— Что делать-то станем? — вполголоса спросил Амети.
— Мне надо к Арузиру, а потом будем отсюда выбираться, если захочешь — с тобой, — отвечал Нимрихиль. — Я видел тут недалеко по дороге корчму: ты сможешь добыть лошадей? Мы с Арундэлем как-нибудь выйдем отсюда сами. Пока не поздно.
— Ничего, время теперь терпит — когда-то еще разберутся, кого и где искать? А мне надо сначала все тут разузнать… Ладно, давай открывай замок, — сказал Амети и подал следопыту тяжелый ключ.
— А шнурок?
— Сей же миг все будет как надо, — жрец достал из пояса обломок железной спицы и, оглядевшись по сторонам, принялся ковыряться в бронзовой дощечке. Пока Альвион открывал замок, с трудом проворачивая ключ, Амети ухитрился вытащить узел и распутать скользкий шнурок. В следопыте проснулся рыбак:
— Слушай, Амети, покажешь мне потом, как ты это сделал? Я неплохо разбираюсь в узлах, но такого не умею… — восхитился Нимрихиль.
Польщенный Амети самодовольно усмехнулся:
— Вот поописывал бы ты храмовое имущество с мое… Ладно, иди выручай своего приятеля, — сказал он, открывая перед нумэнорцем дверь. — Я вас пока запру и шнурок обратно завяжу, а сам пойду послушаю, о чем люди говорят…
Нимрихиль уже было нырнул в дверь, когда Амети ухватил его за рукав халата:
— Послушай, благороднорожденный… — словно в нерешительности обратился он к нумэнорцу.
— Ну что опять такое?
Амети замялся.
— Давай скорее, а то неровен час, принесет кого-нибудь, — поторопил его Нимрихиль.
Амети наконец решился:
— Скажи, а ты, это, не боишься… ну, того, взаперти сидеть?
Следопыт недоуменно на него посмотрел, потом вдруг покраснел, словно смутившись.
— Удивляюсь я на тебя, что такие простые вещи тебе в голову не приходят, — поучительно заметил Амети, скрывая охватившее его самого непонятное замешательство. — Всему вас учить приходиться… Ладно, если все хорошо, я приду как разузнаю насчет выходов, дороги, лошадей и прочего.
Пока ключ скрежетал в замке, Альвион разобрал груду сундуков и ларцов, освобождая место на полу. Потом положил туда свернутые ковры и принялся осторожно их разворачивать, шепотом окликнув Арундэля. Тот молчал: раскатав ковры, Альв увидел, что он без сознания. Сосредоточившись, следопыт долго звал Арундэля, пока тот не открыл глаза.
— Воды, — сказал он, еле шевеля потрескавшимися губами. Альвион напоил его из фляги, которая тоже лежала в сумке в свернутых коврах. Вода во фляге была неприятно теплой, почти горячей — как сам Арундэль.
— Жарко было невыносимо, — сказал Арундэль, допив воду из фляжки и окончательно придя в себя, — и нечем дышать. И у меня снова начался бред: казалось, что ковры шевелятся как живые и хотят меня задушить, — и они оба невольно посмотрели на вытканного на ковре зверя.
Альв поспешно ухватил Арундэля под мышки и стащил с ковров на голый земляной пол: в косом свете, падавшем из высокого окна, ему вдруг показалось, что волчьи глаза с ненавистью следят с ковра за ними обоими.
— Может, это был и не бред, — сказал он. Подумал и добавил: — Не нравится мне все это. Надо поскорее линять отсюда.
Когда Амети пересекал двор, направляясь в местную трапезную, где намеревался впервые за день нормально поесть и обзавестись подходящими собеседниками, неожиданно за воротами снова ударили в гонг. Потом еще раз, еще и еще — пока изо всех дверей и оконцев храма не высунулись головы посмотреть на причину трезвона. Амети, пока привратник, суетясь, отодвигал здоровенный, толщиной в ногу засов, как мог незаметно подобрался поближе и встал сбоку от ворот, чтобы, в случае чего, открытая створка спрятала его от взора входящего: за последнее время он уже привык, что всякая неожиданность связана с нумэнорцами и чревата неприятностями. Из-за ворот под непрерывные удары в гонг неслась грубая брань.
Привратник, наконец, справился с засовом, и снаружи на ворота обрушился град ударов. Но ворота не спешили отвориться: привратник, повинуясь жесту незаметно появившегося жреца со змеей на посохе, не стал снимать цепь, соединявшую разошедшиеся где-то на локоть окованные железом створки ворот. Сбоку Амети увидел, как в щель между створками тычется морда вороной лошади, и его охватило скверное ощущение, словно это все уже было с ним — причем не далее, как сегодня.
— Кто вы такие, что нарушаете покой обители Змеи? — перекрывая доносившийся из-за ворот шум, вопросил Верховный Жрец.
За воротами прекратили долбить в гонг, и в наступившей гулкой тишине уже слышанный Амети грубый голос произнес:
— Именем Сына Зари немедленно откройте Черной Страже! Слово и дело Владыки Востока! Вот знак воли короля!
И в щель просунулось копье с красным флажком: с древка свисала золотая цепь. Все жрецы, сбежавшиеся за спину своего Верховного, охнули в один голос.
Амети затравленно огляделся по сторонам: он почувствовал себя черноногой степной лисой, загнанной облавой в путаницу переходов чужой, незнакомой, уже пахнущей дымом норы. Он вдруг впервые понял, что все их предприятие может плохо кончиться, и из глубины его мелкой души хлынула самая настоящая ненависть к Сыну Зари, и с такой силой, что у него перехватило дух: «Паршивая овца? Я тебе покажу паршивую овцу, ты, отродье бешеной су… с-собаки!».
Верховный низко поклонился и снял цепь с острия.
— Что нужно Сыну Зари, чье слово — закон, от служителей Змеи? — спросил он, избегая взгляда Амети.
— Владыка повелевает обыскать Храм от самых глубоких подвалов до самой крыши!
— Желание Владыки Востока — закон, но я не могу дозволить, чтобы непосвященные осквернили святая святых обители, — спокойно отвечал жрец, вселяя надежду в Амети — «вдруг он и в самом деле их просто не пустит?». Но тут он увидел, как левой рукой верховный жрец делает незаметные знаки «немого языка». Того немногого, что знал из этого языка Амети, хватило, чтобы понять: верховный святитель всего лишь тянет время разговорами, чтобы жрецы успели спрятать самое ценное из собственных сокровищ Дома Змеи.
Из-за ворот снова хлынула ругань, створки заколебались, и кто-то из Черных Стражей хватил мечом по воротной цепи, рассыпав ворох искр.
— Если вы поклянетесь не ступать в святилище, я позволю вам войти в Храм, — продолжал жрец, пока Амети торопливо пробирался прочь от ворот сквозь густую толпу рабов и жрецов.
— Я не дам тебе такой клятвы, ибо король велел иное!
Через некоторое время до Амети — уже издали — донесся голос верховного жреца:
— Тогда пообещай, что будешь осматривать святилище только в том случае, если не найдешь искомого в остальных частях Храма.
Ответа Черного Стража Амети уже не слышал, но тут загремела цепь, заскрипели, открываясь, ворота, и Амети догадался, что жрец Змеи и посланец короля договорились.
— Это Дхарин приехал? — напряженным шепотом спросил у Амети стоявший у дверного косяка следопыт, когда жрец, перерезав шнурок, отворил, наконец, дверь в клетушку.
— Нет, этот твой должник, которого мы встретили по дороге, — сказал жрец обычным голосом: в шуме, наполнившем тихую обитель, их все равно никто бы не услышал, — ему велено обыскать весь Храм.
— Без разницы, — отвечал Альвиону стоявший рядом Арундэль, — все равно наш друг, — он коротко кивнул в сторону Амети, — не знает здешних ходов и выходов.
Альвион хотел что-то сказать, но тут Амети схватил его за руку:
— Тише! Кто-то бежит сюда! — в переходе гулко отдавались чьи-то одинокие поспешные шаги. Альвион вырвал руку у жреца:
— Сейчас поглядим, с разницей или без, — мрачно проронил он и мягко скользнул за дверь: ни Амети, ни Арундэль не успели его удержать. В переходе раздался какой-то шорох, и шаги смолкли. Через несколько мгновений дверь в клеть раскрылась, и на пороге появились двое: Нимрихиль и жрец Змеи, которому следопыт успел скрутить руки и завязать рот.
— Вот вам и ходы, и выходы, — обратился Альвион к Арундэлю и Амети. Жрец Змеи был маленький и толстенький, с выпученными от испуга глазами.