Мы дошли до коридора, из которого добротная деревянная лестница вела на второй этаж.

— Я и в то время здесь работала, за садом приглядывала, — пояснила женщина свою осведомленность, — Теперь годы не те, сторожу вот.

Она нащупала на стене выключатель, на лестнице вспыхнул свет. Сторожиха стала подниматься, я следовала за ней. Ступени под ногами пели негромкую песню о годах и годах чужой жизни, прожитой под этой крышей.

— Жалко ее, Веронику, — вздохнула старуха, тяжело дыша при подъеме по ступеням, — Хорошая она была девочка. А уж красивая! Как королева.

Мы поднялись на верхнюю площадку. Здесь был небольшой холл с окном в сад и несколькими дверями. В проемах в полутьме виднелись темные пятна на стенах. Они были прямоугольной формы, различались размерами. От картин, поняла я.

— Картины забрали. Верейский с новой женой, — неодобрительно проворчала сторожиха, — А ее-то оставили, Веронику-голубушку. Машка-то белобрысая не захотела портрет первой жены на новое место брать, а он, Верейский, и спорить не стал. Покажу, хотите?

— Хочу, — согласилась я.

Звеня связкой ключей, сторожиха стала открывать одну из дверей.

— Потрет необыкновенный, — приговаривала она, возясь с замком, — За Вероникой художник ухаживал, как живую нарисовал. А она выбрала этого, папиного подпевалу. Он тогда на заводе работал, заместителем у Берга был. Наплел с три короба, окрутил нашу девочку. А сам гулял от нее, все знают.

Дверь открылась, впустив нас в полутемную комнату. Небольшое окно снаружи было завито плющом, плохо пропускавшим свет. В комнате были одни только голые стены с бледно-голубыми обоями. К одной стене в углу был прислонен портрет в тускло золотящейся раме. Я подошла, не дожидаясь приглашения, и замерла перед девушкой в воздушном белом платье. С портрета на меня глядела Жанна. Продавщица сувенирного магазина выглядела бы именно так, оденься она женственно, завей и распусти по плечам длинные темные волосы. Не Жанна, поняла я, Снежана. Она укоротила имя, превратив его в другое, похожее по звучанию. И узнать ее теперь было сложно, даже тем, кто видел раньше. От угловатой высокой девочки-подростка со свадебной фотографии не осталось ничего. Но даже в той почти мальчишеской одежде, в какой она предстала перед нами тогда на рынке, ее сходство с необыкновенной красавицей на портрете было поразительно.

— Нравится? — спросила сторожиха с такой гордостью, словно автором картины была она сама.

— Нет, — сдавленно проговорила я, — Нет!

Сторожиха воззрилась на меня с возмущением и ужасом. Она не могла знать, что мой возглас относился не к портрету. Я вдруг отчетливо услышала голос Дины: "Мне пора в погоню за зеркалом". Моя сестра пошла в магазинчик Веры Аркадьевны. Пошла, не подозревая, что встретит там Снежану. Оттолкнув сторожиху с дороги, я бросилась бежать.

Сама не помню, как добралась до автовокзала. Динин телефон не отвечал. Я помчалась на остановку маршрутного такси. Когда садилась на маршрутку в Ольховск, из здания автовокзала появился Сева. Увидев меня, он поспешил к остановке.

— Ты, что уезжаешь? — встревожился он.

— Извини, — я виновато пожала плечами, — Мне нужно ехать к сестре. У нее неприятности, — я вспомнила, что он знает о занятиях моей семьи далеко не все, — Долго объяснять. Ей нужна моя помощь.

— Но она же взрослый человек. И ты тоже, — Сева посмотрел умоляюще, — Сима, поедем в Адлер со мной!

— Мне нужно к ней, — вздохнула я.

— Ты же сказала, с этим покончено, — растерянно возразил Сева, — Чего же возвращаешься?

— Ну…Мы семья.

Сказав это вслух, я окончательно поняла, что так и есть.

Я всю дорогу до Ольховска тщетно набирала Динин номер. Без нее я чувствовала себя беспомощной. Дина всегда знала, куда идти и что делать, даже, когда казалось, что нас окружает сплошная завеса неизвестности. Я же была растеряна и напугана. Все, что я могла сделать, выпрыгнуть из маршрутки возле садового рынка.

В пятом часу вечера жизнь под крышей со стеклянными окошками стала затихать. Покупателей становилось все меньше, и они постепенно тянулись к выходу. Некоторые павильоны уже закрывали ставни на окнах-витринах.

Все больше ускоряя шаг, я в конце концов перешла на бег и, добежав до нужной линии павильонов, остановилась. И садовый павильон с гномами на вывеске, и соседний с сувенирами были закрыты. Раздвижные ставни на окнах были опущены, ни единый лучик света не проникал из-под них наружу. Я помедлила, чувствуя близость паники, подошла к сувенирному павильону и подергала ручку на двери. Результат, конечно, оказался нулевым. Я несколько раз ударила в дверь ногой — бесполезно. На меня уже стали с подозрением поглядывать продавцы из других павильонов. Я отошла и прислонилась к закрытым ставням с другой стороны прохода. Я даже не знала, здесь ли Дина. О том, что с ней могла сделать Снежана, я вообще не хотела думать. Мне нужно было попасть внутрь. Я огляделась. Коридор в этой части рынка начал пустеть. Дождавшись, пока рядом никого не окажется, я нашла в кармане металлическую скрепку, загнутую особым образом. Дина долго учила меня открывать замки без ключей, и недавно что-то начало получаться.

Дверь сувенирного павильона начала поддаваться. Прежде, чем войти, я еще раз огляделась. В пустом коридоре на полу я заметила люки. Они явно вели в какие-то подземные коммуникации. Я вдруг вспомнила, что в павильоне Вики в полу подсобки был такой же люк. В голове молнией пронеслась догадка. Я отступила от двери сувенирного магазина и, рискуя быть пойманной, подошла к вывеске с гномами.

Свет в садовом павильоне не горел. Растения на полках в темноте казались диким лесом. Пробравшись сквозь него, я скрепкой открыла дверь в подсобку. Люк в полу на первый взгляд казался открытым, но, когда я дернула скобу, заменявшую ручку, крышка не поддалась. Люк был заперт изнутри. Моя догадка подтверждалась. Стоя на коленях перед люком, я призадумалась, но ненадолго. Войти тихо не получится, это очевидно, но войти надо. Я побродила среди полок с садовым инвентарем, сбивая по пути картонные коробочки с саженцами цветов и пакеты с удобрениями, и нашла железные грабли с короткой ручкой. У меня были сильные сомнения, что этим можно справиться со Снежаной, но другого оружия у меня при себе не было. Граблями подлинней я взломала крышку люка. Заглянув внутрь, я увидела лестницу, ведущую в глубокое подвальное помещение. Где-то в самом низу теплился едва различимый свет. Сунув грабли за пазуху, я шагнула на первую ступеньку.

Первое, что я увидела, спускаясь, был бетонный пол. Когда я добралась до самого низа, внутренность подвала меня поразила. Это было достаточно сухое помещение, не имевшее ничего общего с залитыми водою грязными коллекторами, в которых кишат крысы. Подвал, наверное, существовал давно и был приспособлен под кладовую. Но сейчас это было место, где обитало колдовство. Стеллажи, такие же, как наверху, в павильоне, были забиты банками, пузырьками, бутылочками с непонятными жидкостями, заготовками из останков птиц и мелких животных, другими предметами отталкивающего вида и с неприятным запахом. Несколько стеллажей представляли собой как бы книжные шкафы. На полках лежали тома, потрепанные и распухшие от времени. Содержание, наверное, было специфическим. Стол среди подвала был превращен в этакую лабораторию: спиртовка, колбы, мерные стаканчики, ступка для растирания порошков. На самом уголке лежал большой гадательный шар, мутный и запыленный. Рядом горели свечи в медном подсвечнике, но освещался подвал не по старинке, а холодным светом люминесцентных ламп, вмонтированных в потолок. Всюду на стенах висели зеркала, собранные, казалось, с миру по нитке. И в красивых старомодных рамах, и в пластмассовых из набора для ванной комнаты, и просто прямоугольники зеркального стекла, никак не обрамленные. Одно большое напольное зеркало в стиле модерн стояло отдельно между стеллажом с книгами и столом. Из него глядело во весь рост мое бледное потрясенное отражение.

Я никогда не видела ничего подобного и рассмотрела бы все внимательнее, но по глазам сразу ударил вид трех стульев, на которых темнели неподвижные человеческие фигуры. Вера Аркадьевна и Вика сидели, опустив голову на грудь, как спящие пассажиры электрички. В сознании была только Дина. Увидев мое отражение в большом зеркале, она повернула ко мне голову. Ее руки, закинутые за спинку стула, были крепко связаны бельевым шнуром.