— Смотри, Макс, я сейчас выведу тебя на чистую воду! — говорил Чикатило с видом Гарри Каспарова, которого накормили сразу несколькими наркотиками и попросили прокомментировать последнюю партию с шахматным компьютером. — Я тут прикинул болт к носу и всё понял. Я скажу, а ты меня поправишь, если я ошибусь, ладно?

— Давай, валяй, — смеялся Сынок. В трамальном угаре он всё ещё не понимал, о чём идёт речь. То есть это-то он, скорее всего, понимал, но он просто не мог, не хотел вспоминать о той дистанции, которая существует между начальником и подчинёнными. Которую не сотрёшь никаким алкоголем, никакими наркотиками, а если стёр — то ты уже не начальник, уходи в отставку и прокалывай уши. О дистанции, которая не даёт гендиректору право обсуждать свои мошенничества с грузчиками.

— Я наводил справки, и мне объяснили, как осуществляется разработка нефтяных месторождений в непродвинутых бедных странах, — продолжал Чикатило. — Какой-нибудь подставной или купленный учёный, работающий на правительство, докладывает на заседании министерства промышленности, что, дескать, согласно моим последним исследованиям, есть очень большие шансы обнаружить нефть у подножия карпатской горы Парашки. При этом он клянчит у правительства буровую установку, которой у правительства нет и не было. В таких пердях ведь не водится нефть, правильно? Значит, не водятся и буровые установки. Потому что с чего им вдруг водиться там, где нет этой самой нефти.

— Ну, блин, ты молодец, — продолжал смеяться Макс. — Ты что, реально, сам догадался?

— Слушай дальше, — ухмылялся Чикатило. — Где они могут купить буровую установку? В России. Там всё дёшево и сердито. И обращаются к тебе, правильно? А ты отправляешь весь этот хлам какой-нибудь тамошней компании, которая выхлопотала правительственный кредит на разработку нефтяных месторождений и которая находится с тобой в коалиции. На всякий случай ты покупаешь в Сургуте несколько списанных запчастей от старой буровой вышки производства СССР и заставляешь кузьмичей покрасить их в яркий цвет, чтобы их можно было выдать за новые. На случай, если кто захочет вскрыть ящик и посмотреть, что ты пригнал. Ну, типа, вдруг правительство отрядит ревизора. Твои партнёры знают, какой именно ящик надо вскрывать, если что.

— А зачем мне это надо? — всё ещё улыбался Макс, хотя где-то в глубине его приход начинал таять, как Снегурочка, а вместо него освободившийся объём заполняла какая-то неприятная шняга.

— Потому что правительство этой кондовой страны выдаёт твоим партнёрам кучу денег на всю эту катавасию. А твои партнёры отвезут ящики в горы, где они простоят пару месяцев, и отрапортуют правительству, что учёный-то, видать, облажался, ничего-то мы не нашли. И попросят у правительства денег на то, чтобы разобрать вышку и оттранспортировать её в разобранном виде на переплавку. Правительство пошлёт твоих партнёров на х…, потому что страна бедная, и им там не до экологии. Но к этому моменту у вас уже будет заказ на буровую установку от какой-нибудь компании из третьей страны, такой же нищей и глупой. Компания эта, ясное дело, тоже будет в игре. И так будет до тех пор, пока ящики не вернутся к тебе. Ну что, я тебя раскусил?

— Нет, — сказал слегка ошарашенный Макс, — на самом деле всё не так. Я не могу сказать тебе, как именно, потому что ведь это даже не моё — за мной ведь стоят ещё люди. Но, блин, схема интересная, честное слово. Я обязательно над ней подумаю.

— Давай мутить бизнес, Макс! — предложил Чикатило. — Моя идея, твое исполнение. У меня свежая мысль, а у тебя возможность реализации. Давай создадим долбаную, мать её, команду.

Макс обещал подумать над Чикатилиными словами, но чем больше его отпускало, тем меньше ему хотелось иметь с ним дело. Это читалось у него на лице — такие вещи всегда читаются у людей на лицах, если у вас есть хотя бы капля шестого чувства. Чикатилу же отпускать и не думало. Он, как обычно, что-то орал и махал руками. Из его ора время от времени можно было вычленить слова «бизнес», «идея» и «команда». Слово «команда» вообще в то время стало очень популярным в определённых кругах — хотя в принципе оно модно и сейчас, это какое-то демисезонное слово. Мне не очень нравилось, что Чикатило так на нём зациклился, но я списывал это на трамал. На самом деле от некоторых слов веет какой-то тоской и неудачниками, которые эти слова хавают и принимают за чистую монету.

Мы ещё долго потом бродили по переулкам Китай-города, забираясь на холмы и спускаясь вниз по скользким тротуарам. Там не было всех этих витрин, дебильных синтетических ёлок и Санта-Клаусов с водкой и кока-колой. Это была суббота, предпоследняя суббота тысяча девятьсот девяносто пятого года.

В последний понедельник тысяча девятьсот девяносто пятого года Макс уволил нас с работы. Он сделал это правильно и интеллигентно, с глазу на глаз. Вообще, для мажора из клана мошенников он вёл себя достаточно прямолинейно. Без обиняков сказал нам, что ничего личного, но он не может допустить, чтобы в его конторе работали люди, более хитрожопые, чем он сам. В этом своём «ничего личного» он был почти что Аль Капоне, которого полтора года назад так упоённо цитировал Чикатило.

— Это закон любого бизнеса, — объяснил Макс, — и не мне с ним спорить.

— Законы созданы для того, чтобы их нарушать, — возразил Чикатило просто для того, чтобы что-нибудь возразить.

— Совершенно верно. Вы именно так и делаете. А я — нет. У вас — своя фишка, а у меня — своя. Ваша фишка мне очень даже по душе, но меня уже не переделать.

— Ты позавчера это понял?

— Ну, да. А вообще меня всегда интересовали люди вроде вас. У меня этого не было, понимаете? Я сразу попал вот в это говно, прямо после детсада. Но я не приживусь в вашей тусовке, а из моей если выгоняют, то надолго.

Я же говорю: он был вовсе не глупый, этот Макс. Он понимал всё правильно, и это избавляло его от ошибок. Вроде той, что допустили мы, поддавшись на Оленькины разводы и согласившись на эту глупую субботнюю тусовку. Вообще мы переставали понимать, на чьей стороне Оленька. Хотя на самом деле она не должна была быть ни на чьей стороне, она ведь никому не давала никаких обязательств. Такие девушки должны делать именно то, что делала она — не ставить себя ни в какие рамки и пытаться стереть межклассовые границы, как бы глупо это ни выглядело. Скорее всего, нас просто бесило то, что она совершенно нормально чувствует себя как с нами, так и с людьми типа Макса. Что она органична в любой компании. Это всегда бесит, если до этого было по-другому. Хотя ничего плохого в этом нет — но вас ведь не обязательно бесит всё самое гадкое, иногда вас бесят, наоборот, самые хорошие и правильные вещи. Разумное, доброе, вечное, как говорится. В тот момент нас с Чикатилой бесило как раз это самое разумное-доброе-вечное.

— Парни, я понимаю, что я вас подставил, — сказал Макс и достал из своего шкафчика какой-то мегадорогой вискарь в квадратной бутылке. — Так что я нашёл вам другую работу. В офисе. Это компания моего знакомого. Он постарше меня, но к людям типа вас относится с пониманием. Если вы снимите серьги и чуть-чуть укоротите — не сбреете, а именно укоротите — бороды, всё будет нормально. Вы даже сможете ходить на работу в ваших широких штанах, если они будут глажеными и не очень старыми. Я обо всём договорился. Звоните мне после праздников.

Это было лучше, чем совсем ничего. Мы не считали себя мальчиками Банананами, мы вполне могли вытащить из ушей свои кольца и погладить штаны. С бородами, конечно, пришлось бы поработать — укорачивать их мы не собирались, но ведь можно было использовать всякие гели или лак для волос, на худой-то конец.

Макс налил нам виски на два пальца, но мы потребовали больше. Он же увольнял нас с работы, и мы имели полное право его развести. Мы выжрали эту квадратную бутылку меньше чем за час, разговаривая о вещах, не касающихся произошедшего.

А в том, что произошло, виноватых не было. Сынок действовал так, как он и должен был действовать. Либо Чикатило действительно разгадал его схему, либо, сам того не подозревая, случайно придумал новую, сулящую Максу неплохие бабки — не важно, Макс всё равно поступил правильно. В первом случае мы могли бы начать его шантажировать или лезть в долю — кто знает, как действует на людей возможность заработать большие доллары, я бы не мог дать голову на отсечение, что с нами это не случится. Сейчас во всяких модных книжках печатаются пафосные манифесты типа — «я не меняюсь», но попробуй-ка ты не изменись на самом деле. А что касается второго варианта — то Макс же мутил бизнес в России, где авторам идей деньги платить не принято. Это тоже придумал не он.