Пасмурно, густые цирусы
1. Злоумышл<енники> — 1–1 — 1. Злоумышл<енни>ки
2. Десантники — 6 —1/2 — 2. Естествозн<ание> в м<ире> д<ухов>
3. КРИ — 3–1 — 3. Загадка задн<ей> ноги
4. О странств<ующих и путешествующих — 8 — 1/2 — 4. Свидание
5. Благоустр<оенная> пл<анета> — 7 — 1/2 — 5. Крестьяне
6. Свидание — 4–1 — 6. Десантники [вставлено: ] Свечи перед пультом
7. Крестьяне — 5–1–7. Благоустр<оенная> пл<ане>та
8. Естествознан<ие > в м<ире> духов — 2 — 1/2 — 8. О странств<ующих и путешествующих>
7 л
24 марта ср
Пасмурно, тучи
25 марта чт
Солнце
Загорали
За время работы АБС в Гаграх оживилась пресса. 12 марта вышло интервью с БНом в «Ленинградской правде».
БНС: «ГЛАВНОЕ — НА ЗЕМЛЕ…»
Имя братьев Стругацких в литературу вошло совсем недавно: всего лишь в 1959 году вышла их первая научно-фантастическая повесть «Страна багровых туч», за нею одна за другой появились другие книги этого жанра: «Шесть спичек», «Путь на Амальтею», «Возвращение», «Стажеры», «Далекая радуга». Их произведения полюбились не только советскому читателю, но и с успехом издаются за рубежом — в социалистических странах, во Франции, США, Англии, Японии…
В творческом содружестве этих двух авторов самым неожиданным является то, что один из них — Аркадий Стругацкий — живет в Москве, а Борис — ленинградец. Аркадий — востоковед, специалист по японскому языку и литературе. Борис — астроном, научный сотрудник Пулковской обсерватории.
Нашего корреспондента, встретившегося на днях с Борисом Стругацким, в первую очередь заинтересовал вопрос о том, как создают братья свои произведения, каковы «секреты» их творческой лаборатории.
— Конечно, среди многих наших читателей бытует мнение, что научную сторону произведений «обеспечивает» брат-астроном, — улыбается Б. Стругацкий. — Честное слово, они заблуждаются. Аркадий в курсе всех научных проблем современности. Лучше его я знаю, пожалуй, только астрономию, это моя специальность. Но ведь в наших книгах мы касаемся и других проблем. И тут уж, как говорится, совершенно на равных…
Книги наши рождаются сначала в переписке. Два раза в неделю мы обмениваемся письмами. В них — первые планы, наброски. Встречаемся тогда, когда чувствуем, что уже нужно браться за перо. И тогда — два, три месяца сумасшедшей работы. Работаем «запоем». Это, пожалуй, основной «секрет» нашей творческой лаборатории.
— И еще, очевидно, традиционный вопрос: Борис Натанович, почему вы стали писать в жанре фантастики?
— Дело в том, что мы с Аркадием с детства увлекались научно-фантастической литературой. «Проглатывали» буквально всё, что появлялось нового. Но не всегда все нам нравилось. И вот наступил момент, когда нам захотелось попробовать написать так, как мы представляем себе произведения жанра научной фантастики. Нам кажется, что задача фантастической литературы — не только популяризация современных достижений науки и предсказание того, чего она достигнет в будущем. Писатель-фантаст, используя специфический прием жанра — введение элемента необычайного, — должен решать, по сути, те же задачи, что и писатель-реалист. Он должен писать о человеке и человечестве, о проблемах, связанных с развитием и науки, и общества, и человеческой личности. Писатель-фантаст имеет в этом отношении даже некоторые преимущества, потому что проблемы социальных последствий научного прогресса, проблемы человечества будущего трудно ставить и решать в произведениях чисто реалистических.
— Какая, по-вашему, из наук наиболее важна и интересна?
— Это, может быть, покажется несколько необычным, но мы убеждены в том, что нет сейчас более важной науки, чем педагогика. Мы убеждены, что в самое ближайшее время в ней должны произойти большие перемены. Ведь педагогика — наука о воспитании нового человека. Совершенствуя мир, человек должен совершенствоваться сам. В коммунистическом обществе люди не будут знать, что такое подлость, несправедливость, трусость, эгоизм…
— Над чем вы работаете сейчас?
— Помимо уже упомянутой мной повести, нами сдана в издательство одна веселая, а может быть, и поучительная книга «Понедельник начинается в субботу» — о фантастических ученых одного фантастического института.
В марте — очередная встреча с Аркадием. Мы засядем за очередную повесть. Какую? Об этом лучше всего рассказать, когда она уже напишется. Сейчас могу сказать лишь одно: место действия — неведомая планета. А действующие лица — опять же наши земляне. Их мысли, их действия, их поступки. Потому что «главное — на Земле»…
В «Московском комсомольце» 14 марта была опубликована запись «круглого стола» с фантастами: Громовой, Гансовским, Емцевым, Парновым, Ричем, Григорьевым. Дискуссия шла о фантастике. Там же приводилось письмо А. Мирера, где о АБС говорилось следующее: «Воображаемый мир „Человеческой комедии“ ничуть не менее фантастичен по сути, чем воображаемый экипаж „Тахмасиба“ братьев Стругацких, ибо сейчас время движется в сотни раз быстрей, чем при жизни Бальзака. Спор может идти об одном — можно ли писать литературные поделки, именуя их фантастикой. Мне кажется, что те, кто защищает „особливость“, внелитературность фантастики, защищают право на халтуру».
26 марта в газете «Литературная Россия» вышла рецензия Ариадны Громовой на книгу АБС «Далекая Радуга», в которой рассматривалось ТББ.
ГРОМОВА А. МОЛНИИ БУДУТ СЛУЖИТЬ ДОБРУ
Новая повесть А. и Б. Стругацких «Трудно быть богом» прежде всего необычна. Ощущение необычности возникает, пожалуй, сразу с названия, с эпиграфа, где странно соседствуют Пьер Абеляр и Эрнест Хемингуэй, и всё усиливается по мере того, как переворачиваешь страницу за страницей.
«Трудно быть богом» оказалась под одной обложкой с «Далекой Радугой». Разумеется, при желании можно обнаружить некоторые сходные мотивы в этих двух повестях. Но история обитателей «царства свободы», попавших в темное, кровавое, жестокое «царство необходимости», рассказанная в «Трудно быть богом», начинается еще в рассказе «Попытка к бегству».
Там впервые возникает тот трагический конфликт, который нежит в основе «Трудно быть богом»: необходимость вмешательства — и невозможность вмешательства. Но «Попытка к бегству» — лишь эскиз к великолепной трагической картине «Трудно быть богом».
Тут все не просто, всё очень сложно, трагически противоречиво и запутано, как порой и бывает в жизни. И конфликт не базируется на случайности, на столкновении неравноценных противников, все взято укрупненно и углубленно, в наиболее ярком, наиболее заостренном проявлении. Со средневековым варварством сталкиваются не юноши-туристы, а зрелые, сильные, мужественные люди, прошедшие специальную подготовку, «психологическое кондиционирование» и готовые ко всему, что может их встретить на этой чужой планете.
Впрочем, для ясности следует оговориться сразу: слова «феодализм» и «средневековье» имеют здесь (как и в «Попытке к бегству») скорее символическое звучание. Внешние приметы «феодализма вообще», соединившего в себе элементы феодализма испанского, немецкого, японского, тут налицо: есть король и придворные, бароны и монахи, благородные доны и разбойники, монастыри и замки. Но, во-первых, если принимать всё это за чистую монету, авторов легко попрекнуть «ненаучностью»: ну; можно ли поверить, что на какой-то другой планете разумная жизнь вообще и цивилизация в частности развиваются в формах, неотличимо сходных с земными? Во-вторых же, сквозь «средневековую» маску довольно отчетливо проступает иной строй, гораздо более близкий к нашим дням. В этом «средневековье» действуют «серые штурмовички»; да и монахи тут выглядят довольно странно, и на их черных одеждах наверняка можно было бы сыскать ловко запрятанную свастику — они ведут себя как деятели ведомства Гиммлера. А когда черные «монахи» готовят переворот, при котором удар обрушивается на «серых штурмовичков», авторы и прямо заявляют: «История коричневого капитана Эрнста Рема готова была повториться». Что ж, авторы правы: «Каждый век имеет свое средневековье», — как говорит польский сатирик Станислав Ежи Лец. И от фантастики вовсе не всегда можно требовать «строго научной основы» (вернее говоря, никогда не следует требовать). Разве Марс может быть таков, каким он изображен в «Аэлите» А. Толстого или в «Марсианских хрониках» Р. Брэдбери? При всей неполноте наших теперешних сведений о Марсе мы все же знаем достаточно, чтобы ответить на этот вопрос отрицательно.
