Дмитрий Симаков. Москва, Россия — 17.09.05

Я «листал» Карнеги. У меня осталось впечатление, что он учит вас не столько дрессировать или приручать вашу обезьяну, сколько тщательно замаскировать ее, внутри вас, присутствие. Впрочем, к сколько-нибудь серьезному анализу этого автора я не готов.

Какая вещь, на Ваш взгляд, наименее удачная?

Виктор Букин. Мурманск, Россия — 23.09.98

Безусловно, «Страна багровых туч» — самая первая, самая неумелая, самая неудачная.

Где-то читала, что Вы считаете это произведение далеко не самым лучшим. Однако оно определенно обладает магнетизмом. Особенно его любят почему-то молодые… То же дикое, полуживотное чувство восхищения и страха охватывает, когда читаешь «Туманность…» Ефремова. Что это? Как бы Вы охарактеризовали подобные произведения? То есть почему утопии так притягательны?

Юлия Сергеева. Иркутск, Россия — 06.03.01

«Страна» не имеет никакого отношения к утопиям. Это просто фантастико-приключснческий роман об освоении Венеры. Что касается настоящих утопий, то их притягательность в том, наверное, что каждому человеку хочется, чтобы ему рассказали о далеком будущем, причем так, чтобы это будущее ему понравилось. Видимо, это какое-то глубокое свойство человеческой психики: хочется верить, что завтра будет лучше, чем сегодня. Потребность в оптимизме.

И все равно я не пойму Вашей «нелюбви» к «Стране багровых туч». АБС начались для меня с нее аж почти 40 лет назад! Впервые Вы во главу угла вывели не антураж, а именно «приключения духа». Борис Натанович, очень прошу — не ругайте больше эту вещь! Вы прекрасно сказали о понедельнике, который начинается в субботу. А Кандид, Шухарт и Малянов начинались в СБТ!

Евгений Николаев. Россия — 04.10.02

Да я не так уж эту вещь и ругаю. Я просто не люблю ее перечитывать, как не любим мы все (зачастую) вспоминать глупые и нелепые поступки своего детства.

Первую Вашу книгу я прочитал в 13 лет. «Страна багровых туч» была для меня открытием. Это первая книга, где люди завоевывают что-то не силой оружия, но своей храбростью и силой воли.

Воланд. Москва, Россия — 25.05.03

Спасибо и Вам на добром слове. Но не могу не заметить, что во времена «Страны» использование оружия в космических романах запрещалось цензурой. А нам так хотелось писать о звездных войнах и о пиратах в космосе! Но — низ-зя!

Облик Быкова в СБТ очень напоминает облик другого механика — Горелова в «Тайне двух океанов» Адамова: <…> Говорит он глуховато, голос скрипуч… Только вот кончили они по-разному. Борис Натанович, — это просто совпадение, или все-таки некий умысел?

Максим Маслаков. Москва, Россия — 07.10.04

Господи, да конечно совпадение! Нам и в голову не приходило, что наш Быков получается похожим на мерзавца и шпиона! Заметь мы это вовремя, мы бы, наверное, сделали Быкова хромым и горбатым, лысым и одноруким.

Что же случилось с Богданом Спицыным?

Сайфуллин Альберт. УФА, Россия — 16.12.99

Нам тогда казалось очень важным устроить именно такую, совершенно необъясненную и необъяснимую гибель. И мы, разумеется, сами не имели никакого представления о том, что с беднягой случилось, мы даже не строили по этому поводу никаких гипотез. Хотя в условиях «нашей» Венеры можно было при желании придумать хоть дюжину причин смерти. Но — совсем неинтересно. Интересно, чтобы он погиб именно вот так: необъяснимо и необъясненно.

Как вы придумывали (или откуда брали) фамилии ваших героев, в частности Юрковского, Ермакова, Быкова, Дауге… Если прототипами являлись реальные люди, то кто они?

Соловьев Александр. Новосибирск, Россия — 24.03.00

Совершенно не помню, откуда эти фамилии взялись. Помню только, что в первом варианте повести Юрковский был Бирский, Быков — Громыко, а Ермакова и вовсе не было. И прототипов тоже не помню. Все-таки это была наша первая повесть. Сорок пять лет прошло.

Почему при каждом новом советском издании «Полдень, XXII» так сильно переделывался, вплоть до полной замены имен героев и их судьбы? Часть глав терялась (причем не худшие), вставлялись новые главы на основе старых рассказов и т. д. Цензура виновата или были иные причины?

Леонид Бунич. Москва, Россия — 21.04.00

На самом деле, «Полдень» основательно переделывался только один раз (издание, кажется, 1967 года). Нам пришло в голову, что многие из ранее написанных рассказов очень недурно вписываются в общую хронологию нашего будущего, надо только слегка их подработать, а заодно — ввести героев, общих для всего повествования. Что и было сделано. На наш взгляд получилось лучше, чем было. Что же касается малых изменений, встречающихся в разных изданиях, то они, как правило, были вызваны редакционно-типографскими соображениями (сокращения и пр.). Цензура мучила этот роман только в самом начале, но времена были тогда еще довольно либеральные, и обошлось без членовредительства — просто задержали в печати месяцев на шесть.

Не могли бы Вы рассказать что-нибудь про рассказ «Моби Дик»? Когда он был написан? Был ли где-нибудь опубликован? Почему не включен в Донецкое собрание сочинений (хотя бы в 11-й том) и не упоминается в комментариях?

Андрей Грозин. Новосибирск, Россия — 24.04.02

Этот рассказ был написан где-то в самом конце 50-х под большим впечатлением от романа Кларка о китовых пастухах (не помню, как он назывался… какие-то «Бездны»[2]). Слепок получился слишком уж точным (сходство, переходящее в, страшно сказать, плагиат), и мы решили этот рассказ больше в роман не вставлять. От греха подальше.

Читая и перечитывая бессчетное количество раз «Возвращение», я ранее как-то особо не задерживался на статуе Ленина, но позже, уже в зрелом возрасте, стал буквально запинаться о нее. Эта статуя — дань цензуре или олицетворение Ваших убеждений в молодости?

Виноградов Николай. Лысьва Пермской обл., Россия — 27.06.00

Золотая статуя В. И. возведена была над Свердловском по категорическому требованию главного редактора Детгиза, который полагал, что 22-й век без такой статуи попросту невозможен. Мы (не имея ничего против В. И., разумеется) отчетливо чуяли во всем этом залипуху и конъюнктуру, но однако же отказаться никак не могли. Да на каком бы основании могли мы тогда отказаться? В последних переизданиях романа я эту статую с наслаждением вымарал. Хотя пальцем не тронул множество других идеологических благоглупостей, которые были вставлены некогда в роман по велению сердца и вследствие соответствующих своему времени убеждений авторов.

Я думаю, что, попав в будущее (даже такое светлое), человек столкнется с рядом проблем, и в первую очередь — с одиночеством. Новый мир (да еще такой) — замечательно, новые друзья — еще лучше, но как забыть то, чем ты жил, тех, кого ты любил. Всегда будет пропасть между тобой и людьми ныне живущими.

Елена. Подольск, Россия — 16.07.05

Когда повесть задумывалась, она планировалась именно так: показать, как одинок и несчастен наш современник, которого судьба занесла в Светлое Будущее, где все ему чуждо — и образ жизни, и люди, и законы существования, и мораль, и все даже самые обыденные представления. Но чем дальше мы углублялись в работу, тем менее удачным казался нам наш замысел. И в один прекрасный момент мы набрели на Главную Идею: в конце концов, наш сегодняшний недобрый, грязноватый, малоаппетитный мир населен в том числе и людьми добрыми, умными, честными, бескорыстными, для которых главное наслаждение в жизни — творческий труд, а честность, верность и доброта составляют фундамент нравственности. Это самые настоящие Люди Будущего, — только живут они в настоящем, и их мало, и им особенно трудно, но окажись они там, в Мире Полудня, они окажутся как раз «на своем месте», и никакого ужаса одиночества и ощущения ненужности не будет — ни окажутся «равными среди равных». В этом ключе мы и написали повесть «Возвращение». И героями этой повести стали наши друзья — вполне реальные люди сегодняшнего дня. Идея эта для своего времени казалась очень свежей, и поэтому нам здорово досталось от казенной критики, которая считала, что «человек коммунизма» должен быть человеком идеальным, а в нашем мире идеальных нет и быть не может (за исключением, разумеется, ударников коммунистического труда и убежденных партийцев).