На основе этого откровения я мог бы инициировать новую науку — политическую офтальмологию, но за отсутствием в СССР спроса на новизну делать этого не стал. Психофизиологические особенности наделенных пророческим даром национальных лидеров учитывать следует: вдруг он все видит и чувствует не так, как мы, грешные? Однако о слабостях своих вождей подданные чаще всего узнают лишь после их, вождей, вскрытия, да и то не всегда сразу.

Ирина Левонтина

У Блока есть такие строки:

Это ощущение хорошо знакомо не только поэтам, но и исследователям. Случайно зацепишься за фактик (в нашей науке обычно это какой-нибудь примерчик) — и вдруг все заиграет новыми красками, и самое обычное окажется загадочным. Вот, например:

—  Время идет быстро, а между тем здесь такая скука! — сказала она, не глядя на него.

—  Это только принято говорить, что здесь скучно. Обыватель живет у себя где-нибудь в Белеве или Жиздре — и ему не скучно, а приедет сюда: «Ах, скучно! ах, пыль!» Подумаешь, что он из Гренады приехал.

(А. П. Чехов, Дама с собачкой).

На первый взгляд, ничего особенного, и слово ах здесь вполне обычное. Однако интересно, что вне контекста пересказывания ах в подобной фразе употребить нельзя. Невозможен такой диалог:

— Вы хорошо съездили?- * Ах, скучно! ах, пыль!

Междометие ах в своем основном значении соответствует определенной части эмоционального спектра (вспомним цветаевское «Ах», когда чудно). Но в нашем случае ограничения на тип эмоции если не снимаются, то по крайней мере ослабляются. Ах в «нашем» значении может интонироваться двумя способами. Либо оно примыкает к следующему слову (ахскучно, ахпыыль. Так интонирует эту чеховскую фразу знаменитый чтец Дмитрий Журавлев), при этом слово растягивается и произносится с пологим повышением тона с последующим падением. Либо ах произносится отдельно, тогда повышение тона делается на нем, а падение — на следующем слове (так произносит другой исполнитель «Дамы с собачкой», Игорь Ясулович).

Само по себе наличие в языке маркеров чужой речи (так называемых ксенопоказателей) — не новость. Во многих языках значение эвиден-циальности (засвидетельствованности) выражается с помощью грамматической категории (наклонения или подобной). Применительно к русскому языку в этой связи обычно упоминаются частицы мол, дескать, де, а также якобы и грит (гыт). Этимологически они в основном связаны с глаголами говорения. Однако оказывается, что репертуар таких средств в русском языке гораздо шире. Например, использование слова вот как ксенопоказателя также чрезвычайно частотно в устной речи, хотя очень плохо фиксируется в речи письменной. Это тоже совершенно понятно: ведь для реализации этого значения необходимо особое интонационное оформление:

А она сидит и ноет: «Воот, я такая несчастная...»; Он расхвастался: «Воот, я самый крутой»; Привязалась: «Воот, как тебе не стыдно, что у тебя за юбка»; А он все обещает: «Воот, деньги будут со дня на день, все отдам»; Ну и что же, что она первая позвонила? А ты бы ей сказал: «Воот, я сам собирался тебе позвонить, поздравить».

Итак, и ах, и вот используются как бы в качестве открывающей кавычки, отмечая начало чужой речи. При этом, в отличие от более обстоятельных частиц типа мол, эти две единицы не предполагают, что за ними последует подробное изложение или тем более точное воспроизведение чужой речи. Обе они вводят обычно сокращенный пересказ, однако вот скорее склонно к тому, чтобы передать одну или несколько наиболее важных реплик, а ах скорее передает общий смысл речи и ее эмоциональный настрой. При этом ах обычно подразумевает, что человек, речь которого передается, выражал какие-то оценки или был эмоционален — возможно, чрезмерно.

В пересказе чужая речь часто предстает как бы ритмизованной, произносимой с периодическим подъемом и последующим падением тона на ударных слогах (это чем-то напоминает перечислительную интонацию). При этом для пересказывания очень характерно дробление чужой речи на более мелкие сегменты, чем это естественно для обычной речи, даже на отдельные слова:

— И что он ответил?- Да что ответил! «/\Маама не разре/\шаает».

Интонация пересказывания так искажает исходную фразу, что слушающему сразу понятно, что это не собственные слова говорящего. Например, в вопросе Как вас зовут? повышение тона на зовут в литературном языке невозможно. А в цитате (А он мне и говорит: «/\Де-евушка, как вас зо/\вуут?») оно естественно.

Чужая речь может передаваться не путем собственно пересказывания, а путем имитации. Существуют особые заместители речи — бессмысленные сочетания, обычно содержащие повторы и рифмы, на которых часто реализуется тот же самый или похожий интонационный контур. Это сочетания типа ля-ля тополя, ля-ля-фа-фа, тэ-тэ-тэ, тэ-тэ-нэ-нэ, тэто-это, тыры-пыры и тыр-пыр восемь дыр, а также довольно новое заимствование бла-бла(-бла): Я ему объясняю: «У меня много работы, а завтра теща приезжает, тэ-тэ-нэ-нэ <ля-ля тополя>...»; Ты скажи, что ты к нему хорошо относишься, но только как к другу, бла-бла-бла. Вот еще характерные фразы: Прибегает: «А! О!» А чем я могу ему помочь?; Опять наехала на меня: «Аа! Даа!» Надоела уже. Все это практически не отражается в письменных текстах, но в устной речи часто используется, особенно если перед этим уже был какой-то намек на содержание чужих слов и продолжение более или менее понятно.

В общем, стоит только заметить какую-нибудь «пылинку», например занятное употребление слова ах, — и начинается. Спускаешься в метро, и кажется, что люди только и делают, что пересказывают, кто кому что сказал, передразнивают друг друга, и все прямо по науке, с правильными интонационными контурами. Включаешь телевизор, а там тоже — цитируют, перепевают, и притом со всеми нужными маркерами. Просто бери и записывай. Словом, сплошной цветной туман.

Лев Клейн

Мне за восемьдесят, но я много работаю — делаю каждый год по несколько книг, по десятку статей, доклады и вот веду постоянную колонку в газете. Так что когда бы я ни умер, я умру преждевременно. У меня нет ни малейшей веры в «жизнь после смерти», в рай, ад и подобные сказки. Единственная реальная жизнь после смерти — в произведениях человека, в его детях и учениках. Вот и стараюсь, чтобы от меня осталось побольше.

Последнее десятилетие живу с четким сознанием близкой смерти — не из-за возраста (мои предки — долгожители), а потому, что у меня рак. Операция была в 2001 г., вырезали простату, но через три года рак возобновился. Простаты нет, а рак простаты есть. Как улыбка чеширского кота, но зловещая улыбка. Академик рос. акад. мед. наук Н.П. Напалков говорил, что раком должен заболеть каждый человек, но многие не доживают до своего рака. Я дожил. Хорошо, что в моем возрасте рак развивается медленно. Анализы делаю каждые три месяца, онкомаркеры (в моем случае ПСА) повышались неуклонно. Значит, простатный рак растет, хотя, где он прицепился, пока сказать невозможно: опухоль еще небольшая, клинических проявлений пока нет.