Он запрокинул голову к верху и пронзительно завыл. Одежда на Сером вдруг треснула по швам, словно ее рванули в разные стороны, и из нее наружу выскользнуло огромное и мощное покрытое черной шерстью тело. Уже не человеческое и не волчье — тело оборотня. Маша, лежавшая на земле в двух шагах от меня, истошно завопила и уткнулась лицом в траву, обхватив руками голову. Зверь утробно рыкнул, обдав меня смрадным дыханием. Оттолкнувшись полусогнутыми задними ногами от земли, он прыгнул вперед, сбив на землю Симу, освободив от ее хватки Люду, и налетел на мою мать. В последний момент мама успела откатиться и свалилась в заросшую высокой травой канаву на краю оврага, а Сима вскинула обрез и начала стрелять. Серебряные пули оставляли красные следы крови на черной шкуре оборотня. От пулевых отверстий шел дым.

— В глаз! — крикнула мама, карабкаясь из канавы на откос.

Я подхватила с земли свой пистолет и выстрелила в Игоря, вскинувшегося из травы мне навстречу. Серебряная пуля из запасов Волкодава пробила ему правый глаз, и вервольф упал обратно в траву. Услышав мой выстрел, убивший брата, Серый остервенело зарычал и обернулся в мою сторону. На меня вдруг бросилась Люда, вцепилась ногтями в мою руку и выдрала из нее пистолет. Симин выстрел сбил волчицу с ног, но два следующих оказались сухими хлопками. У Симы кончились патроны, она не могла меня прикрыть, и я стояла на земле среди надгробий, глядя в налитые кровью глаза оборотня, изготовившегося к прыжку. Пятясь, я наткнулась на черное надгробие князя Чернолесского. На нем все еще лежала забытая пуговица. Не видя ничего другого, я сцапала ее дрожащими пальцами. У меня на воротнике всегда есть железная скрепка на случай, если придется открывать замки без ключа. Я быстренько ею орудую, но в этот раз движения показались мне медленными как никогда. Задыхаясь от ужаса и суетливого нетерпения, я прикрепила пуговицу к воротнику на скрепке, как брошь. И тут же рухнула на траву, придавленная нечеловеческой силы броском огромного тела. Когти впились даже не в мою одежду, а сразу же в плечи, разодрав куртку и все, что под ней было. Сознание затопила волна дикой боли. Весь мир перед глазами закрыла огромная черная тень, тень моей скорой и мучительной смерти. В последней отчаянной попытке спастись, я скребла ногтями землю рядом с собой в поисках пистолета. Пальцы нащупали камень — плоский овальный камешек величиной с фасолину. Ни о чем уже не думая, с темнотой в глазах, я швырнула камень в рванувшуюся к моему горлу морду. Он ударил оборотня в лоб. В роде бы не сильно, но я отчетливо услышала звук, похожий на хруст яичной скорлупы, с которым треснул звериный череп. Мне на лицо закапали кровь и мозги. Потом огромная масса из ярости, мышц и шерсти рухнула на меня, лишив возможности дышать…

Я очнулась на своем любимом диване в комнате Волкодава от того, что раны на плечах горели огнем.

— Больно? — рядом сидела Сима, поправляя край сползшего одеяла, — Наверное, заживет не скоро.

— Это потому, что я не фотомодель. В нашем деле о гладкой шкурке нужно забыть, — через силу выдавив улыбку, ответила я.

Сима только качнула головой в ответ.

— Тебе бы все насмешничать. Бываешь ты когда-нибудь серьезной?

— Во время секса. Но тебе это увидеть не светит.

Этот разговор случился утром следующего дня. Ближе к обеду пришла мама. Она была не одна, а с Машей.

— Ну, подруга, как твои дела? — спросила я, когда девочка села на табурет рядом с моим диваном.

— Ничего так, — вздохнула Маша, — Переехала к бабе Зое. Она тяжело поддается воспитанию, конечно, но я уж как-нибудь.

— Не давай ей спуску, — посоветовала я.

— Пуговицу мы получили и даже опробовали в действии, — сказала мама, когда Маша ушла, и мы остались втроем, — Теперь я могу заняться тем, к чему готовилась столько лет.

— Мы можем, — возразила Сима.

Она не искала маминого взгляда, как накануне, но ее лицо выражало решительное упрямство. Мама вздохнула.

— Сима, Дина, — она потянулась было к моему плечу, но спохватилась и погладила по голове, — В чем-то Волков был прав. Вы моя слабость, и взяв вас с собой, я стану уязвима. И демон воспользуется этим, жалость ему не знакома.

— Мама, — начала Сима, но мама положила руку на ее плечо и пресекла возражения.

— Я уже похоронила вашего отца. Я не могу похоронить и вас. Сама я другое дело. Вы знаете, я столько лет ждала и теперь готова на все. Или он, или я — к этому все и шло. Но вы, у вас все должно быть по-другому.

— Не согласна.

Кто это сказал? Правда, я? Сима и мама воззрились на меня, словно я всю жизнь была немой и вдруг заговорила стихами.

— Не согласна. Ты знаешь, мама, что мы тоже ждали. Если бы это было не так, ты бы устроила нашу жизнь иначе, а не готовила нас, как солдат, к войне. И мы не слабость, а поддержка. Когда мы вместе, у нас гораздо больше шансов победить, а не просто с шиком отбросить копыта. Короче, теперь мы с тобой, и не пытайся сбежать.

Перед отъездом мы заглянули в гости к соседям, познакомились с Олей Королевой, подругой Тани. Ее двоюродный брат Миша сидел в кресле-качалке у окна и смотрел на листопад в сквере. Сима подсела к нему, придвинув к креслу-качалке стул. Они не разговаривали, но мне, наблюдавшей со стороны, показалось, что это и не нужно. Сима так и сидела рядом с Мишей все то время, пока я развлекалась с девчонками чаепитием и пустой болтовней.

— Вы так и не рассказали, зачем приезжали в Князев, — сказала Таня, когда мы собрались уходить.

— У нас тут друг жил. Он умер, приезжали помянуть, — сказала я почти что правду.

— Больше нас тут ничто не держит, вряд ли мы снова сюда вернемся, — добавила Сима, — Но все равно, приятно было познакомиться с такими хорошими людьми. Берегите Мишу, он…

Сима не знала, как объяснить. Вряд ли правда пошла бы на пользу и всей семье Королевых, и самому Мише. Кроме того, мы и сами до конца не знали всей правды.

— Просто берегите его, — сказала я, придя на помощь Симе.

Из города мы выехали все вместе. Мама на своем «джипе» впереди, а сзади мы с Симой на «Волге» с оленем. Я все еще чувствовала себя неважно и снова дала Симе порулить. Пользуясь случаем, она включила музыку на свой вкус. На волне, которую она поймала, какой-то дядька пел по-английски просто замогильным голосом.

— Можно что-нибудь повеселее? — воспротивилась я.

— Кто рулит, тот и заказывает музыку, — возмутилась Сима, — Что тебе не нравится? Даже Дамиэль и Кассиэль слушали "the Bad Seeds".

— А мне фиолетово, — поморщилась я, — Дамиэль и Кассиэль — это еще кто?

— Ну, как же? — Сима удивленно вскинула брови, — Ангелы из фильма Вима Вендерса "Небо над Берлином".

— И что, — я устало возвела глаза к потолку, — Если какие-то немецко-фашистские ангелы слушали эту муть голубую, я должна тоже тащиться? Нет уж, это слишком. Маэстро, урежьте этот марш!

Не взирая на протесты сестры, я сменила волну. Из динамиков потекла классическая музыка.

— Вивальди, — я откинулась на спинку кресла, — другое дело.

— Это Моцарт, — строго заметила Сима.

— Ну, и пусть, — ответила я, — Лишь бы не твоя ангельская чушь.

— Ну, и пусть, — помедлив, согласилась Сима.

Больше она ничего не добавила, просто свернула направо, следуя за маминой машиной…

А ДАЛЬШЕ:

…Я сделала только шаг в сторону машины, и мои ноги плавно коснулись мягкой, еще зеленой травы. У меня за спиной была деревянная калитка палисадника, а мне навстречу по утоптанной земляной дорожке бежал мальчик не старше двух лет, одетый в джинсовый комбинезончик, теплую курточку и вязаную синюю шапочку с большим помпоном. Он улыбался, радостно протягивая руки, а сзади него стоял молодой мужчина в сером полупальто. За его спиной виднелись сливовые деревья и пожелтевшие березы на фоне дома. Сам дом, обитый светло-голубым сайдингом, одноэтажный, с металлочерепичной крышей и мансардным окном четко вырисовывался на фоне бледного осеннего неба. Окно в мансарде почему-то притягивало мой взгляд. За приоткрытыми занавесками в нем чудился зыбкий силуэт…