– Татиагару, ёвамуси! (подъём, бабы!).
– Сорэ-ва е кунай дэс, сэнсэй! (нехорошо, начальник!) – не открывая глаз, заметил один из курсантов. – Мацу (ждать) полчасика, а?
– Сорэ-ва е ий дэс! (ан, нет – хорошо!) – ответил старшина. – Кунай ёко-ни нару! (хорош валяться!) Татиагару, имбайфу! (подъем, бл… женщины нехорошего поведения!). Татиагару, дзёро! (вырезано цензурой).
Через три минуты одевшиеся курсанты стояли в коридоре общежития в относительно ровном строю.
– Нарэ-э-э! (равняйсь!) – протяжно скомандовал дежурный по курсу.
Курсанты перестали переговариваться, и замерли, повернув головы налево.
– Ки-о цукэ! (смирно!) – резко и отрывисто продолжил дежурный. – Касира миги! (равнение направо!).
Он привычно выбросил ладонь к обрезу пилотки, чётко повернулся налево и двинулся к дежурному по училищу.
Тот живо представил, как ему будут докладывать на этом непонятном языке о том, что подъем произведён, и курс готов следовать на зарядку. Дежурному окончательно стало не по себе. Он судорожно замахал рукой, показывая, чтобы дежурный докладывал старшине.
– Касира хидари! (равнение налево!) – нашёлся тот и развернулся в направлении к старшине.
– Модору каэру! (прекратить движение; идти назад!) – тут же отозвался старшина. – Отонасику наса!.(вернитесь на место!).
Дежурный по курсу буквально испарился, а старшина вопросительно повернулся к подполковнику.
– Отправляйте людей на зарядку! – мгновенно отреагировал тот и мысленно перекрестился. Ему было уже совсем нехорошо.
– Ку-у-урс! – скомандовал старшина. – Сусуму! (идти вперед!).
– Ику! Ику! (марш-марш; иди-иди) – подгонял он проходящих мимо курсантов.
Вскоре они, один за другим, быстро исчезли в провале узкой лестницы.
Момент, когда ушел старшина, впавший в ступор дежурный пропустил.
– Э-э-эээ… – сказал он, придя в себя, и упёрся взглядом в стоявшего у тумбочки дневального.
Дневальный старательно вытаращился в ответ. В его взгляде не читалось ничего, кроме беспредельной готовности немедленно, точно и в срок выполнить любое распоряжение дежурного по училищу.
– Э-э-эээ… – наконец решился дежурный. – А на каком это вы… языке?
– На японском, товарищ подполковник! – звонко отчеканил дневальный, и ничего, ни единая мышца, не дрогнула у на его лице.
– А… чего это? На японском? – жалобно спросил дежурный. – Зачем это?..
Стоявший на высокой квадратной подставке и без того рослый дневальный доверительно склонился к самому уху подполковника.
– Так ведь эта… – с таинственным видом сообщил он. – У нас курс того… с обучением на японском языке!
– ???
– Сами понимаете… – продолжил дневальный. – Япония – держава электронная, а мы – училище связи. Инженерное. Электроника, радиоволны и всё такое… Там – готовятся! – показал он пальцем в бетонное перекрытие. – Уже скоро…
Не так давно вернувшийся из Афганистана подполковник-автомобилист удивился, но не очень. Он, скорее, восхитился. Япония – это вам не первобытный пропылённый Афган! В Японии и машины-иномарки, и сакура с Фудзиямой. И, изящные, как фарфоровые статуэтки, японки. Красота, однако… Подполковник представил свою неизбежную замену в ГСВЯ (Группу советских войск в Японии), собственную "Хонду" серебристого цвета в гараже, и у него захватило дух.
* * *
Начальника училища дежурный встречал, как ему и было положено, у ворот КПП.
Когда черная волга бодрого дедка, генерала-майора и Героя Советского Союза в одном лице, Михаила Корнеевича Пилипенко, въехала на территорию училища, – дежурный как раз проверял, как на нём сидит его "красная шапочка". Он дождался, когда правая, прочерченная молнией генеральского лампаса, нога начальника коснётся асфальта, и протяжно скомандовал.
– Смииир-р-рна! – раздалось над плацем, и звонкое эхо разом подняло в воздух стаю воробьев, сидевшую на росших вдоль плаца каштанах.
Дед, по своему обыкновению, рапорт дежурного недослушал.
– Всё нормально? Без замечаний? – бросил он, проходя мимо дежурного.
У того определённо был невезучий день. Вместо того, чтобы ответить утвердительно, он задумался. И вспомнил. И встрепенулся.
– Так точно! – ответил он вдогонку начальнику и неожиданно пожаловался. – Вот только старший курс в столовую ходит мелкими группами. И хамят. На сделанные замечания…
Начальник на секунду остановился.
– Какой курс? – спросил он. – Номер курса?
Но, наблюдая следы явных затруднений на лице дежурного, махнул ладошкой, повернулся и направился в сторону нового учебного корпуса. Туда, где находился его рабочий кабинет.
Дежурному стало неловко. Подполковник до сих пор не разобрался в принятой в училище нумерации курсов. Он не просто путался – номера курсов категорически не задерживались в его голове. Нежелание выглядеть в глазах героя войны законченным идиотом просто разрывало подполковника на части, и он нашёлся!
– Вспомнил! Товарищ генерал! – закричал он вдогонку. – Вспомнил! Это курс, который на японском языке обучается!
Дед остановился. Медленно повернулся к дежурному.
– На японском? – бесстрастно переспросил он. – Где?
– На четвёртом этаже! – невпопад выдал дежурный.
– Ага… – сказал дед понимающе. – Ага! – и отправился в свой кабинет.
Через полчаса подполковника с дежурства сняли, но домой не отпустили.
Его повезли.
В окружной госпиталь.
К психиатру.
На беседу.
Катакана и хирагана….
15.10.2003 г.
Кубик Рубика
Светлой памяти моих однокурсников Сергея Петрука и Дмитрия Катерухина Алексею Саченко, моему однокурснику – моя персональная благодарность за толчок к написанию этого рассказа..
« Венгерский инженер Эрне Рубик (изобретатель кубика Рубика) придумал новую головоломку. Изобретение представляет собой чугунную болванку, закрепленную на деревянной палочке. По свидетельству игравших, без особого труда ломает практически любую голову».
(анекдот)
В те времена кубик Рубика был жутким дефицитом.
Он несколько лет пылился среди прочих "трофеев" венгерской жизни Димки, но должного применения так и не находил.
Димка даже успел несколько раз съездить в отпуск к родителям в Венгрию. Генерал Катерухин, его отец, служил в то время в Южной Группе войск, дислоцировавшейся в Венгерской Народной Республике, которая, как известно, и была той самой Венгрией. Упомянутый кубик Димка привёз из одного из отпусков. За послеотпускными хлопотами и плотно прижавшей его учёбой, он напрочь забыл о своем приобретении. Всплыло оно через два года, на старшем, выпускном, курсе.
История умалчивает, из каких соображений Димка принёс попавшийся ему на глаза кубик в училище. Соображения – не её профиль. История оперирует не соображениями, а фактами и мифами.
Избавившееся от пыли затейливое изобретение инженера Эрно Рубика два месяца косило учебный процесс куда с большей эффективностью, чем мельтешащий на проходной училища женский пол. Лучшие умы курса пытались победить пластмассовое чудовище.
Безуспешно. Кубик не поддавался.
Красочная цветная картинка на его коробке, а также тщательно подсчитанное число разноцветных подвижных граней сомнений в теоретической возможности собрать злополучное изобретение хитроумного инженера не вызывало. Более того, пресса неоднократно писала о феноменальных рекордах его сборки.
От неизбежной гибели от рук очередной своей жертвы кубик спасало лишь то, что желающих испытать себя в единоборстве с топологичекой шарадой было больше, чем жаждущих расправы. За пару месяцев "чудовище" сменило нескольких владельцев. Каким образом с ним расстался первоначальный хозяин – не столь уж и важно. То ли подарил кому, то ли проиграл в карты: невелика безделица.