Самым острым вопросом борьбы с кризисом в 1935 году стал вопрос о социальных гарантиях трудящимся — эту битву сторонники «Нового курса» выиграли с великим трудом Республиканцы утверждали, что с прохождением инициированного правительством билля (согласно которому запрещался детский труд) «дети перестанут помогать своим родителям». Рузвельт всю свою жизнь чрезвычайно гордился этим своим законом.

Дефицит федерального бюджета достиг семи миллиардов долларов в год. Главное: семь миллионов американцев все еще не могли найти работу. Верховный суд США квалифицировал несколько ключевых программ как неконституционных. Противники ощутили силу Рузвельта и начали заранее группироваться для решительного политического боя.

Ярость богатой Америки была очевидна Напомним, что республиканцы правили на протяжении большей части предшествующих восьмидесяти лет и приход Рузвельта в Белый дом был для них во многом аберрацией. Растущая уверенность республиканцев быстро перешла в самоуверенность. И здесь богатые, хорошо образованные, солидарные и уверенные в себе республиканцы допустили несколько существенных ошибок

Президента ненавидели сильнее, чем кого-либо из «защитников униженных и угнетенных» со времен Уильяма Дженнингса Брайана. На Уолл-Стрит начинали собирать специальный фонд, который хотели предложить Рузвельту, если он откажется от должности президента Здесь внимательно смотрели за родственниками Рузвельта, за его привычками и, конечно же, в первую очередь за его ошибками. Не счесть анекдотов или просто грязных историй о филателисте-инвалиде, крадущем марки, и т. п.

Альфред Смит — постоянный конкурент Рузвельта в демократической партии, занятый в данный момент борьбой против рузвельтовского закона о запрете детского труда, прибыл в Вашингтон в безупречной шелковой шляпе и произнес истерическую речь о том, что «Новый курс пахнет коммунистической Россией». Ветеран американской политической сцены Альф Смит объяснил сидящим перед ним владельцам Америки, что Рузвельт и его «мозговой трест» застали социалистов купающимися в пруду и похитили их одежды. «Новый курс» рвется к классовой борьбе, он включает в свою программу все новые и новые идеи социалистов. Седовласый, по-новому импозантный Смит завершил свою диатрибу словами: «Следует сделать выбор. Может существовать лишь одна столица, Вашингтон или Москва». Речь была признана фантастически успешной (она таковой и была трудовая Америка увидела своих противников воочию). Богачи, такие, как Пьер Дюпон, назвали эту речь «превосходной». Но, как оказалось, эта речь была превосходна, прежде всего, для президента Рузвельта Не затратив ни цента, он без малейших усилии указал американскому народу, кто его главный противник.

Богатая Америка легко нашла и более проницательные и умудренные таланты. В главных нью-йоркских изданиях негативную в отношении «Нового курса» позицию занимали Уолтер Липпман, Дороти Томпсон, Марк Салливэн. Активен был крупный историк Чарльз Бирд, утверждавший, что «обаяние рузвельтовского руководства определенно погасло».

Многие советники подталкивали Рузвельта вступить в борьбу, которую он так любил, но неимитируемое «чувство времени» говорило ему, что главные эмоции следует приберечь до осени. Страна не может жить почти год в обстановке словесной гражданской войны. ФДР лишь попросил сенатора Робинсона (коллегу Смита по выборам 1928 года) отреагировать на смену Альфом Смитом «коричневой мягкой шляпы на жесткий, обтянутый шелком котелок». А Икес не удержался и процитировал собственный ответ Смита на обвинения в социалистических пристрастиях в кампании 1928 года.

Лучше других защищал Рузвельта от обвинений в социалистических пристрастиях лидер американских социалистов Норман Дэвис, человек с патрицианской внешностью и характерным вибрирующим голосом. Вместо лозунга «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Рузвельт придерживается своего боевого клича: «Рабочие и мелкие держатели акций, очистите Уолл-стрит». А этому лозунгу в Америке рке более сотни лет, его провозглашал еще президент Эндрю Джексон. Сам Рузвельт считал обвинения в «левом уклоне» смехотворными. Он в принципе не выносил доктрин. Он верил в здравый смысл и ненавидел догмы. Он был «практичным» человеком.

Хотя, как мы отметили выше, еще семь миллионов американцев не могли найти работы, Верховный суд уже начал бороться с рузвельтовским законодательством Постепенно Верховный суд становился главным оплотом и сборным пунктом антирузвельтовской оппозиции. Противники Рузвельта утверждали, что его главное достижение — социальное страхование — представляет собой грабеж американских рабочих, содержащих бездельников. «Если вы хотите получить свои деньги назад, голосуйте третьего ноября правильно». Большая пресса традиционно принадлежала богатым республиканцам «Чикаго Трибьюн», скажем, ежедневно на лицевой полосе обозначала число дней, оставшихся до выборов — освобождения страны от ига Рузвельта.

Мэр Нью-Йорка Фиорелло Лагардия сказал: «Я могу сходить на рынок и купить попугая за два доллара, и через некоторое время я смогу научить его говорить «Пособие по бедности, пособие по бедности, пособие по бедности». Но это не означает, что попугай поймет суть экономических проблем». Оппоненты государственной помощи бедным и пострадавшим от кризиса вели борьбу с Рузвельтом и его курсом с жестокой решимостью. Владельцы потогонных фабрик Севера и южные плантаторы пришли в ярость, потому что Рузвельт лишал их самой дешевой рабочей силы. Получателя государственной помощи они изображали — в виде землекопа.

Консервативный истеблишмент начал борьбу с президентом при помощи Верховного суда страны, чьи девять судей были неснимаемы, пожизненно избранными по Конституции США, и потому независимы от исполнительной власти. Конфликт назревал постепенно. За сто сорок лет своей истории Верховный суд Соединенных Штатов признал неконституционными лишь шестьдесят законов, но за один год правления Рузвельта он признал несоответствующими Конституции одиннадцать его законодательных инициатив. Четверо из судей были большими сторонниками laissez faire, чем, возможно, сам Адам Смит, и все распоряжения Рузвельта, означавшие вмешательство государства в экономическую жизнь страны, рассматривались ими как грубейшее нарушение конституции. Остальные судьи периодически меняли свою позицию.

Верховный суд при этом обнаружил спасительную для себя гибкость. В разгар битвы против расширения своего состава он признал конституционным Закон Вагнера — сердцевину рабочего законодательства Рузвельта Наиболее одиозный обскурант из Верховного суда вышел в отставку. В конечном счете Рузвельт отступил в ожидании лучших времен, а защитники социальных привилегий сделали важные шаги навстречу, чтобы не доводить пар в социальном котле до критической отметки.

В черный для ФДР понедельник Верховный суд признал неконституционной Администрацию национального возрождения (NRA — National Recovery Administration). Черным этот понедельник сделало не запрещение NRA, а исключительная агрессивность принятого решения. Президент практически именовался нарушителем законов. Суд беспрецедентно предупредил законодательную и исполнительную власть не пытаться обуславливать свои распоряжения ссылками на конституционное право.

Рузвельт посчитал, что покорное смирение в данном случае будет равнозначно полной сдаче позиций. Через день он созвал пресс-конференцию, на которой назвал решение Верховного суда «самым важным судейским решением со времен дела Дреда Скотта». Рузвельт дал свое трактование судебной системы страны. Сорок восемь штатов вовсе не были неким слабо связанным между собой сообществом Верховный судья не осознает масштаба кризиса, охватившего всю страну. Министр юстиции, настроенный пессимистически, предупреждал президента: «Они собираются уничтожить нас». Верховный суд признал неконституционной деятельность AAA как неконтролируемое вмешательство федерального правительства вдела штатов. В Айове фермеры той же ночью сожгли чучела членов Верховного суда. Все законодательство «Нового курса» было под угрозой отмены. В этой ситуации Рузвельт посчитал необходимым дождаться результатов национальных президентских выборов, чтобы заручиться массовой поддержкой.