— Семье нужен нумизмат.

В эту осень Генри решил не устраняться от общественной жизни столицы, из чего Софья заключила, что Греция стала для него родным домом. Вместе с профессором Куманудисом и Ксавье-Джоном Ландерером они присутствовали на открытии городского фонтана на площади Конституции; это чудо надолго запомнят измученные вечной засухой афиняне. Были они и на открытии осеннего семестра в Афинском университете, прослушали вступительную лекцию ректора в актовом зале. Бюрнуф пригласил их на закладку Французского археологического института; греческое правительство отвело ему землю у самого подножия горы Ликабет. Французский посол Ферри давал по этому случаю торжественный обед, и в числе немногих на нем были Шлиманы. Генри настоял, чтобы Софья вступила в Женскую ассоциацию, занятую устройством работного дома для обездоленных. В нем будут учить шитью, прядению, вышиванию. Попечительницей была сама королева Ольга. Готовую продукцию предполагалось продавать на базарах, а вырученные средства распределять между мастерицами.

— Тебе пора наконец занять подобающее место в обществе, — решил Генри.

Софья покорилась и дважды в неделю, вспоминая материнские уроки, ходила учить вышиванию. Матроны из ассоциации приняли ее под свое крыло и с восторгом слушали рассказы о жизни в Хыблаке, о раскопках на Гиссарлыке.

Американская колония в Афинах была невелика, и, естественно, бракосочетание дочери американского посла и сына нью-йоркского мэра и последовавший свадебный обед не обошлись без Шлиманов. На обеде они познакомились с Джорджем Бокером, который уже два года был постоянным представителем Соединенных Штатов в Турции. Оказалось, он страстно увлекается археологией, читал многие публикации Шлимана Он напросился посмотреть их находки, остался ужинать, восторгался керамикой, заверял, что не видел ни единой вещи из половины, которую отторгал в свою пользу Оттоманский музей, и потрясенно затих перед мраморным Аполлоном на колеснице.

Генри по-прежнему писал отчеты и из своего кармана оплачивал их публикацию в «Полемических листах». Жизнь выкинула веселую шутку: владелец газеты купил дом неподалеку от них — улица Муз, 8; там же разместилась и редакция.

— Близко будет относить статьи и забирать гранки, — хмыкнул Генри.

Генри подписал договоры с Ф. А. Брокгаузом из Лейпцига и «Мэзонёв и K°» в Париже на публикацию троянских дневников. Издатели обязались каждый выпустить по двести комплектов: небольшой текст книжкой и солиднейшее приложение рисунков и фотографий, сброшюрованных либо свободными листами в папке.

Генри перетряс все Афины в поисках плотной белой бумаги, пока не нашел сущий пергамент.

— Я хочу выпустить книгу к концу 1873 года, — признался он Софье. — Тогда с нами будут считаться в академических кругах.

Продолжая светскую жизнь, они слушали в театре «Саула», смотрели трагедию «Тимолеон»; в отеле для иностранцев слушали лейпцигскую пианистку Ольгу Дюбуа. Неподалеку от «Прекрасной Греции» построили новый отель и ресторан, их пригласили на открытие. Здесь Софью поразила новая форма услуг: ресторан предоставлял целый штат поваров и официантов для проведения торжественных домашних обедов.

— Никогда не настанет такой день, — торжественно заявила

Софья, — чтобы я собственными руками не приготовила обед для своих гостей.

— Не зарекайся. Вдруг я соберу сотни полторы гостей. Разве ты справишься одна?

— А ты не зови помногу. Небольшое застолье веселее. Город развивался еще стремительнее, чем предсказывал

Генри. Улицы одевались камнем, по вечерам ярко освещались фонарями, велось большое строительство, решили пустить конку. Для туристов из континентальной Европы, из Англии и даже далекой Америки выстроили новый отель — «Нью-Йорк». Земельные участки Генри подскочили в цене вчетверо. В городе росла преступность. Редкий день газеты не сообщали об очередной краже. Некто Николаос Каритаракис, служащий аптекаря Г. Церахиса, взломал ночью хозяйский сейф и выкрал триста драхм. Из магазина на улице Каламиоту похитили две с половиной тысячи драхм. Этих грабителей полиция не нашла, зато в галантерейном магазине Колокуриса накрыла целую шайку.

Вообще год выдался беспокойный. Афины оказались втянутыми в международные скандалы, из которых самый громкий получил название «Лаврийского вопроса». Речь шла о расчистке и эксплуатации древних серебряных рудников. Греция объявила их своей собственностью, и тогда Франция и Италия пригрозили военными действиями, поскольку их граждане являлись основными держателями акций компании Серниери, ведущей разработку рудников. Добиваясь религиозной независимости от константинопольских фанариотов [23], а в конечном счете — политической независимости от Турции, Болгария отложилась от матери-церкви, и отношения между двумя странами также испортились. В кафедральном соборе Шлиманы слушали проповедь архимандрита Аверкия, первого секретаря священного Синода, о болгарском расколе. Обращение к верующим архимандрит кончил словами:

— Это идет с севера.

— Что он имел в виду? — спросила Софья уже в экипаже.

— Россию. Повинными в расколе он считает русских.

На следующий день русский посол потребовал смещения архимандрита Аверкия. И архимандрита удалили из Афин.

— Атмосфера разряжается, — комментировал Генри. — Да и смешно думать, чтобы Греция могла ссориться сразу с Францией, Италией и Россией.

Обострилось и внутриполитическое положение. Министры, принадлежавшие к ведущей партии, подали в отставку, и король Георг I распустил парламент. Новые выборы были назначены на конец января 1873 года.

— Увы, — сетовал Генри, — мы не имеем права голоса: я американец, ты—женщина.

— Со мной, конечно, безнадежно, но ты можешь принять гражданство. Ты обожаешь Грецию — почему тебе не стать ее полноправным гражданином?

— Нет, лучше я останусь американцем. В этом есть свои преимущества, как ты могла убедиться в Константинополе. И потом, в четвертый раз менять национальность! — меня перестанут принимать всерьез. Кстати, я читал сегодня в газете, что задержавшие книги из Национальной библиотеки лишаются абонемента. А я держу их уже несколько месяцев! Сегодня же верну, не то и в самом деле исключат навечно.

Обработка привезенных древностей шла полным ходом. Доктор Аретайос с помощником восстановили и женский скелет, и скелет зародыша. Аретайос посоветовал хранить их в стеклянных ящиках, и Генри немедленно заказал их в мастерской в Плаке.

Закончив расчистку, каталогизирование и зарисовки, Генри надумал соорудить над задней стеной козырек, на восемь футов выдававшийся в сад, и выставить на верстаках некоторые особенно примечательные находки: семи футовой высоты пифосы, глиняный сосуд с ручкой, исполнявший назначение колокола, двухсторонние боевые топорики. Освободив от громоздкой мебели гостиную, они поставили длинные столы, разместив на них кувшины с клювообразными носиками, черные вазы в форме песочных часов, красные кубки, похожие на бокалы для шампанского. Радостно-озабоченный сновал он по саду, забегал в преобразившийся дом.

— Маленький музей Шлимана! — сказала Софья.

— А я такой и хотел, мой ангел. Большой я построю позже. Выберу участок получше. А когда мы кончим раскопки, мы все подарим нашему любимому городу.

В конце октября «маленький музей» был готов к приему посетителей. Первым Генри пригласил отобедать и взглянуть на их археологический улов профессора Стефаноса Кумануди-са. Увиденное произвело впечатление на секретаря Греческого археологического общества. Многолетний опыт собирателя и антиквара позволил ему датировать многие находки из поздних греческих поселений.

— Не могу не признать, что многие расцветки и орнаменты существенно дополняют наши представления, основанные на изучении древней керамики. Многое здесь я вообще вижу впервые! И разумеется, я поздравляю вас с тем, что вы исполнили свое обещание и достигли материка. Эта фоторафия Большой башни и оборонительной стены — вы убеждены, что это гомеровская Троя?