Дерек прикрутил газ и пошел в сарай. Ему надо было подготовить черепах к зимней спячке. «Счастливые малышки, – приговаривал Дерек, поглаживая мотающиеся из стороны в сторону доисторические головки. – Вы-то тут совершенно ни при чем».

Юные Дейкины сошли с автобуса в аэропорту Гатуик и спешно направились в зал прибытия. Всю поездку они ссорились. Мысль встретить дядю Сида и тетю Руфь у трапа самолета пришла в голову Мэри.

– Мы попросим дядю Сида повозить нас по Лондону – вдруг увидим маму.

– Тебе известно, Мэри, каково население Лондона? Счет идет на миллионы.

– Но попробовать-то стоит, разве не так?

– Предположим, но особо не надейся. Она же не дебилка какая-нибудь, чтобы стоять на Трафальгарской площади или еще где на известном месте, правда?

– Не могу представить себе маму в Лондоне, а ты, Джон? Понимаешь, как это она там ходит-бродит и даже ночью спит не дома, а неизвестно где. Уж очень она скромна и застенчива.

– Не очень-то она скромна и застенчива, – подчеркнуто заметил Джон. Он думал о тайном дневнике матери, который носил с собой во внутреннем кармане куртки.

– И все-таки она застенчивая. Помнишь, она выиграла в лото и не решилась крикнуть, что закончила?

– Просто не приучена кричать в общественных местах, ее так воспитали, – сказал Джон. – Это же не ее вина, правда?

– Но ведь она так и осталась сидеть, а тридцать пять фунтов уплыли в накопитель! А всего-то и надо было крикнуть: «Партия!»

– Мама не так проста, как ты думаешь, – сказал Джон. – Совсем не так проста, как кажется на первый взгляд.

– Ты же не думаешь, что они с Джеральдом Фоксом любили друг друга, а?

– Я знаю, что этого не было.

– Откуда тебе знать? – Мэри была в ярости от самодовольства Джона.

– Слушай, – сказал Джон, – у меня нет настроения спорить ни сейчас, ни потом, поэтому хватит спорить, ладно?

– Как, вообще?

– Ага, меня от этого тошнит. Прямо-таки мозги сохнут.

– А что, если я права, а ты не прав; или ты прав, а я?..

– Тогда просто скажи что хочешь, и я тоже скажу, согласна? Но хватит спорить. И…

– Да?

– Опять ты жуешь свою золотую цепочку. С ума от тебя сойдешь. Правда-правда, уж извини.

– Ну, знаешь! Джон?

– Что?

– Больше я твое белье не стираю и не глажу тоже. Извини, но уж уволь.

– Что ж, это справедливо.

Каждый из них изумился тому, как спокойно другой воспринял эти слова, и впервые в жизни они почти нравились друг другу; они не могли бы в тот миг этого объяснить, но оба почувствовали, что такое быть взрослыми.

Встав в сторонке от встречавших, толпившихся у ограждения, они принялись высматривать дядю Сида и тетю Руфь, которые должны были выйти из зала таможенного досмотра. Оба надеялись, что Сид в хорошем настроении и его удастся уговорить поездить по Лондону. С Сидом никогда не знаешь, чего ждать, он очень сложная натура.

В аэропорту постоянно передавали по радио разные объявления. Я их слушала, особенно не вникая в то, что говорил диктор. Но вдруг я навострила уши, чтобы не пропустить ни слова.

– Джона Дейкина просят пройти в бюро информации. Джон Дейкин, пройдите в бюро информации.

– Так зовут моего сына, – сказала я Додо.

– Существуют, наверное, тысячи Джонов Дейкинов, – ответила она, но заметно встревожилась.

– Где бюро информации? Где оно, Додо?

– Я тебе покажу, но, пожалуйста, Яффа, держись на расстоянии и не делай глупостей, обещаешь, дорогая?

Мы вышли из кафетерия и посмотрели с галереи вниз. Бюро информации было прямо под нами. Моя дочь Мэри стояла там с озабоченным видом. На ней было ее лучшее пальто, а светлые волосы, уложенные в модную прическу, острыми прядями торчали во все стороны, явно покрытые чем-то липким.

– Чем это она намазала свои чудные волосы? – спросила я.

– Гелем, – ответила Додо и тут же добавила: – Она поразительно похожа на тебя прежнюю, правда?

Пока мы наблюдали, сквозь толпу прошел мой золотоволосый сын и тронул Мэри за плечо. Она обернулась, и они улыбнулись друг другу. На лицах у них было явное облегчение.

– Если ты сейчас к ним подойдешь, то окажешься в тюрьме, а им разобьешь сердце. Не ходи, Яффа!

Я не могла оторвать глаз от моих прекрасных детей.

– Додо, быстрей, пойди скажи им, что я здесь… пожалуйста, Додо.

Додо медленно спустилась по лестнице и подошла к моим детям. Странное это было зрелище, в жизни не предполагала такого увидеть; до чего же разными были эти трое! Вот Додо уже говорит с ними. Они оглядываются. Увидели меня. Додо резко сказала им что-то, и они сразу отвернулись. Меня неудержимо тянуло к детям. Я так сильно стремилась к ним, что почувствовала слабость, у меня закружилась голова, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы перестать глупо хныкать вслух от вожделения.

Напряженной, деревянной походкой Джон и Мэри двинулись прочь. Додо вновь подошла ко мне и сказала:

– Они сядут в черное такси. Оно проедет разок вокруг аэропорта, потом вернется на стоянку и посадит тебя. Вот тебе на такси.

Она дала мне двадцатифунтовую купюру. Она была сама не своя от страха.

– У меня никогда не было детей, кроме Джефа, – сказала она. – Теперь, когда он умер, я жалею, что нет детей; впрочем, ты ведь больше никогда не будешь свободной, правда? Я права?

– Да, права, – сказала я. Стоит родить ребенка, и прощай свобода навсегда.

Додо спросила, хочу ли я по-прежнему удрать. Не знаю, сказала я. Наступило молчание. Наконец я спросила Додо, почему больше не передают, чтобы Джон подошел к бюро информации.

– Они потерялись в толпе и всюду искали друг друга. Они же приехали сюда встретить Сидни – как и ты.

Сидни снова нажал кнопку.

Стюардесса быстро прошла по проходу и склонила над Сидни лицо, разрисованное продукцией «Макс Фактор».

– Мы задерживаемся из-за технической неисправности, сэр, – солгала она. – Оставайтесь, пожалуйста, на месте.

– Но мы уже больше часа как сели. Что за техническая неисправность?

– Они знают, что делают, Сид, – сказала Руфь.

Этот мягкий укор Руфи удивил Сидни; он его еще и напугал. Сидни вспомнил, что вчера Руфь отказалась заняться любовью и что к телефону она подошла вопреки его желанию. Правда, других признаков ее непокорства не было… до сих пор.

– Они явно не знают, что делают, Руфь. Просто кому-то это явно на руку. Я схожу с самолета, и немедленно!

– Пожалуйста, не вставайте, сэр, мы получили распоряжение никого из самолета не выпускать.

Сквозь толстый слой косметики на лице стюардессы пробивался пот. Из гладкого пучка волос выскочила прядь. Теперь она стала похожа на обычного человека, а не на автомат связи между авиакомпанией и клиентами. Крупный неуклюжий мужчина боком пробирался по узкому проходу. Инспектор Слай вот-вот схватит того, за кем гнался. Стюардесса указала на Сидни и отошла, предоставив свободу действий закону.

– Сидни Ламберт? Я инспектор сыскной полиции Слай. Пройдите, пожалуйста, со мной и не спрашивайте, почему, куда или зачем. Я человек занятой, поэтому подробности опустим. Теперь встаньте и идите со мной.

– Почему? Куда? Зачем? – спросил Сидни.

– Они знают про кольцо, Сид! – сказала Руфь.

Она сняла свое новенькое золотое кольцо с бриллиантом и отдала его инспектору Слаю, тот повертел его в руках, сказал «очень мило» и, к ее изумлению, вернул ей.

– Значит, это связано с Ковентри, да? – спросил Сидни, когда он, Слай и еще несколько зачем-то собравшихся здесь полицейских спускались из самолета по алюминиевым ступенькам трапа.

– Да, – сказал Слай. – Я посажу вас под арест и буду давить до тех пор, пока не выжму из вас, где она прячется. Мне на следующей неделе положен небольшой отгул, поеду в Норфолк наблюдать жизнь птиц и хочу, чтобы это дело уже было закрыто, чтобы все было в ажуре, до того, как я уложу в чемодан бинокль.