Собеседование проводил не Стриженов, а какой-то неприятный парень с глупым урологическим именем Иван Семенных. С первого взгляда становилось ясно, что перед нами — клон, овечка Долли, генетическая поделка Его Величества Цивилизованного Бизнеса. Таких одинаковых Буратин он плодит по всему миру тоннами, и от прочих клерков они отличаются тем, что вполне довольны этой системой отношений. Что их от неё просто прёт, как нормальных людей прёт от укола коксом или хорошей ганджи. Даже на картошку они ездят в белых рубашках, а стучат получше всех дятлов и барабанщиков мира. Ваня Семенных не понравился ни мне, ни Чикатиле. Он вообще никому не нравился — кроме начальства.

Ваня ставил перед нами видеокамеру, закреплённую на треноге, и вежливо просил нажать кнопку «REC».

— Пожалуйста, включите запись сами, — говорил он. — Это наша традиция. Мы не снимаем людей против их воли.

В его устах словосочетание «снимать людей» звучало скабрезно — наверное, он был латентным педиком. Мы нажимали красную кнопку, садились напротив объектива и врали в него. Скудный опыт работы в «Каскаде+» позволял нам присыпать своё враньё терминами из туристического бизнеса, а остальное достигалось умным видом (Чикатило даже нацепил очки — те самые, с простыми стёклами вместо линз) и наглой нахрапистостью. Этого нам было не занимать — мы даже могли ничем закидываться перед такими собеседованиями. Тем более что безо всяких очков было видно, что вся эта контора — пафосный театр и мыльный пузырь.

После собеседования мы встретились в кабаке на первом этаже и перебазировались в «Красныестолы» — мы вписались туда прямо в маскарадных костюмах клерков, и на первый раз это было очень даже нормально. Тамошний сброд воспринял это как хорошую шутку, и пиво за нашим столом, как говорится, лилось пенной рекой. Мы воспринимали прошедший день как очередное весёлое приключение со смешными персонажами и ни на какой дальнейший выхлоп не надеялись.

Через два дня нам позвонили. Из всех претендентов выбрали только нас двоих. Напоминаю, что для тех, кто принимал это решение, мы не были связаны друг с другом никоим образом — о нашем знакомстве они знать просто не могли. Тогда-то Чикатило и воскликнул, подняв палец к небу: «Знак!»

— …Ну что, в «Красные столы»? — спросил Чикатило на выходе из центра. Вопрос был риторическим, потому что не по домам же нам было расходиться, в самом деле.

— Есть только одна проблема, — сказал я. — Сегодня ночью мне понадобится Интернет. Как ты думаешь, у кого-нибудь из этого гадюшника есть Интернет?

— Вот придём и узнаем.

Мы спустились в подземный переход и вышли на другую сторону Кольца. «Копейкой» мы тогда практически не пользовались — она не сочеталась с каждодневным пивом и пробками на Садовом в часы пик. В пробках она становилась похожа на финскую сауну — летом девяносто восьмого года всё, что не было укомплектовано кондиционером, становилось похожим на финскую сауну.

К остановке подъезжал вечно набитый троллейбус «Б», но в такую жару бежать за ним не хотелось. «Никогда не гонись за автобусами и за женщинами — всё равно не поймаешь». Про троллейбусы можно сказать то же самое.

— Давай купим пива и пойдём пешком, — предложил вдруг Чикатило. — В рогатом мы только вспотеем. А потом встанем в пробку и вспотеем ещё больше. Сколько денег дал тебе Стриженов?

— Триста ты… триста, — сказал я. Деноминированные рубли были в ходу уже полгода, но мы всё никак не могли привыкнуть к отсутствию лишних нолей на купюрах.

Время от времени Стриженов посылал нас в интернет-кафе — компьютеров в офисе пока не было, а ему нужна была информация, ему нужны были просто тонны информации. В интернет-кафе мы заходили, но ненадолго: только для того, чтобы взять пару подходящих по сумме чеков — из тех, что посетители выбрасывают в картонный бокс на прилавке. А деньги мы, разумеется, несли в «Красные столы», где они пропивались со свистом. Потом мы напрашивались в гости к кому-нибудь, у кого был Интернет — это было не так просто, потому что в девяносто восьмом году даже компьютер имелся в наличии не у каждого, — и скачивали нужную инфу там.

…Внутренности «Столов» встретили нас, как обычно, плотной дымовой завесой и непрерывным гулом. Кабак вмещал в себя от силы человек тридцать, но раздолбай иногда умудрялись втискиваться туда сотней или что-то около того — мы никогда их не пересчитывали, да с такой текучестью кадров их вообще невозможно было пересчитать.

Прямо возле входа расположилась шумная кучка футбольных хулиганов. Столик напротив оккупировала толпа маргинально настроенных студентов-ма-жоров. Дальше — в порядке удалённости от входа — сидели: бледные творческие парни, слабые здоровьем и издалека напоминающие смерти; кислотная тусовка, громко обсуждающая воздействие наркотиков на человеческий организм; чёрно-кожаные волосачи, погрязшие в пьянстве и собственных бородищах и так далее — сброд был многослойным, тем и прекрасный. В самом дальнем углу, смешиваясь с клубами дыма, в окружении слабого пола сидели Алёша, пьяный Алкоголист и некто Свинья. У Свиньи был кривой рот и разные уши: одно из них было оттопыренным, а другое плотно прижималось к загривку.

Мы поздоровались с каждым из столиков и прошествовали вглубь.

— А вот и наши автогонщики, — приветственно заорал Алёша. — Мика Хаккинен и Мика Сало.

— Сало — это то, что у тебя находится на месте брюшного пресса, — улыбнулся Чикатило, протягивая руку.

— Ты скотина, — радостно ответил Алёша. — Если бы ты когда-то не был нашим директором, я бы вылил своё пиво тебе в рыло.

— Рыло не у меня, а у Свиньи, — снова улыбнулся Чикатило и протянул руку Свинье.

— Эти два урода работают в пафосном туристическом агентстве, — объявил Свинья двум девчонкам, прилипшим к нему с боков, как похотливые сексуальные пиявки. — Они отправляют людей на гонки «Формулы-1». Если ты когда-нибудь захочешь поехать в Монте-Карло на Гран-при «Формулы-1», никогда не обращайся в их контору. Они отберут твои деньги и пропьют их в этом заведении. Обдерут тебя, как липку. Это настоящие мошенники, посмотри на их хитрые рожи.

Девушки с сомнением посмотрели в нашу сторону. Они привыкли не верить ничему, что вырывается из уст их соседей по столику. По-своему они были правы.

— Девушки, у кого из вас есть дома Интернет? — сразу же взял быка за рога Чикатило.

— Ну, у меня, — подумав, сказала одна. — А что?

— Как вас зовут, любезная девушка?

— Настя.

— Значит, сегодня вечером мы едем к тебе, Настя. Нам просто до зарезу нужен Интернет.

— У меня дома родители, — ответила та. — Не получится.

Я подумал: жаль, что она сидит под мышкой у Свиньи. У «Красных столов» было много прелестей, и одной из них был женский пол. Это не вязалось с логикой: обычно в таких гадюшниках снимаются либо группиз с наколками на щеках, либо пресные и однозначные шлюхи-нимфоманки, тяготеющие к местам общественного распития. Но сюда почему-то приходили совершенно нормальные, симпатичные девушки — иногда даже из так называемых хороших семей.

— Свинья, а у тебя есть Интернет? — спросил Чик.

— Да. Я же тебе тысячу раз говорил. Но он не оплачен. Карточка стоит двести пятьдесят рублей.

— Это нам не пойдёт, — помотал головой Чикатило. — Это всё равно, что идти в интернет-кафе, только на пару пива дешевле.

— Чикатило! — вдруг подал голос Алкоголист. — Купи мне водки, Чикатило. Две стопки.

— А у тебя есть Интернет?

— А что это такое?

— Значит, не получишь никакой водки. Тебе уже тридцать два года, тебе поздно пить водку. Она уже не может дать тебе ключ к глобальному пониманию мира.

— Вот жлоб-то, а? — захныкал Серж. — Почему бы тебе просто не купить мне две стопки водки?

Девушка лет восемнадцати, сидевшая по правую руку от Алкоголиста, заботливо погладила его по голове.

— Почему ты так много пьёшь, Серёжа? Ты не в ладу с самим собой, да?

Серж тоскливо поднял на неё глаза, в которых зависли пьяные крокодильи слёзы. Девушки такого возраста иногда ведутся на ваше пьянство — это кажется им романтичным, быть не в ладу с самим собой. А себя они видят в роли той, которая поможет вам найти ключик к вашей заблудшей душе. Серж это знал и спекулировал на своей алкогольной зависимости — может быть, он был прав: больше ему спекулировать было не на чем, потому что больше в нём вообще ничего не было. Ему не могло помочь ничто — даже то, что его команда (с подачи Виктора, окончательно сменившего Чикатилу на посту директора) вот уже год как светилась на всех более-менее людных концертах, мелькала на радио (а иногда даже по ящику) и получала за свою деятельность что-то порядка двух-трех тысяч (на всех) в месяц.