Мэри надула губы, однако она не была похожа на ребенка, который проиграл. Наоборот, на ее лице появилось выражение злорадства.
— Ты, Мэри, останешься в постели после рождения ребенка, будешь играть роль выздоравливающей после родов. У тебя будет время научиться быть благодарной за то, что ты не испытала болей родовых схваток. Она может умереть, рожая ребенка, и тогда мы окажемся в очень сложной ситуации.
Мэри сморщила нос.
— Ты не должна умереть, Анна.
— Я постараюсь.
Мэри пожала плечами и закатила глаза, явно не проявляя особого интереса ни к чему другому, кроме того, чего хотела она. Младенец в животе Анны ударил ножкой, словно понимая, что именно из-за него весь этот сыр-бор. Анна не собиралась проявлять слабость. Ее сын должен родиться в том статусе, в каком он был зачат. Да простит ее Бродик.
— Что сделала с тобой злоба этой женщины?
Айви Коппер вошла в солар, не спуская глаз с Анны. Она окинула ее взглядом с головы до ног и задержалась на животе.
— Я не могла даже предположить, что она совершит столь ужасное деяние.
Айви быстро пересекла комнату и заключила дочь в объятия.
— Я очень скучала по тебе, мама.
Стук сердца матери действовал успокаивающе.
— Не было ничего ужасного. Он хороший человек.
Мать вздохнула. Затем отступила на шаг, чтобы снова окинуть Анну материнским взглядом. Она вздохнула, однако на ее лице засияла улыбка. Она обхватила лицо дочери ладонями, в ее голосе зазвучала нежность.
— Милая Анна, ты ушла, и теперь с тобой это совершилось. Ты окунулась в безумие любви. Я не могу бранить тебя за это, не перестав любить твоего отца. Прости, что я подала тебе дурной пример.
— Ты все еще его любишь, даже сейчас?
— Ты намекаешь на мой возраст? — Айви повернулась, окидывая взглядом солар. — Да, верно, люблю.
Мать осмотрела спальню. Она была круглой формы, потому что находилась на самом верху одной из башен Уорика. Оконные рамы были очень дорогие, поскольку это была комната Филиппы. Возле окон находились три дубовых стула с украшенными резьбой спинками. Ткацкий станок для изготовления гобелена стоял заправленный нитями, словно ожидая, когда хозяйка дома приступит к работе.
Хотя Анна никогда не слышала, чтобы Филиппа занималась подобной работой.
Она пробежала пальцами по тонким нитям. На них плясали солнечные лучи. Казалось, что нити светились.
— Шелк.
— Да, — подтвердила мать. — Твой отец всегда все делал для Филиппы. Он не отказывает ей ни в чем.
В голосе матери послышалась нотка зависти. Анна улыбнулась ей.
— Он никогда не дарил ей свою любовь. Дарил только тебе.
— Ты только посмотри, что она с тобой сделала. — Айви покачала головой. — Она использует меня против тебя.
— Любовь — штука не односторонняя, мама. Ты тоже принесла жертвы ради меня.
Айви нахмурилась.
— Это не одно и то же, дочь моя. Это было недоброе дело.
Анна вздохнула. Она выглянула из окна и поняла, что окно выходит на север. Туда, где вдали находился Стерлинг. Ее ребенок принадлежал тому краю, где мужчины носили килты и длинные мечи за спиной. Уорикшир не был ее домом. Она не испытывала здесь чувства радости или уюта.
— Я верю, что добро уже начинает разрушать интриги Филиппы. Я оставила Бонни в Шотландии, вне досягаемости Филиппы. Это неплохой опыт, мама. Если это грех, я виновата.
Айви лишь покачала головой.
— Я не вправе говорить кому-то о безумствах любви. — Мать положила ладонь на округлый живот дочки. — Однако я хотела бы, чтобы твой первенец родился в более спокойной обстановке.
— Я позаботилась об этом. Ребенок займет свое законное место даже в том случае, если Филиппа будет продолжать строить свои козни. Если я начну выступать против нее, мой малыш окажется незаконнорожденным. Другого пути нет. И я не могла вынести, чтобы Камерон увез с собой Бонни. Сейчас она в безопасности. Бродик — хороший человек. Он не позволит Камерону забрать ее.
Анна почувствовала, что в нее вливается чувство уверенности. Она не отступит. Между соларом и комнатой Филиппы не было ничего, кроме занавеса в проходе. Филиппа шагнула в комнату, хмурая и злая, в ее глазах сверкнула ненависть, когда она увидела Айви.
— Я получу отмщение за веете годы, когда вынуждена была терпеть позор из-за того, что ты заняла мое место в постели моего мужа.
В комнату вошел ухмыляющийся Камерон.
Айви посмотрела на хозяйку замка, и на ее лице появилось выражение презрения — Анна впервые видела это выражение на лице матери.
— Не смотри на меня так… шлюха. — Филиппа помахала пальцем перед носом Айви. — Я здесь хозяйка. Ты здесь никто, ты просто научилась быстренько снимать юбку для удовлетворения похоти моего мужа.
— Нет, я значу гораздо больше.
Айви вскинула подбородок, в ее голосе прозвучал вызов. Похоже, хозяйка Уорикшира не знала, что делать, когда обе женщины не намерены были смириться. Филиппа тряслась от ярости, лицо ее побагровело.
— Ты попомнишь это.
Занавес ударился о стену, когда она вышла из комнаты. Камерон последовал за ней, бросив фразу:
— Ты должна оказать мне услугу и вернуть ее назад, поскольку у меня до сих пор нет младшенькой.
Анна улыбнулась. Она уже разрушила один план и сделает все, чтобы ее ребенок занял свое законное положение.
Она села за ткацкий станок, проверив предварительно, хорошо ли он смазан. Анна испытывала потребность творить. Ее руки жаждали работы. Выбрав нужную нить, она начала ткать.
— Я хочу выткать коврик для моего будущего малыша.
Анна не вставала от станка до тех пор, пока не зашли последние лучи солнца. Рано утром она продолжила работу. У нее ныла спина, ребенок взбрыкивал ножкой. Она сожалела только о том, что не может впустить в комнату свежий воздух. Иногда она прохаживалась по комнате, чтобы снять напряжение, но затем снова возвращалась к коврику, исполненная желания завершить его.
День шел за днем, и Анна даже не заметила, сколько их пробежало. Она была увлечена работой над ковриком, работала не покладая рук и хотела его непременно закончить. Ее мать составила список необходимых вещей и передала его Мэри, которая ворчала, что ей приходится таскать их, словно прислуге. Однако Айви оставалась непреклонной.
Камерону пришлось принести в солар специальное кресло для рожениц. Он грохнул его на пол с глумливой улыбкой.
— Женская работа.
Он ушел, а Айви засмеялась:
— Эгоистичный мужчина.
Она провела рукой по крепкому дубовому креслу. Сиденье было вырезано в виде большой подковы. Такое кресло позволяло матери рожать, в то время как вес ее тела поддерживал стул. Вполне практичное устройство.
Леди Мэри швырнула книгу в другой конец комнаты.
— Мама, должно же быть у старой Руфи какое-то снадобье, чтобы ребенок родился раньше срока.
— Перестань хныкать, Мэри. Осталось немного потерпеть. — Филиппа сердито сверкнула глазами. — Это единственный шанс обеспечить тебе этот брак без риска для твоей жизни. Ребенок должен быть сильным и здоровым. И нельзя заставлять его появляться на свет раньше срока.
Мэри надулась.
Филиппа прищурила глаза. Затем оглянулась и посмотрела на занавес. Видя, что он аккуратно задернут, она знаком подозвала Мэри, которая тут же подошла ближе.
— Руфь приготовила мне вот это.
Филиппа показала Мэри стеклянный кувшинчик. На дне жидкости была видна смесь листьев и полоски коры. Филиппа поставила его на туалетный столик.
— Если это влить в вино, то выпивший его погрузится в сон, от которого никогда не пробудится.
Мэри ахнула, однако на ее лице появилось выражение нескрываемой радости. Она протянула руку и потрогала кувшинчик.
— Когда ребенок родится, мы сделаем глинтвейн и дадим им обеим.
— Именно так.
Филиппа снова оглянулась. Удостоверившись, что Айви и Анна не могли их услышать, она потрепала дочь по щеке.
— И больше никаких капризов с твоей стороны. Все будет сделано как надо и очень скоро.