– Тамара Павловна, ну вот что вы все время пугаетесь? – спросила Ольга.
Секретарша теснее прижала ладонь к груди и пошла пятнами.
– Я? А что?! Я – ничего!
Ольга только головой покачала. Ну вот как с ней разговаривать? Встала из-за стола, прошла в закуток, воткнула чайник в розетку. Тамара, когда Ольга мимо нее проходила, прижалась спиной к стене и даже, кажется, живот втянула, будто стараясь стать как можно меньше и незаметнее. При ее гренадерском росте и необъятном бюсте получалось это не очень, прямо сказать.
Ольга достала из шкафчика чистую чашку, насыпала в чайник заварки.
– Олечка Михална? – Тамара Павловна высунулась из-за угла. – А вы что-то хотели, да?
– Я думала, раз вы на кухне были…
– Я?! Была? А что? – Тамара еще больше округлила глаза.
– Так я хотела вас попросить чай заварить.
– Я сейчас заварю. – В лице Тамары читалось облегчение, будто она опасалась, что Ольга ее попросит не чай заваривать, а доставить шифровку через линию фронта.
– Я заварила уже, – Ольга кивнула на чайник.
Тамара снова схватилась за сердце.
Да что ж такое, в самом деле? Корвалолу ей купить, что ли?
Ольга налила чаю, вернулась за стол. Прихлебывая из чашки, она придвинула к себе ведомости и снова занялась расчетами. Надо только сосредоточиться, выкинуть из головы все лишнее, и тогда дебет непременно сойдется с кредитом.
– Олечка Михална…
Ольга подняла глаза от бумаг. Тамара все еще маялась в дверях.
– Да, Тамара Павловна?
– Я вот спросить хотела…
– Спрашивайте, конечно.
– Вы сегодня во сколько уходите?
Ольга взглянула на часы. Батюшки-светы! Времени-то! Через полчаса у Машки утренник начнется, а еще же пленку надо в фотоаппарат зарядить…
– Вот сейчас прямо и ухожу, Тамар Павловна!
Ольга быстро встала из-за стола. Баланс она доделает вечером, а сейчас надо пленку для фотоаппарата найти. Куда ж она задевалась, пленка-то? Неужели она дома ее забыла? Ольга наморщила лоб. Пленку она заранее купила. И положила в сервант… С утра она ее из серванта достала, это точно. А потом началась эта возня с поиском ключей, а затем она нашла у Стаса в кармане помаду и лак… Ольге снова сделалось неприятно, будто сквознячок прошел по щеке. Все же почему он ее купил, помаду эту? И лак еще. И такого цвета… Ольга сроду ногти не красила, а уж тем более в эдакий хищно-красный… Как же этот цвет называется? Она ведь знала, преподаватель по рисованию, милейший Григорий Матвеевич, рассказывал. Что-то про коршуна, про голубя… Ольга наморщила лоб, вспоминая. Голубиная кровь, вот как этот цвет называется. Очень точное название. Ольга представила себе, как будет выглядеть, когда накрасит губы и ногти дареным Диором. Очевидно, как женщина-кошка, только что выпотрошившая зазевавшуюся пичужку. Б-рр… Даже подумать неприятно. А между тем все женские журналы, которые Тамара Павловна взахлеб читает, в один голос уверяют: мужчинам нравятся хищницы. Неужели правду пишут? Может, действительно нравятся? И не только каким-то там абстрактным непонятным мужчинам, но и ее Стасу – тоже? Может, ему захотелось перемен, новизны? Чтобы жена встречала его не в джинсах, а в алом атласном неглиже? В конце концов, они ведь не первый год женаты. А мужчины не терпят однообразия, во всех журналах пишут… И если жена не может быть разной, они заводят разных женщин…
– Господи, да что тебе дались эти журналы! – одернула себя Ольга.
У нее со Стасом настоящая, большая любовь! Может быть, тем, у кого такой любви нет, и нужна экзотика и постоянная смена ощущений – всякие женщины-кошки и тому подобное. Но не Стасу. Просто он действительно ничего не понимает в косметике. Спросил, наверное, у продавщицы: какой, мол, цвет самый лучший, ну та и посоветовала. У продавщиц – у них со вкусом известно как…
Да где же пленка-то?
Ольга вытряхнула на стол содержимое сумки и вздохнула с облегчением: сверху лежали три коробочки с пленкой. Кое-как позасовывав все обратно в сумку (Диора она мстительно затолкала на самое дно), Ольга зарядила фотоаппарат.
– Тамара Павловна! Я ушла! У Машки утренник сегодня, я обещала не опаздывать!
Тамара снова прижала лапки к груди. На сей раз в лице у нее вместо испуга было умиление.
– Ой! Машенька! Прелесть девочка у вас, Олечка Михайловна! Не девочка, а ангел небесный, ей-богу!
Удивительная все же женщина у них секретарша. Вроде бы приятные вещи говорит, Машку прелестью называет, более того, ангелом, а слушать ее не хочется. Уж такой елей в голосе, что просто во рту липко делается. И почему-то возникает желание руки помыть.
Ольга перекинула сумку через плечо.
– Ангел, точно. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Все, Тамар, я убежала. А то, если опоздаю, этот ангел мне устроит Содом и Гоморру. Вы Стаса не видели?
Умиление у Тамары на лице мгновенно сменилось испугом.
– Ой! Так он в гаражах! А что?!
– Да хоть спросить, собирается он или нет.
– Ой! А куда?!
На сей раз в глазах у Тамары Павловны был неподдельный интерес. Она даже забыла прижать ладошки к груди.
– Так к Машке же, на утренник! – Ольга удивленно посмотрела на Тамару и покачала головой. Что за странная женщина! Куда еще Стасу собираться посреди рабочего дня? И заспешила по коридору, поглядывая на часы.
Тамара постояла у стеночки, прижимая лапки к груди, еще минуточку, дождалась, пока стихнут на лестнице Ольгины шаги, на всякий случай выглянула в коридор – точно ли хозяйка ушла?
Обернувшись, нет ли кого в коридоре – а то уборщица тетя Маша уж очень любит в самый неподходящий момент вывернуть из-за угла со своей тряпкой, а уши у тети Маши – о-го-го, – Тамара подошла к телефону и набрала хорошо знакомый номер.
Прикрыв трубку сложенной ковшиком ладошкой, Тамара заалокала в трубку:
– Алло? Это я! Ушла… Да, упорхнула. Теперь до вечера не жди, у девчонки у ихней праздник, побежала туда, ага.
У Тамары были самые веские основания опасаться, что, если кто-нибудь донесет хозяйке о том, чем она тут занимается, – жди беды. Хозяйка, конечно, тетеха тетехой, но в тихом омуте, как говорится, черти водятся.
* * *
Малиновая «девятка» въехала во двор автосервиса на полном ходу, обдав Ольгу потоками грязной воды из лужи. Брызги веером разлетелись из-под колес. В последний момент Ольга успела отскочить, но грязь все равно попала на подол юбки. Ольга судорожно принялась отряхивать подол. Надо скорее-скорее счистить грязь, а то хороша она будет на утреннике вся в пятнах, как леопард.
Да что ж за люди вокруг! Ну почему у нас облить человека грязью – в порядке вещей?
Пятна кое-как удалось затереть. Ольга посмотрела на свой носовой платок – грязный, скомканный – и бросила его в урну. Все равно не отстирается.
Из машины вразвалочку вышли двое бритых парней в черных кожанках. У одного в зубах была зажата сигарета. Затянувшись и выпустив колечко дыма, парень бросил «бычок» прямо на клумбу, красовавшуюся у въезда, придавил обутой в грубый ботинок ножищей, втаптывая в грязь последние осенние астры, которыми Ольга так гордилась.
От того, как этот парень топтал – походя, даже не взглянув – ее клумбу, которую она сама любовно обустраивала, чтобы было красиво, чтобы радовало глаз, – у Ольги на глаза навернулись слезы. Другая бы на ее месте, наверное, гаркнула на парней: что вы, мол, делаете! Но Ольга не умела ни гаркать, ни на место людей ставить, ни носом тыкать. Она умела легко и весело выполнять любую домашнюю работу, воспитывать детей, составлять квартальные отчеты, готовить завтраки, утирать простуженным домочадцам носы и ставить горчичники. Она умела в зачатке свести на нет любой конфликт в семье, помирить детей, угодить свекрови, которую искренне любила просто потому, что это – мама ее обожаемого, дивного, единственного в мире мужа. Но, столкнувшись с откровенным хамством, Ольга пасовала. Она впадала в ступор, и из глаз сами собой лились слезы – по-детски крупные и горькие.
