4. Относительно ЗПвГ у меня был разговор с Гором. Причем, он начал его сам, сказавши, что его редактор в ленинградском отделении СовПиса относится к нам хорошо. Короче, если мы подадим нашу вещь в ленотделение, он обещает поддержку и довольно высокую вероятность выхода. Главное, сказал он, чтобы в художественном отношении было хорошо и понравилось редсовету, а все прочее не так важно. Есть предложение: дать туда ЗПвГ и ВНМ.

5. Видимо, после ВНМ придется писать веселую повесть, е. е. м. Да, приезжала Римма Казакова от журнала «Смена». Она будет тебе звонить. Я сказал ей буквально следующее: ВНМ мы хотели бы отдать в толстый журнал, но если не пройдет, то готовы отдать им. Она согласилась быть во втором эшелоне. По-моему, я правильно рассудил? Все равно они не возьмут, а отказывать не хотелось — больно славная девка.

6. Выпадение кишки у меня некоторое, конечно, есть. Я даже засел за перевод «Кругов огня» и уже порядочно перевел. Но что ж делать? Придется перезимовать. Авось полегчание наступит. Буду теперь думать над веселой повестью.

Вот так. Жму ногу, твой [подпись]

P. S. А к Мелентьеву бы надо было сходить, а? Поговорить по корешам, верноподданность доказать, а?

Дорогой Боб!

Все-таки до чего долго ты не отвечаешь! Я чуть не сдох от нетерпения. Ты уж пиши, пожалуй, в тот же день, как получаешь письмо, а?

1. Насчет УнС ты меня порадовал. Вообще-то я не верил, что там есть к чему придраться в Главлите, но общее настроение передалось мне, и теперь я облегчился душой. Относительно рецензии на сборник я с Биленкиным поговорю, да ты и сам тоже с ним поговоришь, поскольку к тому времени уже будешь здесь. Но мне как-то не кажется, что рецензия будет иметь хоть маленькое значение. Будут иметь значение новые бои. Вот так-то. Война с невидимками продолжается.[250]

2. Теперь я тебя порадую. Позавчера состоялось отчетно-перевыборное собрание творческого объединения прозы Московского отделения Союза Писателей, и меня выдвинули кандидатом, а затем избрали членом этого бюро 252-мя голосами против 50-ти. Вот так. Прочувствовал? Если да, то продолжаю. Этому делу, как мне последовательно сообщили пять человек, предшествовали некоторые любопытные обстоятельства. Перед собранием (как всегда) состоялся партийный актив Московского отделения, на каковом активе партбюро Московского отделения предложило утвердить кандидатов, которых оно, бюро, выдвинуло внутри себя и согласовало где-то там. Список читали поименно, поименно спокойно утверждали, но, когда председательствующий произнес: «Стругацкий А.», вскочил Казанцев и завопил, что он решительно протестует. Он предложил вычеркнуть Стругацкого и вставить вместо него Лагина. Тогда вскочил Лагин И заявил, что действия Казанцева ему непонятны, что Стругацкий — хороший и ему самое место в бюро объединения. Казанцев: «Стругацкими скомпрометировал себя идеологически порочными книгами». Борщаговский (ни к кому в особенности не обращаясь): «Как это всегда интересно у нас получается: стоит выдвинуть в бюро талантливого человека, как находятся подонки, которые стараются этого человека упечь». Казанцев: «О Стругацких есть спец. постановление ЦК ВЛКСМ!» Кто-то: «Мы еще посмотрим, что это за постановление». Казанцев: «Стругацкий не будет работать в бюро, как он отказался работать в Совете по фантастике». Мальцев: «Вот это решающий аргумент. Раньше я, может быть, и колебался бы, но теперь буду решительно голосовать за Стругацкого». Казанцев продолжает шуметь. Его клюют со всех сторон. Наконец, кто-то из членов партбюро небрежно: «Вы напрасно кипятитесь, тов. Казанцев. Кандидатура Стругацкого внимательно рассмотрена и утверждена в самых высоких инстанциях». И Борода сник. Замолчал и сел. Сел и ушел, даже на собрании не стал присутствовать. Вот такие пироги. Усек? Ну, во время голосования немного я волновался, однако и здесь получилось сверх всяких ожиданий: больно много голосов было подано за нас. Ариадна во всяком случае говорит, что это было неожиданно, потому что в этой публике нас мало кто знает.

3. О нашей трилогии. Не огорчайся. СБТ выпустит Детгиз, а трилогию мы сможем пристроить хотя бы в «Советской России».

4. ЗПвГ благословляю нести в СовПис. Я как раз сегодня тоже иду к Адалис, которая подруга директора московского СовПиса, и отнесу ей свой экз. А там что бог даст.

5. Мы (Ариадна, Рим, Мишка и я) написали письмо Демичеву. Теперь ждем. К Мелентьеву ходить не надо и даже, говорят, вредно.

6. Веселая повесть необходима совершенно. И не только по тактическим соображениям. У меня была интересная встреча с редакцией «Вопросов философии». Говорили много и разно, они все очень интересуются фантастикой у нас и за рубежом, я им это всё рассказывал, они и нас все любят и читают взахлеб. Я им рассказал тезисы ЗПвГ. И тут поднимается мальчик, юноша, он сын зам. редактора или зав. отдела, и говорит: «Вы все-таки нас забывать стали, Арк. Нат. Нет, вы не подумайте, все, что вы до того писали, это блеск и пр. Но вам не кажется, вернее, вы не боитесь разочаровать вашей этой новой повестью?» Признаться, мне стало не по себе. Я совершенно уверен, что ЗПвГ он прочел бы взахлеб и облизнулся бы, но, понимаешь, они просят старых героев, Быкова, Горбовского, Жилина, они их любят, и это видно невооруженным глазом. Я думаю, хватит испытывать их терпение. Надо им что-то дать. Давай думать.

Ну, все. Адке соответственно приветы и поцелуи.

Жму и прочее, твой Арк.

Известный в будущем как критик фантастики, выступающий под псевдонимом «Вл. Гаков» (а иногда делящий этот псевдоним с Владимиром Гопманом), а пока еще просто Михаил Ковальчук так вспоминал об одной из встреч АНа с редакцией журнала «Вопросы философии».

Место и время: редакция журнала «Вопросы философии», 1965 год. Действующие лица: АНС — «брат Стругацкий», уже кумир поколения (после «Трудно быть богом» и «Понедельника…»), но пока не Живой Классик. Еще черноволосый и без усов. Московские философы — все больше молодые и начитанные. И я — ученик седьмого класса, запойный любитель фантастики, еще не «Вл. Гаков», но уже определенно фанат Стругацких. Насколько помню, на вопросы мэтру в той компании не решился (собрался, кажется, весь цвет философской мысли), больше слушал. Только в конце протолкался к АНС с просьбой подписать свеженький, доставшийся по блату молодогвардейский томик — «Хищные вещи века» в паре с «Попыткой к бегству».

Из всего услышанного в тот вечер больше всего запали в душу два высказывания Аркадия Натановича. Первое (в ответ на долгий спич одного из присутствующих интеллектуалов о прогнозировании будущего): «Да кто вам сказал, что мы прогнозируем будущее? Мы просто описываем мир, в котором сами хотели бы жить. И, соответственно, мир, в котором не пожелали бы жить ни за какие коврижки». И второе, имевшее (как я понял много позже) прямое отношение к первому (разговор крутился вокруг тех же «ХВВ»): «Мир без денег и материальных забот может стать утопией, а может — и антиутопией. Страшно, если материальное изобилие свалится в руки тем, кто ничего, кроме как зарабатывать и потреблять, просто хапать, — не умеет, не обучен. А с другой стороны, лично нам с братом претит перспектива, при которой люди навечно обречены только зарабатывать и потреблять. Но как совместить первое и второе — мы не знаем».

На дворе, повторяю, стоял 1965 год. Шлейф от хрущевской «оттепели» еще не успел окончательно растаять, и слово «коммунизм» пока не приобрело бранного оттенка. До подавления «пражской весны» оставалось целых три года. И сколько всего впереди.

За точность приведенных цитат не ручаюсь: прошло сорок лет, целая жизнь. Но суть этих двух высказываний помнил все эти годы, из коих четверть века протекла для меня в личном общении с Аркадием Натановичем. Мысль, не покидающая сорок лет и не утратившая актуальности, согласитесь, это что-то значит.