– Надеюсь, – вежливо продолжала Дженнифер, – я прибыла в подходящее время? Ты позволишь мне войти?
Девочка, все еще тараща глаза, открыла было рот, но так ничего и не сказала. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, обутая в шлепанцы на веревочной подошве.
Дженнифер в недоумении начала сначала:
– Тебя не затруднит… – Внезапно ее осенила догадка, и она спросила: – Ты ведь француженка, а не испанка?
Девочка быстро-быстро закивала, похоже было, что она вот-вот истерически рассмеется.
– Тогда будь добра, – твердо проговорила Дженнифер, абсолютно не понимая, почему этот онемевший ребенок не впускает ее, – проводи меня к кому-нибудь из старших. Проводи меня, пожалуйста, к матери настоятельнице.
После этого, слава богу, девочка отворила створку ворот. Дженнифер очень не понравился тревожный огонек, все еще горевший в застывших, словно зачарованных глазах – а в их фарфоровой блестящей голубизне притаилось смятение, больше того, безотчетный страх. И похоже, за этим крылось не просто смущение или испуг, испытываемый при встрече с незнакомым человеком. По спине Дженни пробежал холодок, точно состояние девочки начало передаваться ей. Дженнифер строго сказала себе, что все это не иначе как причуды ее подсознания, в котором засело с полсотни романтических сказок о тайнах, скрытых за монастырскими стенами, испокон веку дававших пищу суеверным страхам. И еще она сурово напомнила себе, войдя за испуганной сиротой в узкий дворик, что здесь трудно ожидать чего-нибудь в духе романов Анны Радклиф, у которой монастырские кельи и полночные ужасы, как день и ночь, просто не могут существовать друг без друга, и к тому же это место отнюдь не напоминало погруженное в кромешную тьму Трансильванское ущелье. Сия скромная и тихая обитель, основанная, очевидно, в Средние века, мирно грелась в лучах современной жизни.
Дворик, по которому вела ее девочка, решительно не укладывался в беллетристический шаблон монастырских описаний, здесь не было и намека на суровые бичевания или на заточенных в подвалах узниц. Волны раскаленного воздуха зыбким маревом поднимались от земли, буйно вьющийся по оштукатуренным стенам плющ почти скрывал стрельчатые окна. Сам двор казался источником тишины, неким средоточием безмолвия и зноя, где воздух словно препятствовал любому движению, а посередине в слегка пожухшей траве возвышался сруб колодца, над которым застыла в неподвижности рассохшаяся бадья.
Два крыла монастырского здания тянулись по южной и восточной сторонам двора, в месте их соединения поднималась над кровлей квадратная башня церкви. Девочка направлялась через двор туда, где между южным крылом и церковью темнела стрельчатая арка, ведущая в монастырский сад.
Под сумрачными сводами было замечательно прохладно. Дженнифер замедлила шаги, с признательностью глядя на холодные камни, дарящие желанную свежесть. Несколько пологих ступеней по левую руку вели в вымощенный плитами коридор; чуть дальше впереди виднелась темная дверь, рядом свешивались по стене колокольные веревки, – по всей видимости, это был вход в церковь. На противоположной стороне находилась еще одна дверь, которая, как выяснилось позже, вела в трапезную и кухню, а над ними, на втором этаже, располагались кельи сирот и послушниц.
Юная провожатая быстро поднялась по ступеням, ведущим в центральную часть здания, где, очевидно, размещались основные службы. Здесь их снова встретило солнце, правда на этот раз его блеск смягчали роскошные узоры витражей – павлиний хвост теней с золотыми, нефритовыми и аметистовыми пятнами расстилался по плитам вестибюля, достигая нижних ступеней мощной каменной лестницы.
– Мне кажется, – начала Дженнифер, но ее спутница почти бежала по коридору. – Мне кажется…
Испуганно взглянув на нее, девочка устремилась дальше, ее голые ноги быстро мелькали, расцвеченные россыпью гранатовых, янтарных и изумрудных оттенков. «Стойте, ждите, идите», – смятенно думала Дженнифер, заталкивая миссис Радклиф обратно в преисподнюю, откуда та упрямо высовывалась. Дженни поспешила вперед, цветные пятна скользнули с ее платья и погасли в полумраке облицованных панелями стен лестничного марша, по которым были развешаны небольшие и явно посредственные картины со смутно проступающими под толстым слоем лака изображениями святых. Конечно же, святой Себастьян, в изобилии утыканный стрелами, и святая Тереза, чудом только и удерживающаяся на своем облаке; третья фигура совсем туманно проступала сквозь темную лакировку, зато хорошо было видно ее окружение, состоящее из голубей, гусей, аистов, снегирей и еще каких-то птиц вроде австралийских попугаев… Святой Франциск со товарищи остался позади, и Дженнифер, догоняя свою провожатую, вошла в длинный коридор второго этажа. Солнечные лучи беспрепятственно проникали сюда сквозь простые оконные стекла, ярко освещая побеленные стены и ряд светлых дверей. В нишах между окнами тоже располагались фигуры святых, которые выигрышно отличались от мрачных живописных изображений на лестнице. Яркостью своих ало-голубых с позолотой нарядов эти небольшие статуи соперничали с веселым разнообразием живых цветов, расставленных у их подножий.
Миссис Радклиф, пораженная в самое сердце, зачахла и растаяла в этом изобилии света, и Дженнифер с непреклонной решимостью, которая заставила сироту замереть посреди коридора, проговорила:
– Постой, пожалуйста.
Девочка обернулась и посмотрела на нее.
– Смогу я все же увидеть сегодня мою кузину?
Вместо ответа, к изумлению Дженнифер, сиротка вдруг взвизгнула и крепко зажала рот руками. В ее голубых глазах по-прежнему было испуганное выражение. Она судорожно вздохнула и ничего не сказала.
– Но послушай, – начала Дженнифер и, поскольку беспокойство ребенка передалось ей, встревоженно закончила: – Что-то случилось? Может, кузина больна? Ведь мадам Ламартин у вас, правда?
Девочка, все еще зажимая ладошкой рот, прерывисто дышала, и тут Дженнифер совсем смутилась и испугалась, увидев, что эти распахнутые печальные глаза полны слез. Она склонилась к девочке, но та увернулась и со всех ног бросилась бежать по коридору. Звук ее шагов быстрой чечеткой скатился по лестнице, удаляясь, простучал по плиточному полу вестибюля и затих.
Брошенная в пустынном коридоре, Дженнифер некоторое время ошеломленно смотрела вслед убегающей девочке, потом, мысленно встряхнувшись, огляделась.
Справа тянулся ряд закрытых дверей, слева – святые, пребывающие в нерушимом спокойствии, а в самом конце солнечной галереи, в тупиковой стене, была еще одна особая дверь. О том, что эта дверь не простая, можно было догадаться по затейливым накладкам чугунного литья, украшенным завитушками. Наверняка за ней находится комната настоятельницы, туда, видимо, и вела ее девочка. Однако Дженнифер стояла в нерешительности – глубокая тишина вокруг действовала угнетающе. Надо было дойти до конца коридора и просто постучать в ту дверь, но с каждой минутой это казалось все более невозможным. Здешнее безмолвие пугало – Дженнифер вдруг вспомнила, что с момента их встречи девочка не произнесла ни слова. «Может быть, это такой монастырь, в котором все дали обет молчания, – в тоске размышляла Дженни, все еще стоя посреди коридора. – Трапписты – так они называют себя… или орден траппистов – мужской? Да кто же все это запомнит?..»
Но тут волосы у нее на затылке зашевелились, точно по ним пробежал сухой ветерок. Она спиной почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд.
Дженнифер оглянулась и увидела лишь ясные карие глаза святого Антония, улыбающегося ей с высокого постамента в окружении иммортелей и погасших свечей. Святой Антоний, нашедший утраченное… В его застывшей улыбке не было ничего, что могло вызвать у Дженнифер недавний мистический страх. Отвернувшись, Дженнифер встретила взгляд неподвижной черной фигуры, стоявшей, точно еще одна статуя, в проеме распахнутой двери. Но ведь только что дверь была закрыта! И эта статуя глядела живыми, настоящими глазами.
Одуряющее безмолвие этого странного места сделало свое дело: мозг Дженнифер на мгновение отключился, отказываясь воспринимать тот очевидный факт, что перед ней наконец появилась одна из обитательниц монастыря, которая могла прояснить ситуацию. Внезапное появление монахини в длинном черном облачении привело Дженнифер в состояние шока: что-то болезненно сжалось внутри, кровь отхлынула от сердца, она перестала понимать, что к чему. Разве она не ожидала, что в этом залитом солнцем коридоре появится монахиня в полном облачении? Но, видимо, такова была магия высокогорной долины, гнетущего молчания монастыря и необъяснимого поведения сироты, что, охваченная предчувствием чего-то ужасного, Дженнифер восприняла черную монахиню как призрак, явившийся прямо из Средневековья, из времен инквизиции.