– Подготовку я проходил на армейской базе Кэмп-Пири.

Бейкон одобрительно кивнул:

– Я тоже занимался там в свое время. Это весьма хорошая школа. Шифровальное дело у вас вел старина Стив Костнер?

– Именно так, сэр, – с готовностью отозвался Далтон.

– Забавный старик, – губы Бейкона разошлись в располагающей улыбке. – Он рассказывал нам массу интересных историй о холодной войне. Послужной список у него будет побольше нашего.

– Именно так, сэр.

– К чему я это говорю... Мне хотелось бы, чтобы вы лично занялись поисками подходящих людей. – Майкл невольно сглотнул подступивший к горлу ком. – Лучше вас с этим никто не справится. Так что руководство операции ложится именно на вас. Вы владеете русским?

– Да, сэр. Я три года прожил в России, – с готовностью отозвался Далтон.

– Ну, вот видите. Вам будет легче понять, чем кому-либо, что там происходит в действительности. На эту операцию я возлагаю очень большие надежды. Если нам удастся провернуть что мы задумали, то Россия будет находиться у нас на крючке, с которого уже никогда не соскочит. Ни один винтик на газовой трубе не будет поворачиваться без разрешения Белого Дома. У вас много дел, Майкл! Я вам даже завидую. А теперь – ступайте.

– Слушаюсь, сэр, – с готовностью поднялся Далтон.

Сама атмосфера больницы даже у самого здорового человека вызывает отрицательные ощущения. И дело тут не в том, что взгляд постоянно натыкается на скорбящие, зачастую изнеможенные долгой болезнью лица, и даже не в здании морга, что ненавязчиво разместился под густыми кленами в уголке больничного двора, а в том, что, перешагивая порог клиники, начинаешь осознавать, насколько хрупко твое здоровье. И что жизнь не такая уж и бесконечная, как это нередко представляется.

– Прижмись к дереву, – сказал Петляков, повернувшись к Савельеву.

Водитель кивнул и ловко втиснулся между толстой липой, стоящей на краю дорожки, и черным «Лэндровером».

– Побудь пока здесь, я скоро буду. Ты все купил, что я просил?

– Да. Апельсиновый сок, груши, яблоки.

– Хорошо, – кивнул Петляков, забирая пакет. – Не знаю, как у тебя, но у меня больница вызывает не самые благодушные ощущения. Помню, в детстве я ногу сломал, так целый месяц пришлось проваляться. Я просто от тоски изнывал.

– Болеть всегда плохо, – согласился Савельев. Неожиданно широко улыбнувшись, он продолжил: – Хотя, с другой стороны, там молодые медсестрички работают, и все такие хорошенькие! Может быть, на пару деньков я бы и завис в какой-нибудь больничке.

– Ну-ну, – усмехнулся Петляков.

Набросив халат, он уверенно поднялся по лестнице с широкими перилами. Вот так и должен выглядеть храм боли: белоснежным и очень холодным.

Аню Елизарову разместили в отдельной палате, у дверей которой дежурили двое охранников. Еще двое находились в соседней комнате, которая сообщалась через небольшую дверь с палатой. Так что в случае осложнений они могли подоспеть на выручку в любую минуту.

Охрана, заметив подошедшего Петлякова, расступилась.

– Там врач, – предупредил один из охранников.

– Вот и славно, – приоткрыв дверь, сказал Вадим. – Он мне и нужен.

Больных полагается заражать неистощимым оптимизмом, бодрым и активным видом, доказывая тем самым, что их болезнь всего-то недоразумение судьбы. Однако, взглянув на бледное, безжизненное лицо Анны, Петляков почувствовал, что заготовленные бодрые фразы мгновенно улетучились, и единственное, что ему оставалось, так это налепить на лицо дежурную улыбку. Губы девушки едва дрогнули, когда её взгляд остановился на вошедшем Петлякове, в какой-то момент ему даже показалось, что он прочитал в её глазах расположение.

Рядом с кроватью стоял врач – высокий импозантный мужчина лет сорока пяти с густой шевелюрой, которую украшала редкая седина, больше смахивающая на искусное мелирование. Наверняка он был героем младшего медицинского персонала: они предпочитают именно таких, породистых мужиков.

Бережно взяв под локоток вошедшего Петлякова, врач отвел его в угол палаты.

– Как она? – не удержался от вопроса Вадим. Голос слегка дрогнул, выдав его волнение.

– Теперь самое страшное позади. Восстановление идет хорошо. Состояние стабильное. Наблюдается положительная динамика. Главное, чтобы не было никаких осложнений. Но нервное потрясение еще очень сильное. Все-таки она ранена.

– Если нужны какие-то лекарства, так вы только скажите, мы достанем все, что необходимо.

– Вы уже снабдили нас всем самым необходимым, так что больше ничего не нужно, – серьезно заверил его врач. – Я вот что хотел сказать, – Он понизил голос. Вадим напрягся. – Мне тут звонили и интересовались здоровьем Анны...

– Кто?

– Этот человек не представился.

– И что же вы ответили?

Пожав плечами, врач ответил:

– Как мы с вами и договаривались, я сказал, что она находится в критическом состоянии.

– Правильно, – не сумел сдержать вздох облегчения Петляков.

– Но это еще не все. Позавчера ко мне подошел мужчина, представился родственником Анны и попросил, чтобы я отвел его к ней в палату.

– А вы? – получилось немного громче, чем следовало.

– Сказал, что больная себя очень плохо чувствует и доступ к ней закрыт, что она по-прежнему находится в реанимации.

– Вы все правильно сделали, – на этот раз подавил вздох облегчения Петляков. – Никто не должен знать, что у Анны наступило улучшение.

– Это еще не все... – Широкие белые ладони врача театрально прижались к груди. – Вы не подумайте, что я боюсь, что мне чего-то там кажется, но за мной вчера следили. До самого дома.

– Может, вам всё-таки показалось?

– Ну, я же не какой-нибудь там неопытный мальчишка. И манией преследования не страдаю. Я вполне адекватно воспринимаю сложившуюся ситуацию. Этого человека я замечаю на протяжении трех последних дней. Он держится немного позади меня, часто буквально дышит в затылок.

Петляков нахмурился.

– Не стоит переживать. Скажу вам откровенно, если бы они замышляли против вас что-то серьезное, то сделали бы это уже давно.

– Спасибо, утешили! – усмехнулся врач.

– Но на всякий случай я назначу вам охрану.

– Было бы не лишним, – буркнул врач, – хотя бы на некоторое время.

– Считайте, что вы её получили. – Врач начинал напрягать: ему давно следовало бы отойти, но он отчего-то продолжал стоять, буравя его пристальным взглядом. – Вы еще что-то хотели сказать?

– Понимаете, вы просили держать все в тайне. Что я и делаю! – торопливо заверил его эскулап. – Никто даже не подозревает об истинном состоянии пациентки. Мне приходится прикладывать некоторые усилия. А это, сами понимаете, подразумевает некоторые затраты... А потом – ремонт!

Губы врача раздвинула виноватая улыбка. А это уже перебор! Два дня назад ему передали сумму, на которую можно было отстроить еще один этаж больницы, а он говорит о каком-то ремонте. На языке у Вадима вертелись весьма подходящие слова. Почему-то все вокруг считают своим долгом обращаться к нему за помощью, и он должен входить в положение каждого. Но ведь его личный карман – не золотая жила!

Стараясь сдерживаться, Петляков хмуро кивнул:

– Хорошо. Я подумаю, чем можно помочь. А теперь мне бы хотелось побыть с ней наедине.

– Только умоляю вас, очень недолго: девушка еще очень слаба.

– Хорошо, – пообещал Вадим. И почувствовал невероятное облегчение, когда, наконец, за врачом закрылась дверь. – Как ты себя чувствуешь, Аня? – повернулся Вадим.

– Хорошо... Могло быть хуже.

Петляков понимающе кивнул.

– Врач сказал, что восстановление идет быстро. У тебя организм очень крепкий, здоровый. Так что через неделю уже будешь бегать.

– Даже не верится, – уныло проговорила Анна. – Я столько пережила за это время.

– Я тебя понимаю... Ты извини, но я начну говорить сразу о деле. Нам важно поймать этого человека. Неизвестно, что он еще захочет выкинуть. Если он покушался на тебя один раз, то где гарантия того, что это не повторится?