Она заплетала волосы, когда он влетел, как на крыльях, удивилась, опуская руки, смотрела огромными глазами. Он швырнул ей в лицо её письмо, а рабыня уклонилась, хмуря брови.

– Что это?.. Что… – Он тяжело дышал, испепеляя её взглядом чёрных глаз.

Ацилия посмотрела на своё письмо, брошенное на пол, подняла голову, упрямо поджимая губы, ответила:

– Вы думаете, я буду отпираться?.. Это моё письмо, это я его написала.

– Да ты… – Он, возмущённый её выдержкой, задохнулся от внутреннего содрогания. – Как ты могла? Где взяла… Да ты представляешь себе… – Замотал головой, не находя слов.

– Я всё равно буду стараться выбраться отсюда… Если вы не отпускаете меня сами, я всё попробую сделать без вас…

– Что? – Он вдруг схватил её за локти и притянул к себе, глядя прямо в глаза. – О чём ты говоришь? Ты ничего не соображаешь! Как ты можешь? Ты что, до сих пор не понимаешь, что ты – рабыня? Что ты вообще ни на что не имеешь права?

– Неправда! – упрямо повторила она прямо в его лицо. – Вы не имеете права держать меня, я не просто рабыня, как вы говорите, я – патрицианка… Вы не можете удерживать меня у себя… Вы должны вернуть меня родственникам. – Сузила глаза. – А вы даже не хотите продать… Интересно, что сказал бы ваш легат, если бы узнал, что вы держите у себя дочь сенатора?..

– Дрянь! – Он дал ей пощёчину, девчонка отдернулась, склоняя голову, зажмурилась, ожидая ещё одну.

Но Марций только руку поднял, замахиваясь, а ударить не смог. Женщина! Ну не мог он ударить её… Не мог бить, хотя и виновата – без сомнения. Но злость ещё не прошла, он подтянул рабыню к себе, притягивая руку к груди, чувствовал сопротивление, сламывая его. Попытался поймать её за запястье второй руки, чтобы контролировать обе. Но девчонка на этот раз, озлённая его пощёчиной, не давалась, мало того – начала драться да так активно, что он не успел ничего сообразить и пропустил удар ладонью по губам, но потом сориентировался, отклонился в сторону, пряча лицо, и сумел поймать её руки за запястья. Она попыталась вырваться, выкручивая руки, но он держал её крепко, вывернув их ей за спину, притиснул её к себе спиной, заговорил в ухо:

– Ну ты даёшь… Ничего себе прыть.

– Отстаньте!

Эта возня начала заводить его, вдыхая её запах, видя, как подрагивают чистые вьющиеся волосы на её затылке, ощущая её сопротивление и даже чувствуя его пропущенной пощёчиной на губах, он понял вдруг, как давно у него не было женщины, настоящей, горячей, а не расчётливой продажной проститутки. Вот ведь… Да плевать на Овидия!

Он рывком развернул рабыню лицом к себе, прижал к груди, всё также держа за запястья, попытался поцеловать в губы, но девчонка гневно дышала, сопротивляясь и сверкая глазами, дёрнулась, отвернула лицо, и он коснулся лишь её шеи, как раз под нижней челюстью у уха, где тонкая и нежная кожа.

Да в Тартар Овидия! Подальше со всеми его предрассудками… И Лелия – туда же! Всех их!

Встряхнул её с силой, аж голова мотнулась, снова дёрнул к себе, заводя её руки за спину, поймал её губы, сухие и горячие. Поцелуя не получилось, лишь коснулся губ, разжигаясь ещё больше. Ацилия дёрнулась в сторону, пряча лицо, склоняя его в бок и вниз. Попыталась освободиться, выкручивая руки, но центурион был сильным, и она ощутила с болью, как ногти его впиваются в тонкую кожу на внутренней стороне предплечий.

– Мне больно! – выдохнула она ему в лицо, вскидывая голову, сверкнула глазами.

– А ты не дёргайся… и не будет больно…

Перехватил её руки в одну и зашарил ладонью у горла, она дёрнулась, как от удара, а рука его скользнула вниз, к груди.

Ацилия так резко вскинула голову, что он и сам двинул подбородком в сторону, опасаясь удара, зашептала ему в лицо зло, с раздражением:

– Вы… Да вы… Да как вы смеете?!.. Уберите руки! – она повысила голос. – Отпустите меня!

На шум прибежал Гай, не зная, что делать. Марций заметил его краем глаза:

– Уберись отсюда!

Видимо, он отвлёкся на раба, потому что девчонка сумела-таки освободить одну руку, вырвала её и неожиданно хватила его по щеке полусогнутыми пальцами, срывая кожу. Вырвалась и бросилась в сторону выхода, вслед за рабом. Но Марций сумел нагнать её у самых дверей палатки, схватив за волосы, за полурассыпавшуюся косу. Девчонка ахнула, развернулась от дикой внезапной боли, сжимала пальцами волосы у затылка в надежде ослабить ощущения от удара. Но Марций не дал ей опомниться, схватил за плечи, бросил в угол, куда Гай сегодня только сложил чистую одежду, подмял под себя.

Она была на удивление сильной, может быть, страх или злость прибавляли ей сил, но он даже и думать не смел о такой силе в теле простой девчонки.

Как дикая кошка! Кусалась и царапалась, отбиваясь всем телом. Совладай с такой, попробуй!

После нескольких минут отчаянной борьбы Марций всё же сумел справиться с её руками, поймал запястья и с силой вдавил руки в мякоть плащей и туник на полу.

– Успокойся! Хватит! – крикнул он ей в раскрасневшееся лицо.

Она хрипло дышала, отвернув голову, и ему показалось даже, что от тщетности усилий и отчаяния у неё блеснула слеза на правом глазу, повисла на ресницах каплей росы.

Разгорячённая, злая, с румянцем на скулах, с огромными глазами, она была настоящим подарком в этой борьбе. Но Марций знал, что борьба эта ещё не закончилась.

Что это с ней? Будто в первый раз! Как это Овидий с ней справился?

– Ты что? – уже мягче спросил он. – Совсем с ума сошла? Что вытворяешь?

– Отпустите меня… – Даже бровью не повела.

– Не вынуждай меня брать тебя силой. Я не хочу насиловать тебя. Я не хочу тебя бить…

Она усмехнулась, прикрывая глаза, и Марк почувствовал, как напряглись её запястья в его пальцах. Нет, он ещё совсем не сломил её, она ещё будет бороться.

Марций склонился к её уху и заговорил полушёпотом:

– Давай на выбор: либо я, либо – все остальные… за один сестерций… Идёт?.. Могу тебя заверить, желающих расстаться со своими деньгами будет немало… Ну как? Согласна?

– Вы не посмеете… – прошептала сухими губами.

– Зря так думаешь… Будешь просто работать на меня волчицей. Всякие: старые и молодые, лысые и толстые, уроды и сволочи… Ну?! – Он толкнул её руками в запястья. – Каково, а, дочь сенатора, ну?! Гарнизонная волчица… шлюха для всех… Ну? – ещё раз толкнул в запястья, сжимая пальцами, вынуждал на ответ. – Я – или они?

Она долго молчала, думая, кусала губы.

– Будьте вы прокляты… – прошептала ему в глаза и отвернулась, и эта слеза её сорвалась, потекла по щеке.

Он отметил этот факт и понял, что будет помнить это всю жизнь, но сейчас оно было далеко от него, думал он совсем о другом.

Мешала кираса, хоть и была из кожи, и он приподнялся, ослабляя ремни, долго возился, снимая её; всё это время смотрел в лицо рабыни, впитывал каждую чёрточку: высокий лоб с влажными от волнения прилипшими волосами, большие тёмные глаза – смотрела куда-то мимо, стиснутые дрожащие губы, а под подбородком, на повёрнутой шее, отчётливо было видно, как вздрагивает живая вена.

Он ещё в первый раз, как её увидел, ещё там, в Нуманции, отметил, что она симпатичная. А ещё подумал, что она рабыня…

Не-е-ет, она не рабыня… Совсем не рабыня.

Сейчас уже она его рабыня…

«Моя… Дочь сенатора… Патрицианка…»

Он уже успокоился, забыв про всё, кроме этой девушки, все проблемы стали далёкими. Он ласкал её руки, нежную кожу от запястий и выше, он пытался целовать её лицо и губы, но она отворачивалась и избегала поцелуев, отдёргивала руки. Он чувствовал раздражение на неё, ведь сама отдаётся, что за номер тогда? Но девчонка всем видом показывала, что он насилует её, что берёт он её силой. И он разозлился на неё, забыл формальности.

«Все… Все вы, бабы, одинаковые… Все вы такие… Что те, продажные… Никакой разницы! Вам бы только деньги… А тебе что? Ради чего ты?»

Он разорвал на ней тунику от горла и вниз, открывая грудь, живот.

«Тебе лично что надо?.. Чтобы отпустил?.. Домой захотела?.. А как же Нуманция, а твой отец-предатель?.. Всё пятном на вас лежит… Какое вам домой?.. Захотела…»