На другой день представитель Гельсингфорса и Свеаборга, матрос Шишкин, говорил на ту же тему короче и внушительнее: "Коалиционное министерство у моряков Балтфлота и гарнизона Финляндии ни доверием, ни поддержкой пользоваться не будет… Против создания коалиционного министерства матросы подняли боевые флаги". Аргументы от разума не действовали. Матрос Шишкин выдвинул аргумент от морских орудий. Его вполне одобрили другие матросы, стоявшие на часах у входов в зал заседания. Бухарин рассказывал позже, как "матросы, поставленные Керенским для охраны Демократического совещания от нас, большевиков, обращаются к Троцкому и спрашивают, потрясая штыками: а скоро ли этой штукой можно будет поработать?" Это было лишь повторением вопроса, который матросы «Авроры» ставили на свидании в «Крестах». Но теперь сроки приблизились.
Если отвлечься от оттенков, то в совещании легко установить три группировки: обширный, но крайне неустойчивый центр, который не смеет брать власть, соглашается на коалицию, но не хочет кадетов; слабое правое крыло, которое стоит за Керенского и коалицию с буржуазией без всяких ограничений; вдвое более сильное левое крыло, которое стоит за власть советов или за социалистическое правительство. На собрании советских делегатов Демократического совещания Троцкий выступал за передачу власти советам. Мартов — за однородное социалистическое министерство. Первая формула собрала 86 голосов, вторая — 97. Формально лишь около половины рабочих и солдатских советов возглавлялась в этот момент большевиками, другая половина колебалась между большевиками и соглашателями. Но большевики говорили от имени мощных советов наиболее промышленных и культурных центров страны; в советах они были неизмеримо сильнее, чем на совещании, а в пролетариате и армии — неизмеримо сильнее, чем в советах. Отсталые советы непрерывно подтягивались к передовым.
За коалицию голосовало на совещании 766 депутатов, против — 688 при 38 воздержавшихся. Оба лагеря почти уравновесились! Поправка, исключавшая кадетов из коалиции, собрала большинство: 595 голосов против 493 при 72 воздержавшихся. Но устранение кадетов делало коалицию беспредметной. Поэтому резолюция в целом была провалена большинством 813 голосов, т. е. блоком крайних флангов, решительных сторонников и непримиримых противников коалиции, против центра, растаявшего до 183 голосов при 80 воздержавшихся. Это было самое дружное из всех голосований; но оно было так же пусто, как и идея коалиции без кадетов, которую оно отвергало. "По коренному вопросу… — справедливо пишет Милюков, — совещание осталось, таким образом, без мнения и без формулы".
Что оставалось делать вождям? Попрать волю «демократии», которая отвергла их собственную волю. Созывается президиум с представителями партий и групп для перерешения вопроса, уже разрешенного пленумом. Результат: 50 голосов за коалицию, 60 — против. Теперь, кажется, ясно? Вопрос об ответственности правительства перед постоянным органом Демократического совещания принимается тем же расширенным президиумом единогласно. За дополнение этого органа представителями буржуазии поднимается 56 рук против 48, при 10 воздержавшихся. Появляется Керенский, чтобы заявить: в однородном правительстве он участвовать отказывается. После этого задача сводится к тому, чтобы отправить злополучное совещание по домам, заменив его таким учреждением, в котором сторонники безусловной коалиции были бы в большинстве. Чтобы достигнуть необходимого результата, нужно лишь знание правил арифметики. От имени президиума Церетели вносит на совещание резолюцию в том духе, что представительный орган призван "содействовать созданию власти" и что правительство должно "санкционировать этот орган": мечты об обуздании Керенского, таким образом, сданы в архив. Пополненный в надлежащей пропорции представителями буржуазии будущий Совет республики, или предпарламент, будет иметь своей задачей санкционировать коалиционное правительство с кадетами. Резолюция Церетели означает прямо противоположное тому, чего хотело совещание и только что постановил президиум. Но развал, распад и деморализация так велики, что собрание принимает предложенную ему слегка замаскированную капитуляцию 829 голосами против 106 при 69 воздержавшихся. "Итак, пока что вы победили, господа соглашатели и господа кадеты, — писала газета большевиков. — Делайте вашу игру. Приступайте к новому опыту. Он будет последним — за это мы вам ручаемся". "Демократическое совещание, — говорит Станкевич, — поразило даже самих инициаторов чрезвычайным разбродом мысли". В соглашательских партиях — "полный разлад"; справа, в среде буржуазии, "ропот ворчания, передаваемая шепотом клевета, медленное разъедание последних остатков авторитета власти… И лишь слева — консолидация сил и настроения". Это говорит противник, это свидетельствует враг, который в октябре еще будет стрелять по большевикам. Петроградский парад демократии оказался для соглашателей тем, чем для Керенского — московский парад национального единства: публичной исповедью несостоятельности, смотром политического маразма. Если Государственное совещание дало толчок восстанию Корнилова, то Демократическое совещание окончательно расчистило дорогу для восстания большевиков.
Прежде чем разъехаться, совещание выделило из себя постоянный орган путем делегирования в него каждой из групп 15% своего состава, всего — около 350 делегатов. Учреждения имущих классов должны были получить, сверх того, 120 мест. Правительство от себя прибавило 20 мест казакам. Все вместе должно было составить Совет республики, или предпарламент, которому предстояло представлять нацию до созыва Учредительного собрания.
Отношение к Совету республики сразу превратилось для большевиков в острую тактическую задачу: идти или не идти? Бойкот парламентских учреждений со стороны анархистов и полуанархистов продиктован стремлением не подвергать свое бессилие проверке со стороны масс и сохранить тем свое право на пассивное высокомерие, от которого врагам не холодно, а друзьям не тепло. Повернуться спиною к парламенту революционная партия может лишь в том случае, если ставит себе непосредственной целью опрокинуть существующий режим. В годы между двумя революциями Ленин с большой глубиной разрабатывал проблемы революционного парламентаризма.
Самый цензовый парламент может являться и не раз в истории являлся выражением действительного соотношения классов: таковы были, например, государственные думы после разбитой революции 1905–1907 годов. Бойкотировать такие парламенты значит бойкотировать действительное соотношение сил, вместо того чтобы изменять его в пользу революции. Но предпарламент Церетели-Керенского ни в малейшей мере не отвечал соотношению сил. Он был порожден бессилием и хитростью верхов, верой в мистику учреждений, фетишизмом формы, надеждой подчинить этому фетишизму неизмеримо более сильного врага и тем дисциплинировать его.
Чтобы заставить революцию, согнув спину и втянув голову, покорно пройти под ярмом предпарламента, нужно было предварительно если не разбить революцию, то, по крайней мере, нанести ей серьезное поражение. В действительности же поражение понес три недели тому назад авангард буржуазии. Революция, наоборот, испытывала приток сил. Она ставила своей целью не буржуазную республику, а республику рабочих и крестьян, и ей незачем было проползать под ярмом предпарламента, когда она все шире развертывалась в советах.
20 сентября Центральный Комитет большевиков созвал партийное совещание в составе большевистских делегатов Демократического совещания, членов самого ЦК и Петроградского комитета. В качестве докладчика от ЦК Троцкий выдвинул лозунг бойкота по отношению в предпарламенту. Предложение встретило решительное сопротивление одних (Каменев, Рыков, Рязанов) и сочувствие других (Свердлов, Иоффе, Сталин). Центральный Комитет, разделившийся по спорному вопросу пополам, увидел себя вынужденным, вразрез с уставом и традицией партии, передать вопрос на разрешение совещания. Два докладчика, Троцкий и Рыков, выступали как представители противоположных точек зрения. Могло казаться, и большинству казалось, что горячие прения имеют чисто тактический характер. На самом деле спор возрождал апрельские разногласия и подготовлял октябрьские. Вопрос шел о том, приспособляет ли партия свои задачи к развитию буржуазной республики или же действительно ставит себе целью завоевание власти. Большинством 77 голосов против 50 партийное совещание отвергло лозунг бойкота. 22 сентября Рязанов получил возможность заявить Демократическому совещанию от имени партии, что большевики посылают своих представителей в предпарламент для того, чтобы "в этой новой крепости соглашательства обличать всякие попытки новой коалиции с буржуазией". Это звучало радикально. Но по существу это значило политику революционного действия подменить политикой оппозиционного обличения.
