— Так что будем делать? — спросила Сима.

— Как говорим мы, работники прокуратуры, нужна доказательная база, — сказала я, — Надо посмотреть своими глазами на эти старые газеты. И хорошо бы поговорить с теми девочками, которые гуляли с Наташей Беловой, когда она пропала. В музыкальной школе они вместе учились?

— Когда мы шли к Кувшиновой на квартиру, проходили мимо доски объявлений, — вспомнила Сима, — Там висел плакатик, что занятия уже начались. И адрес был.

— Тогда ты, как самая умная, едешь в библиотеку, а я, как самая смелая, в музыкальную школу, — распорядилась я, — Встретимся в том кафе, где были утром.

Я открыла ключом дверцу машины со стороны водительского места. Вдруг возникло неприятное чувство, как если бы за нами следили. Я уронила ключи, подняла их и непринужденно огляделась. Улица была абсолютно пуста — только липы, кусты сирени и дома с закрытыми дверями подъездов. Но гадкое чувство не исчезло. К нему добавилось еще одно такое же. Будто тот, кто за нами наблюдал, теперь еще и насмехался.

Библиотека находилась в здании городского Дома культуры, симпатичного особнячка куда более старомодной постройки, чем основная масса отрадинских домов. Я высадила возле него Симу, а сама поехала по адресу музыкальной школы, указанному в объявлении о начале занятий.

В музыкальной школе я тоже решила изобразить тетку-прокуроршу. Теперь, когда поэтессы Сумарокова и Кольцова были порознь, шансов спалиться было гораздо меньше. Школа находилась в части города, примыкавшей к железке. Ее окружал небольшой сквер, приближавшийся к лесу. С той стороны изредка слышались объявления диспетчера по громкой связи, что поезд такой-то едет из пункта А в пункт Б по такому-то пути.

Если Дом культуры хоть немного радовал глаз лепниной да колоннами, то школа вовсе нет. Белесое панельное зданьице в два этажа с широкой лестницей, ведущей к просторным дверям, и большим козырьком над ними, заставляло вспомнить ужасы золотого детства. Я столько повидала школ! Мы часто переезжали из-за маминой работы.

Пройдя по липовой аллее сквера, я поднялась на крыльцо. Окна второго этажа были приоткрыты, из них донеслись весьма знакомые звуки в исполнении нескольких струнных инструментов. Вивальди, черт его дери? Мне сразу же окончательно разонравилось это место. Я с подозрением огляделась. Ровные аллеи вокруг здания музыкальной школы были пусты. Несколько боковых являли собой небольшой фруктовый сад, там росли яблони. На одной из них молодая женщина в оранжевой куртке разнорабочего специальными граблями чистила газон от листьев. Я толкнула дверь и вошла.

Большой холл, занимавший почти весь первый этаж, был погружен в полуденную полутень. В паре солнечных лучей над линолеумом, покрывающим пол, медленно кружили пылинки. Сонную тишину нарушало лишь треньканье и пиликанье, доносившееся из недр музыкальных классов на втором этаже. Тетка, которую охранник вызвонил по моему требованию, была неприятно удивлена визитом областной прокуратуры. На самом деле и мне не в кайф было встречаться с директором, но по-другому миновать охрану было нельзя и пришлось обозначить свое присутствие.

— Старший следователь майор Кольцова, — тетка близоруко щурилась сквозь очки на мое «удостоверение».

Выглядела она в целом приятно, моложаво и одета была почти что модненько. Очки на ней тоже были прикольные — без оправы, на струне. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — училка. Есть в них что-то леденящее кровь любого, кто ходил в школу.

— Дина Валентиновна, — как можно солиднее уточнила я.

— Кадетова Нина Сергеевна, завуч, — представилась тетка, возвращая мне "документы", — Наш директор Лариса Николаевна уехала на совещание. Если вам нужна лично она, то придется зайти позднее. Завтра.

— Да это неважно, — деловито отмахнулась я, делая незаметный шаг вперед, туда, где в глубине холла маячила лестница наверх, — На самом деле мне бы хотелось побеседовать с теми девочками, которые учились вместе с Наташей Беловой.

— О, — на лице завуча нарисовалась растерянность, она помедлила, прежде, чем заговорить снова, — Это…такой неприятный случай. Девочка убежала из дома, а времена сейчас такие опасные. Ее ведь найдут, правда?

— Я здесь именно за этим, — заявила я со всей решимостью.

— Ну, пройдемте ко мне в кабинет, — сказала завуч.

Я даже вздрогнула. Это, спрашивается, кто кому должен говорить «пройдемте»?

Вообще-то знаю я таких людей, как эта Нина Сергеевна Кадетова. Ни ее учительское личико, ни строгий голосок мне сразу не понравились. Дальнейшее развитие событий поэтому не удивило.

— Знаете, я вынуждена вас огорчить, — вздохнула Нина Сергеевна, как мне показалось притворно, когда мы поднялись наверх в ее кабинет, — Мне придется воспрепятствовать вашим намерениям. Я не могу наносить детям такую травму: вызывать их на допрос к следователю в присутствии всей музыкальной школы. С ними и так уже разговаривала милиция.

— Почему же на допрос? На беседу, — строго возразила я, окидывая ее как можно более прокурорским взглядом из-под своих куда менее шикарных очков, — Значит, лучше, мне пойти к каждой из них домой, и пусть травму им нанесут соседи, когда будут обмусоливать, что приходил следователь?

Это был веский аргумент, а тетка оказалась не лишенной воображения особой. Она живо представила нарисованную мной картину, и, судя по выражению лица, не пришла от нее в восторг.

— Могу еще повесткой вызвать, с родителями, разумеется, — добавила я, чтобы усилить впечатление.

— Хорошо, — отчеканила Нина Сергеевна, признавая поражение, но явно не сдаваясь врагу, как наш гордый "Варяг", — Кого конкретно вы хотите видеть?

— Таню Орешкину, Люду Козлову, Марину Чуйко, — имена я прочла в статье Артема Воробьева и старательно запомнила.

— В данный момент они не все присутствуют на занятиях. Орешкина уехала с родителями в гости к бабушке, Козлова заболела, — завуч тайно злорадствовала, сообщая мне сии прискорбные факты, — Могу позвать Марину Чуйко. Я буду присутствовать, конечно.

— Конечно. Зовите, — кивнула я, всем своим видом показывая, что мадам от меня все равно не отвертится.

Попытка перебодать меня прошла безуспешно, Нина Сергеевна вздохнула украдкой и нажала кнопку селектора у себя на столе.

— Дашенька, — позвала она секретаршу, — Позовите, пожалуйста, Марину Чуйко из второго, — и вонзила в меня учительский взгляд, — Прошу немного подождать.

— Пожалуйста.

Я встала и с небрежным видом прошлась по кабинету. Аккуратные липы сквера раздвигались перед его окном, открывая вид на куда более безалаберные деревья возле железнодорожной насыпи, видневшейся за решетчатой оградой. Железная дорога, которая была видна отсюда лучше, чем из кухни Воробьева, оказалась всего лишь одноколейкой, сворачивавшей в лес и терявшейся в нем. Рельсы не блестели, едва отражая облачное небо, как бывает в случае, когда ими не часто пользуются по назначению. Если бы не городские дома на той стороне полотна, его вид казался бы совсем заброшенным и неприглядным.

— Ничего, что рядом пути? У вас ведь тут дети, — сказала я.

— Мы стараемся следить за этим, — уловив в моем голосе озабоченность, завуч чуть подобрела, — Кроме того, основное полотно проходит в стороне, огибает Отрадинск. А через город проложено только небольшое ответвление. Его строили еще до войны, вот тогда оно было оживленным. А теперь проходит пару раз за день товарный состав.

— Понятно, — я бросила взгляд на стену возле окна, где висели фотографии учеников музыкальной школы.

Детишки при параде с музыкальными инструментами на всяких там школьных концертах и других мероприятиях. Снимки были снабжены подписями. На одном из них я нашла Наташу Белову, сидящую за роялем. Мелкая девчушка, в синем платье с оборочками, в роде тех, в которые рядят примерных детишек в кино. На голове капроновый белый бант, а в глазах море шкодливости. Такая способна на большее, чем просто по клавишам бацать. Убегают ли такие дети из дома? Да. Попадают ли в истории? Да. Возвращаются ли живыми и невредимыми? Мне стало не по себе, я перевела взгляд на другие фотографии.