разыскивая трактирщика. Джек старался не отставать.

— Хозяин, а куда мы идем?

Криспин предостерегающе поднес палец к кончику носа парнишки.

— Тсс! Не шуми.

Вытянутая, зобатая физиономия делала трактирщика похожим на гончую собаку. Руки его отличались изрядной волосатостью, а ладони — шириной.

— Добрый день, добрый день, мастер. Чем могу служить?

— Я хотел бы узнать, кто поселился в верхней комнате, — сказал Криспин. — Сдается мне, это мой старинный приятель. Он такой темноволосый, смуглый…

Трактирщик бросил взгляд на лестницу и с недоумением повернулся к Криспину:

— Да, но… там ведь никто и не селился…

— Вздор! Не так давно я сам видел, как он туда поднимался.

— Ах, любезный господин, — ответил мужчина усмехаясь. — Над вами кто-то подшутил. Никто не ходил в ту комнату ни вчера, ни позавчера.

— Вот оно что, — добродушно кивнул Криспин. — Меня разыграли. Пожалуй. Надо же, какого дурака я свалял.

— Что вы, что вы. Ничего страшного не случилось. Что-нибудь закажете?

— Нет, спасибо. Я уже напился вина.

Трактирщик ушел, и улыбка Криспина тут же поблекла.

— Вы чего задумали, хозяин? — прошептал Джек.

— Послушай-ка… У меня к тебе поручение. Видишь вон ту комнату? Заберись в нее.

Джек побледнел.

— Я?!

Криспин сел за свободный стол и рассеянно покрутил в руках пустую винную кружку.

— Да, ты. Я вижу, тебя так и подмывает что-нибудь где-нибудь стащить.

Джек оглядел дверь на втором этаже, вновь перевел взгляд на Криспина. Присел рядом на лавку.

— И что мне там надо будет сделать?

Его хозяин криво усмехнулся:

— Трактирщик врет. Он сдал эту комнату одному постояльцу. Так вот, ты должен украсть его кошель.

— Мой господин! Что я слышу! После ваших проповедей!.. Разве это честный заработок?

Криспин обнял Джека за плечи и доверительно наклонился.

— Украсть кошель надо не ради денег, — заговорщицки шепнул он, — а ради всяких сведений о владельце, которые там могут содержаться. Понял?

Джек вздохнул и почесал нос.

— А если кошеля там нет? Может, он его с собой носит?

— Тогда мы дождемся его возвращения.

— А если он сидит в этой комнате?

— Так ведь ты же у нас ловкач по таким делам. Придумай что-нибудь.

Мальчишка с минуту поразмышлял, затем решительно кивнул:

— Ладно.

Он вскочил и пошел к лестнице. Достигнув верхней площадки, осмотрел темную галерею и осторожно потянул дверное кольцо. Убедившись, что дверь заперта, он еще раз огляделся кругом, опустился на колени и стал возиться с замком, пока тот не поддался.

Криспин посмотрел окрест себя, но никто, похоже, не обратил внимания на подозрительного сорванца, чему немало способствовали полумрак и чад, царившие в галерее наверху.

Джек подмигнул Криспину, тихонько приоткрыл дверь и просунул голову внутрь. Затем показал Криспину большой палец и, подобно тени, скользнул в комнату, закрыв за собой дверь.

Криспин с облегчением откинулся на лавке и принялся вертеть в пальцах кружку, убивая время, не забывая, впрочем, поглядывать наверх. Ожидание затягивалось. В зале музыкант заиграл на волынке, некоторые из посетителей принялись отбивать ритм на столешницах, а когда волынщик закончил, ему бросили несколько монеток.

Криспин поднес кружку к губам, забыв, что она пуста. Раздраженно фыркнув, он отставил ее и вновь взглянул на лестницу. Наконец дверь отворилась, и высунулась рыжая голова. Джек аккуратно закрыл за собой дверь, проскакал вниз по лестнице через ступеньку и плюхнулся на лавку подле Криспина.

— Итак?

— Нашел!

Джек сунул руку за пазуху и вытащил кошель.

Криспин немедля выхватил его из рук мальчишки, открыл достал несколько листков и, разгладив их на столе, впился глазами в непонятные закорючки.

— А что здесь написано? — прошептал Джек, заглядывая в бумаги.

Криспин покачал головой:

— Не знаю. Похоже на латынь… — Он повел пальцем по строчке. — Подозреваю, что это по-итальянски, хотя что-то я смысла не улавливаю…

Тот мужчина напоминал скорее сарацина из какой-то пустыни, а вовсе не итальянца. Не исключено, что он был торговцем, объезжавшим Средиземноморье, и это объяснило бы наличие итальянских бумаг. Но с какой стати Филиппа Уолкот решила связаться с сарацином? Мало того, что такая связь была аморальна, она еще напрямую нарушала церковные законы.

Он задумчиво посидел с минуту, затем сложил бумаги и сунул их обратно в кошель.

— Это надо вернуть.

— Обратно? Но, хозяин…

— И еще, дружочек, верни на место те монеты, что ты отсюда «позаимствовал».