Филиппа показала жестом, что она должна идти в сторону лестницы в тыльной части здания. Анна двинулась, но при этом не склонила головы. Более того, она в упор посмотрела на Филиппу, демонстративно не желая выразить ей почтение. Лицо леди побагровело от злости.

— Поднимайся по лестнице и подумай о том, что твоя непокорность в будущем принесет неприятности твоей семье. Иди. А ты, Мэри, подними одежду Анны. Тебе придется надеть ее, чтобы уехать из Уорикшира. Мы не можем позволить, чтобы тебя увидели и наши усилия оказались напрасными.

На лестнице было темно. Пролет узких каменных ступеней вел к башне, которую использовали лучники во времена осады. В настоящее время здесь хранились бухгалтерские книги, потому что сюда нельзя было войти иначе, как только через спальню хозяйки. Обхватив себя руками, Анна карабкалась вверх, чувствуя, как холод проникает в нее до самых костей. А возможно, этот холод шел изнутри.

У нее ныло сердце. Никогда раньше она не чувствовала себя отрезанной от семьи. Она спала в спальне для горничных — это было самое далекое расстояние от матери, но она могла видеться с ней. Возможно, глупо плакать из-за того, что ты покидаешь замок, но у нее не было другого дома.

Анна вся дрожала, когда добралась до маленькой спальни. Она могла дотронуться пальцами руки до одной стены и коснуться ступней стены противоположной. В спальне было довольно темно, потому что свет проникал только через узкие бойницы в каменной стене. В узкие отверстия со свистом врывался ветер, отчего дрожь в спине становилась еще сильнее.

Наверное, все это ей снится. И этот кошмар закончится, стоит ей лишь проснуться. Она погладила пальцами перед юбки, нащупала аккуратно подшитый край. Она делала все это собственными руками, допоздна засиживаясь вместе с другими горничными у очага. Мэри так любила модно одеваться, что все были причастны к усовершенствованию ее гардероба.

Платье было замечательным, но предназначалось не для нее. Корсет был чуточку длиннее в талии, чем требовалось, и давил на бедра. Ей бы слегка переделать его, но она не решалась сделать это сейчас. Муж Мэри может появиться в любой момент.

Именно ее муж.

Анна задумалась об этом. Она не боялась мужчин, но она их не знала. Она жила под строгим присмотром и приказывала себе не смотреть на мальчишек, которые пытались завладеть ее вниманием. Это неестественно — не уметь общаться с юношами, а сейчас к тому же казалось и неразумным. Что, если она не понравится шотландцу? Она не знает, как вести себя с ним.

Трепет пробежал по ее телу, когда она подумала о своих брачных обязанностях. Может быть, она должна уклоняться от этого. Если она родит младенца, как того требовала Филиппа, в ней больше не будет необходимости. Ужас наполнил ее сердце, когда она подумала о том, в какую ложь ее втравила Филиппа. Сглотнув комок в горле, Анна приказала себе не поддаваться панике. Она должна думать. Ей нужно придумать, каким образом она сможет сообщить обо всем отцу. Она не может рассказать шотландцу об обмане — он просто отправит ее домой в жестокие руки Филиппы. При мысли о том, что ее сестренку Бонни отдадут во власть проходимцу, у нее тоскливо заныло под ложечкой. Только отец имел возможность защитить ее и семью.

И он защитит. Анна верила в это. И она должна что-то сделать для этого, это была единственная надежда.

Она напишет ему письмо. Повернувшись, она посмотрела на письменный стол, за которым провела много часов, занимаясь бухгалтерскими книгами. Здесь были чернила и пергамент.

Да, но каким образом она его доставит? Двор — это место, где дворяне толпятся вокруг королевы. Только очень опытный человек сможет передать письмо во властные руки ее отца. Его секретарь часто в течение нескольких месяцев не мог передать письмо своему высокородному господину.

Однако она не намерена покорно подчиниться закланию. Филиппа способна убить ее, в этом Анна не сомневалась. Если она будет жить здесь, постоянно существовала опасность, что раскроется правда.

Сев за стол, Анна медленно вытащила пробку из маленькой чернильницы. Сделанная из керамики, она содержала достаточную порцию черных чернил. Взяв гусиное перо, Анна макнула его в чернильницу. Она писала аккуратно, выводила буквы красиво. При этом она прислушивалась, нет ли шагов на лестнице, опасаясь, как бы ей не помешали осуществить задуманное.

Анна запечатала письмо воском, но не поставила печати дома. Аккуратно засунув его в бухгалтерские книги, она вознесла молитву, чтобы ее отец оказался дома в день квартальных платежей, когда выплачивают деньги слугам. До этого было еще четыре месяца, но ожидалось, что хозяин непременно заплатит каждому слуге собственноручно. Сколько Анна себя помнит, отец свято придерживался этой традиции и клал каждую заработанную ею серебряную монету ей в ладонь, когда она стала достаточно взрослой и заслуживала это. Она не могла отправить отцу письмо, но могла оставить его здесь, чтобы отец обнаружил его позже. Без печати никто не узнает, откуда пришло письмо, и его могут оставить нераспечатанным до приезда хозяина. Иногда леность Филиппы может оказаться благом.

Анна помолилась так горячо, как не молилась никогда.

А тем временем она должна подумать о тактике, благодаря которой смогла бы удержать шотландца от того, чтобы не были осуществлены брачные отношения. Ей требовалось время. Она на миг почувствовала себя виноватой, но затем преодолела это чувство. Мужчина был не виновен, но она не могла отнестись к нему со всей душой. Впервые в жизни она собиралась быть недоброжелательной к незнакомцу, но у нее не оставалось другого выбора. Она будет отшучиваться, уклоняться от его прикосновений как можно дольше, просить Господа даровать ей способность держать его на расстоянии вытянутой руки.

Это была самая странная молитва, которую Анна когда-либо возносила небесам.

Время тянулось медленно. Поскольку с бухгалтерскими книгами все было в порядке, она принялась шагать по спальне. Она не привыкла пребывать в праздности. В животе у нее урчало от голода. Мэри появилась с едой, когда солнце уже садилось, и лишь пожала плечами.

— Я не привыкла обслуживать и поэтому забыла принести тебе еду в обед. — С грохотом поставив поднос, она оглядела альков. — Мать говорит, что тебе придется спать здесь. Я принесу тебе кое-что из постельного белья. Это так утомительно — ждать появления мужа! Мать говорит, что я не могу вернуться ко двору, пока у тебя не появится ребенок. Хотела бы, чтобы он поторопился.

«Эгоистичное отродье».

Анна дождалась, пока удаляющиеся шаги Мэри не застучали по каменным ступеням, и лишь тогда позволила себе выплеснуть раздражение. Для напыщенной законнорожденной дочери Анна была не более чем клочок плодородной земли, которая будет обрабатываться и приносить урожай.

Однако ей следовало быть благоразумной и не выказывать недовольства. В алькове будет очень холодно ночью без огня. Анне оставалось лишь надеяться, что это безмозглое существо принесет ей что-нибудь, чтобы укрыться.

Здесь не было серебряных крышек, чтобы пища оставалась теплой. И вообще еда была очень скудной. Миска овсяной каши, уже остывшей, и кусок хлеба. Выделялись на этом фоне разве что два куска пирога. Слезы набежали на глаза Анны, когда она вспомнила, как ела вместе с Брендой всего несколько часов назад. Но она поспешила смахнуть слезы и не поддаваться слабости. Жизнь сурова, и хлюпанье — это удел детей, которые этого еще не осознали.

В животе у нее урчало, и Анна принялась за кашу. Поскольку она была голодна, еда казалась сносной. Рядом с едой стоял маленький кувшин с сывороткой. Анна сделала глоток и нахмурилась. Она не любила этот обезжиренный остаток молока. Но по крайней мере эта жидкость помогала протолкнуть в горло застывшую кашу. Не было ни эля, ни сидра, ни чего-либо другого, чем можно было бы запить еду.

Раздались шаги на лестнице, и на пороге показалась раздраженная Мэри.

— Этого хватит тебе. Я не могу таскать тюфяки из комнаты для слуг, не вызвав подозрения.