Чтобы увидеть стальной край "падающей звезды", торчащий из залитого кровью горла.

Ничего я не успел…

Он умер мгновенно — раньше, чем удивился или испугался. Как брат.

Я бережно положил Коори на деревянный настил и шагнул к Исаи. Краем глаза видел суматоху внизу. Тени, мечущиеся над крышей и стенами. Несколько стрел, пущенных в нашу сторону.

Слышал гневные крики и вопли ужаса, лязг металла.

И никого не замечал, кроме человека, замершего передо мной, побледневшего, с трясущимися руками.

— Он быстро умер. Вы — нет.

В поединке берёт верх умелый, — считают неопытные бойцы.

Удача на стороне счастливого, — говорят победители, утрачивая юношеские заблуждения.

Справедливость торжествует, — думают те, кто живёт одной надеждой.

Но что остаётся слабому и неумелому, от которого отвернулась удача, которого предала справедливость? Ничего, кроме ярости и решимости отомстить.

Я двинулся к Исаи, на ходу вытаскивая меч из ножен. Короткий, подарок брата. Ты ведь жаждал крови, Хоно? Так испей же!

— Вини Мунэо, не меня!

Напал, как только приблизился. Слова пусты, не важно, кто метнул звезду. Чем быстрее всё закончится — тем лучше.

Тати легко обходит мою косигатану, когда я делаю первый выпад, заведомо безрассудный — и всё же я его делаю. Ладони не хватает, чтобы достать живот, а моё запястье кровоточит.

— Сначала руки пообрубаю, щенок!

Он теперь держится увереннее — видит, что зацепил. Боли нет, но надолго ли? Только бы не выронить меч, только бы удержать!

— Убийце не видать престола!

— Неужели? Поединок честный, — шипит он, несколькими взмахами заставляя меня отступать и отступать. — Окружающие не в счёт! Мальчишка мешал нам обоим!

— Тем, кому мешают люди, нельзя доверять страну!

Правый локоть скользит по перилам. Неудобно. Буду пятиться, пока не упрусь в дверь Небесного Входа, а потом?

До этого не доходит: спотыкаюсь, и судья пользуется случаем — чудом отбиваю его тати перед тем, как упасть на что-то большое и мягкое. Тело. Без разницы, чьё — клинок занесён снова, и удар будет последним.

Глаза не закрываю. Время замедлилось — говорят, так и должно быть.

Тень справа. Исаи тоже успевает заметить, отклониться — и меч, набрав ход, проносится в волоске от плеча. Перекатываюсь.

Когда говорят, что хуже и быть не может — не верьте. Хуже всегда есть, куда.

— Не-ет! Не суйся!

Защитник тяжело дышит, сам едва на ногах держится. Мчался. Безоружный. И не способный пролить чужую кровь — только врагу откуда знать? Он оборачивается к Ю…

— Исаи!!!

Всё, что можно сделать из лежачего положения — это кинуть меч. Не на землю — в противника. Придерживая за острие, толкнуть обеими руками. Словно палку в детской игре "кто дальше забросит" — потому что сдался он мне, если…

Доспехи о-ёрой плохо защищают лицо и шею — не зря Кенске советовал поворачивать при обстреле голову набок. От полоски же отменно заточенной стали, со свистом рассёкшей воздух…

— Добро и зло всегда возвращаются, — тихо проговорил Ю, бледность затопила лицо. Я поднимаюсь и молча смотрю, как жизнь покидает тело человека, убившего Дзиро и Юки. Или Коори… какая теперь-то разница?..

Скажу пару слов этому… и надо позаботиться о теле принца. Хорошо, что стрелять перестали — наверно, сопротивление подавлено. Быстро. Тишина — все смотрят на нас. И пускай смотрят, я с ним тихо поговорю!

— В драку зачем полез — усыпить не мог? Ты же божество, что за дурость?!

— Не мог. Ты бы не простил такое вмешательство.

— Что?! Я бы одно не простил — твою смерть!

— Нет. Видел бы собственное лицо там, на совете! Тогда-то я и понял: не знаю, с каких пор, но важнее блага страны для меня не потерять… тебя. — Юмеми преодолел расстояние меж нами и схватил меня за плечи, я почувствовал, как дрожат его руки. — И ведь это почти случилось! Выполняя свой долг советника, руководствуясь пользой дела в ущерб твоим чувствам, принимая «разумные» решения, я приобретал императора, но терял друга.

— Но…

— Не перебивай, сам запутаюсь! Хотя, наверно, уже нет — выбор сделан. И лишь будущее покажет, верный или ошибочный. — Он заглянул мне в глаза, и на какое-то мгновение заставил забыть о потерях. — Кай, дорожить кем-то — значит оберегать не только его жизнь, но и сердце: гордость, самолюбие, веру в собственные силы, порывистость, чистоту — все те многочисленные свойства, хорошие или дурные, что делают человека человеком. Прости, раньше я этого не понимал.

— Ох, Ю, — я обнял его — так крепко, насколько позволяла раненая рука, — и за что я тебя люблю, такое совершенство? Не покидай меня, никогда! Говорят, только утрата заставляет понять, какое место в нашей жизни занимал ушедший. Ты всегда будешь на первом, помни об этом!

— Несчастное государство, которому достались такой император и такой ки-рин, — вздохнул юмеми, не скрывая довольства в голосе.

— Думаю, не хуже прочих, — возразил я. — Уж как-нибудь справимся. Больше-то некому. И… надо отдать последние почести принцу. Ю, почему он скрытничал?! Почему?

— Ты меня спрашиваешь? Ему этот вопрос и задашь!

На мгновение я уставился в лицо друга, затем опрометью бросился к неподвижному телу, к которому уже шли по настилу несколько человек. Неужели жизнь не покинула тебя?!

— Коори! Держись, мышонок! Эй, носилки сюда!

Кровь стоит в ямочке горла — не понять, бьётся жилка или нет. Главное, не вытаскивать орудие убийства. Металл отворяет Кровь. Но он же и запирает! Или течь уже нечему?

— Ты ответишь за смерть принца!

Оборачиваюсь: это Кенске пинками подгоняет невысокого толстого человечка. Лицо бывшего придворного летописца серое, как старый моккан, даже алые отблески пламени не оживляют его. Ещё живой, но уже мертвец.

— Постой, Огата. Духи смерти слетаются на падаль. Если принц выживет, я… он заменит смерть изгнанием.

"Если Коори поправится, кем станешь ты?" — шепчет подленький голосок, я вскидываюсь на Мунэо, но губы предателя шевелятся в молитве. Неужели это мои собственные мысли? Какая мерзость…

— Есть здесь хоть один лекарь?! Ю!!! — лоб ещё тёплый, только в волосах запутались снежинки. Редкие белые звёздочки тают под моим прикосновением, оставляющим кровавые следы. Бедное дитя, бедное глупое дитя, не доверявшее никому…

— Посторонитесь, пропустите госпожу! Да не толкайтесь вы, разольёт!

Женщина? Наверно, сестра принца и вдова изменника.

— Пожалуйста, уйдите… — слова замирают у меня на губах, а едва заметная зелёная искорка мечется в воздухе, выделывая бешеные круги над головой принца. — Мэй?

— Богиня отправила посланника — я пришла. Подержите, господин Кайдомару!

Просьба, больше смахивающая на приказ — и в моих руках чаша, до волнистых перламутровых краёв заполненная прозрачной жидкостью. Не умеешь ты, Ю, вещи прятать…

— Что в ней?

— То, что дарует жизнь. Мне надо сосредоточиться.

— Простите.

Насмешка судьбы или пророчество? Всё-таки он существует, эликсир бессмертия! Существует!

— Если госпожа Мэй-Мэй воскресила меня водой из Родникового Святилища, то и озёрная сгодится, я так думаю.

Ясумаса становится позади девушки, ободряюще смотрит на меня. Да ведь это он прокладывал ей дорогу! Что ж, в руках целителя простая вода — лучшее снадобье. Богиня, помоги ей! Изначальные Силы, сотворившие наш мир — явите чудо своим детям!

Глаза закрыты, губы тихо шепчут… нет, напевают. Пальцы, смоченные в чаше, тычутся в застывшую маску смерти, спускаются вниз, к горлу… совсем детское, кадыка — и того нет, немудрено было за девушку принять… цепляют за острый металлический выступ… не надо!!!

— Она знает, что делает, — ладони Ю у меня на плечах. — Доверься ей, ведь она — светлая мико!

Но я чувствую: что-то идёт не так. Кровь… как много крови! Ключом бьёт, и ладони Мэй, черпающие покрасневшую воду горсть за горстью и поливающие рану, уже алые.

— Богиня, помоги мне! — вскрикивает она, открывая глаза, умоляюще глядя на нас. — Помогите, кто-нибудь! Не получается…