Литмир - Электронная Библиотека

Прозвучавший взрыв оказался до того мощным, что в здании Консерватории и в близлежащих домах напрочь повылетали все стекла; опрокинулись на бок две пролетки, стоявшие рядом, осколками ранена молодая пара, проходившая неподалеку, а градоначальник не был даже контужен. Тогда человек в студенческой тужурке, больше смахивающий на обыкновенного громилу, нежели на исполнителя «воли народа», достал револьвер и стал стрелять в генерала.

«Первую пулю я очень явственно слышал, – за-явит позже репортеру „Русского слова“ генерал Рейнбот. – Она прожужжала над головой. Затем послышался второй выстрел…»

Анатолий Анатольевич не стал дожидаться, покуда его достанет третья пуля, и выстрелил в рыжего. Тот, схватившись за шею, покачнулся и рухнул на ступени консерваторского крыльца.

Мгновенно полицейскими и подоспевшими жандармами было оцеплено несколько близлежащих кварталов и задержаны «для выяснения личностей» все бывшие на улицах прохожие. Так в полицейские сети, расставленные для поимки террористов, попал мещанин Павел Николаевич Федосеев, знаменитый банковский налетчик и легенда уголовного мира Савелий Родионов. Его фотографические карточки в усах и при бородке, а также без оных имелись в каждом полицейском участке Москвы, и его «закрыли» в Бутырской тюрьме в скученной камере вместе с прочим людом, где уже «парились» матерые уркаганы и молодые жиганы, едва успевшие хлебнуть лиха.

Через три недели Родионов был выпущен под залог, устроенный Елизаветой при содействии начальника разыскного отделения Департамента полиции генерала Белецкого, шефа берлинской агентуры. Скорее всего, Савелию зачлось его участие в поимке и содействие в переправке в Россию из Берлина резидента японской разведки, известного в специфических кругах под кличкой Янычар. А иначе припомнили бы ему все его кунштюки и прочие безобразия и ближайшим этапом отправили бы по Сибирскому тракту. Елизавета сумела раздобыть ему и паспорт и наказала ехать именно в Казань, мотивируя это тем, что у нее там есть «кое-какие» дела и она в скором времени тоже туда прибудет…

Второй раз Савелий прибыл в Казань уже в 1909-м, когда брал потайной сейф с алмазной короной императрицы Екатерины Великой. Дельце это было проведено мастерски, однако в тот раз Родионов еле ушел от казанских сыскарей одним из подземных ходов, коими был вдоль и поперек испещрен Воскресенский холм. Можно сказать, что тогда ему крупно подфартило. Хотя везет в жизни тем, кто того заслуживает своим умением и мастерством. И еще вот разве что дуракам. Но таковым маэстро Савелий Николаевич Родионов, без сомнения, не являлся.

Третий же раз случилось ему прожить в Казани в 1913 году аж целых три месяца, покуда не окончилась в Москве кампания по очистке Первопрестольной от уголовных и беспаспортных, затеянная товарищем министра внутренних дел генерал-майором Владимиром Федоровичем Джунковским, шефом Отдельного корпуса жандармов. Когда эта кампания, как и многие другие, время от времени затевавшиеся в Российской империи, благополучно провалилась, Савелий Николаевич немедля вернулся в Москву и принялся за свое любимое занятие – потрошить несгораемые шкафы и сейфы.

* * *

«Мерседес-Бенц» проехал по мосту через речку-протоку Булак и стал натужно, увеличивая обороты, подниматься в гору на Воскресенский холм, крутой даже для пешеходов. Табун лошадей, спрятавшийся под разгоряченным капотом автомобиля, вдруг неожиданно запротестовал, и в какой-то момент Савелию Родионову показалось, что они могут скатиться вниз.

Однако обошлось.

Стало намного легче, когда въехали на Воскресенскую улицу. Дорога пошла немного под горку, и до пересечения с Черноозерской водитель «мотора» ехал на нейтральной передаче, давая восстановиться загнанным «лошадям».

Савелий узнавал и не узнавал Казань. Вроде бы тот же самый, как и пять лет назад, город все же предстал другим. Трамваи не ходили, дома, некогда светлые и ухоженные, потемнели и как-то скукожились, а на улицах, вместо дефилирующих барышень в «дипломатах» и шляпках и их кавалеров в «котелках» и костюмах английского покроя, сновали неухоженные бабы в косынках и те же вездесущие мешочники. В скверах и парках, где по вечерам играли бравурные марши полковые оркестры, теперь было пустынно, а некогда аккуратные аллеи заросли травой и густыми лопухами репейника.

Что особенно бросалось в глаза, так это огромное количество людей в военной форме. Создавалось впечатление, что Казань находится на осадном положении. И как бы в унисон мыслям Родионова Михайловский спросил:

– Вы, конечно, в курсе, что чехословаки и учредиловцы взяли Симбирск?

К предстоящей встрече Савелий Родионов подготовился основательно. Прикупив на вокзале целую стопку газет, он перечитал в поезде весь материал.

– Да, – громко ответил Родионов.

– На нас теперь идут, Александр Аркадьевич, – продолжал Михайловский. – Пусть только сунутся. Казань им все равно никогда не взять.

Немного проехав, остановились у высокого здания, похожего формой на большой корабль, – нумера «Франция», в которых раньше не брезговали останавливаться ни «их сиятельства», ни «их превосходительства».

– Приехали, – объявил громко Михайловский, выходя из машины.

Савелий и Лизавета прошли вслед за помощником губернского комиссара в большую прихожую с пальмами, зеркалами и мягкими диванами, после чего получили от вышедшего им навстречу управляющего ключи с костяным набалдашником, на торце которого золотом была выгравировано число «11».

– Это нумер «люкс», – пояснил Михайловский. – Два года назад в нем останавливался великий князь Михаил Николаевич. Теперь он ваш… Ну, не буду вас задерживать, – слегка наклонил голову помощник комиссара. – Отдыхайте.

– Благодарю вас, – со сдерживаемым облегчением ответил товарищ Крутов.

* * *

Нумер одиннадцатый оказался состоящим из большой передней, гостиной залы с белым роялем, столовой, просторной спальни и кабинета, в котором имелся также телефонный аппарат.

Туалетная и ванная были сплошь отделаны мраморной плиткой. Словом, жить было сносно. Правда, отсутствовала вода (городской водопровод с приходом в Казань большевиков вдруг почему-то перестал работать, впрочем, обесточили и трамвайные линии), но водой, в том числе и горячей, управляющий гостиницей обещал обеспечить по первому требованию.

– Служащих в гостинице около двадцати человек, – пояснил он, угодливо улыбаясь. – Вмиг сколь угодно воды вам наносят, только прикажите.

– Немного попозже. Если вас не затруднит, принесите, пожалуйста, свежие газеты.

– Хорошо. Через две минуты вам принесут.

Как только они вошли в нумер, Лиза с ногами забралась на диван и блаженно прикрыла глаза.

– Устала? – присел рядом Савелий.

– Есть немного, – ответила Елизавета.

– Ничего. Сейчас отдохнем, потом сходим куда-нибудь, пообедаем. Так?

– Je vous remercie[1], – ответила Лиза, нежно глядя в голубые и столь знакомые глаза.

– Не стоит, – сказал Савелий и взял руку Лизы в свою. – Но без меня не делай по городу и шагу. Договорились?

– Хорошо.

Глава 2. КОМИССАР ГОСБАНКА

Объявляется мобилизация в Красную Армию Граждан 1892 и 1893 годов рождения. Отказные протоколы не принимаются. Так же объявляется мобилизация лошадей. Нарком по военным делам Мехоношин. Губернский военком Межлаук.

Савелий отложил газету и посмотрел на часы. Пора. Он кинул взгляд на спящую Лизу, поднялся и на цыпочках вышел из нумера. Биржа извозчиков была совсем рядом, у Центрального телеграфа.

– До Госбанка, – кинул Родионов вознице, садясь в расшатанную скрипучую пролетку.

– Рупь с полтиной, гражданин хороший, – сказал сквозь зубы возница, едва глянув на пассажира.

– Понял, любезнейший, – ухмыльнулся ему в спину Савелий. – Овес нынче дорог. Давай, трогай.

Ехать, собственно, было всего ничего: по Пушкинской спустились до Рыбнорядской площади, с нее повернули налево и, проехав квартал, остановились.

вернуться

1

Благодарю вас (фр.).

2
{"b":"137881","o":1}