Стены Нуманции рухнули на восьмой месяц, после того, как среди жителей уже давно начался голод, но никто не сдавался – ни один из правителей не пришел в римский лагерь с просьбой о милости или сострадания к свободолюбивому городу.

Римские центурии растекались по улицам и кварталам, врывались в вечерние дома, убивая всех и каждого, кто держал в руках хоть что-то, издали напоминающее оружие. Горели дома, торговые лавки, метались женщины и плачущие дети, мужчины еще пытались сражаться, и легионеры молча и жестоко подавляли любое сопротивление; шли дальше.

Центурион Марк Марций вел свою центурию к востоку от главных ворот – здесь было тише всего, пока…

Огромный дом казался пустым, рабы попрятались по углам, при появлении вооружённых легионеров разбегались, как крысы, покидали комнаты, продвигались все дальше и дальше от атриума к внутреннему двору.

– Аций, веди свою декаду по правой лестнице! Виций, ваша декада пойдет следом через интервал – прикрывайте им спину! Аспер и Факсий, вы также пойдёте – по левой!.. Поппер и Кассий, ваш второй этаж! Генор, проверь комнаты на заднем дворе, кухню и кладовые, будьте внимательны, сопротивление могут оказать и рабы!.. Даксий, поможете ему! Вар, проверьте сад и конюшни, если есть… Будьте внимательны, проверьте каждый угол! Ларсий, остаётесь здесь, проверите комнаты атрия, все, что здесь есть… – Оглядел лица своих деканусов, внимательные настороженные глаза. – Мужчин, подростков, всех, кто с оружием, убивать на месте, женщин, девчонок, детей тащите на улицу, там уже наверняка скупщики рабов… Вы первые – берите, что хотите, только будьте осторожны… Все, ребята, пошли!

Легионеры бросились выполнять короткие приказы деканусов, центурион остался в атриуме, следил, как декада Ларсия растекалась по ближайшим комнатам, сдергивая шторы, высвечивая стены пылающими звездами факелов.

Центурион Марций поудобнее перехватил рукоять короткого меча – гладиуса, – направился в кабинет хозяина дома. По пути зашел еще в две комнаты, никого там не было, лишь шторы смежных комнат дрожали, может быть, от сквозняка. В кабинете он замер, тут тоже дрожала огромная штора на всю стену, но сквозняка не было. Подошел и встал рядом. Штора дрогнула, и римлянин сделал шаг влево, занося руку с мечом на уровень горла. Прислушался. Почему ему вдруг показалось, что это не мужчина? Опустил руку с мечом чуть ниже… Женщина, подросток?

Штора снова дрогнула.

– Стой! Или я убью тебя… не глядя…

Уловил выдох из легких, несмотря на шум и крики с улицы. Рывком отдернул штору и выбросил руку с мечом. Лезвие замерло в двух пальцах от девичьей шеи чуть ниже подбородка.

Девчонка!

Он глядел на нее сверху, в бледное испуганное лицо, огромные тёмные глаза, распахнутые губы. Оглядел ее одежду – рабыня! – полотняная туника, тоненький пояс, сандалии. Моргнул, поднимая глаза, упёрся взглядом в лицо.

Симпатичная. Что ты здесь делаешь? Думаешь, спрячешься? Глупая.

Легионеры найдут, и не поздоровится тебе.

– Пожалуйста… – прошептала девушка.

Ах да!

Он опустил руку с мечом, и рабыня прижала левую ладонь к горлу, будто прикрывая рану, но там у нее ничего не было, кроме дрожащего страха. Да её всю трясло от страха, комок ужаса. Конечно, его можно было сейчас бояться, после того, как они прорвались через ворота города. Как выглядит лицо, если руки и кираса в брызгах крови и грязи?

Ты и должна бояться, потому что теперь ты в моей власти. От страха ты даже рта не раскроешь, что ни сделай сейчас с тобой. Я для тебя сейчас – ночной кошмар, воплощение ужаса!

Но она удивила его не на шутку. Заговорила вдруг, не без страха, конечно, дрожащим голосом, но быстро и уверенно, от чистого сердца, несомненно.

– Пожалуйста!.. Прошу вас… Все мы люди, и вы, и я… Прошу вас, заклинаю… Отпустите меня… Сделайте доброе дело, ведь вы не убили меня сразу, что-то остановило вас, значит, что-то есть у вас в душе, значит, вы – благородный человек… Возможно, у вас тоже есть сестра, жена или девушка, может быть, вы любите… – Перевела дыхание, и слеза сорвалась с ресниц, поползла по щеке. Это возбуждение, страх, нервы, но не истерика. Такая не будет биться головой об стену. – Я не знаю… но уж мать-то у вас точно есть, не упали же вы с неба… О, боже, что я говорю?.. – Но он не обиделся при упоминании матери, смотрел прямо. – Прошу вас, взываю к вам, к тому благородному, что есть у вас, отпустите меня… Прошу вас… Отпустите… Умоляю… – Она замолчала, поджимая дрожащие губы, смотрела на него влажными глазами, наверное, думала, что не тронула центуриона и попробовала зайти с другой стороны, – Если хотите, я… я могу заплатить вам… – Склонила голову, вынимая из мочек ушей тяжелые золотые серьги с красными камнями, протянула центуриону со словами:

– Возьмите… Возьмите, пожалуйста…

Марций долго глядел на неё, рассматривая тонкое лицо, большие темные глаза. Рабыня… Откуда у неё такие серьги? Украла, пока хозяева дома безразличны? Пока никому нет до этого дела? В этой-то суматохе…

– Украла?.. – усмехнулся, дрогнув губами. – На краденое пытаешься свободу себе купить?

Она отрицательно замотала головой, выбившиеся волосы у висков колыхнулись, на щеках выдавился румянец.

– Нет-нет, это моё… Поверьте мне… Прошу вас…

Почему он верит ей? За что доверяет? Видит в первый раз… Кто она такая?

Слабость! Все это – слабость!

Хорошо, что он один здесь, и рядом нет легионеров его центурии…

Марций медленно убрал в ножны меч, не сводя с неё глаз, девчонка подтянулась, вжимаясь в стену, хрипло задышала, пряча ладони за собой, глядела в упор с жемчужинами слез на ресницах.

Рабыня. Что толку с тебя? Выкупа за тебя не предложат, а свободу ты хочешь купить на серьги, которые где-то, наверное, украла, а может, и впрямь заработала честными путём. Любовник подарил? Если не украла, по твоим словам, то где тогда взяла?

Поджал губы, говоря сухо:

– Уходи отсюда… – Плечи её враз поникли с нескрываемым облегчением, она-то думала, зачем он руки освобождает? – У атриума охраны нет, пройдешь аккуратно – никто не заметит… Через Главные Ворота не иди, там сейчас жарко… Ищи другие пути и беги, беги отсюда подальше…

Она даже ничего не смогла сказать, спазм перехватил горло, бросилась мимо него вон, а центурион постоял, кусая губы. Слабость все это… Души или тела?.. Все одно – слабость…

После сожжения Нуманции рабов было немного, в городе последние месяцы царил голод, да и жители неохотно шли в плен, мужчины почти все сражались до последнего. Скупщики с каждым днем повышали цены на живой товар, выискивая кого помоложе да посимпатичнее и кого ещё можно было продать где подальше, если откормить и привести в товарный вид. Воины за дни грабежа натащили на потеху много женщин, а теперь потихоньку избавлялись от них, не зная, на что прокормить.

Группы рабов уходили далеко на северо-восток, к Риму, там они будут востребованы. Местные сутенёры скупали самых смазливых и молодых, потом, когда все воины избавятся от своей добычи, они станут приносить своим хозяевам небольшой, но постоянный доход.

Центурион Марций к женщинам был равнодушен, поэтому не захватил себе добычи такого рода, хотя легионеры его центурии приволакивали ему двух женщин на выбор – он отказался! Зачем они ему? Даже если и одна, что с ней делать? Проще заплатить за одну ночь, чем жить с женщиной под одной крышей. Её нужно терпеть, одевать и кормить, да ещё какая попадется – не знаешь. Одному в этой жизни всегда проще.

Возвращаясь из Нуманции, его центурия попала в засаду. Воинов в Нуманции было немного, но они уже оправились от первой растерянности, сумели организовать достойное сопротивление римской центурии, расслабившейся с награбленной добычей и с женщинами. Каждый думал, как сохранить свой трофей – мальчишки! Недавнее пополнение… Многие полегли, а виноватым остался один – их центурион, не сумевшей вовремя организовать оборону.