— Я готов помочь вам, синьор. Но что мне следует сделать?

— Я дам тебе три флорина. Но сперва давай-ка отойдем в тень. Вон хотя бы к тому дереву.

Услыхав, что ему дадут деньги, мальчуган просиял еще больше — магия золота знакома детям с колыбели.

Даже не взглянув на свою корзину, мальчик пошел вслед за Джованни и они присели у большого раскидистого дуба, полностью скрывшись от глаз дворцовой стражи и поселян.

Мальчик обернулся к Джованни и посмотрел вопросительно. Что за мысли посетили его голову, угадать было нетрудно — щеки подернул легкий румянец, невинность и стыдливость боролись в его карих глазах с искушением.

Но Джованни разрушил чары, сведя все общение лишь к разговору.

— Для начала скажи мне свое имя, малыш.

— Меня нарекли Пьетро.

— Славное имя. Так вот, Пьетро, ты живешь в замке?

— Нет, в деревне. А как ваше имя, синьор?

— Джованни... Но я ведь видел, как ты выходишь оттуда!

— Ну и что? Это вовсе не значит, что я живу в нем. Мой отец поставляет в замок птицу к столу герцога.

— А этот гусь? Он что, оказался лишним?

— Нет, — усмехнулся малыш. — Он слишком тощий и не понравился повару. Я несу его домой, будем откармливать дальше.

— Тебе ведь тяжело, почему отец не поможет?

— А я что, сам маленький? Дотащу как-нибудь! — слегка обидчиво произнес Пьетро.

— Почему бы тебе не вытащить его из корзины и не пустить своим ходом?

— Ну да, он тогда вес потеряет. Нет уж. Но вы меня только о гусе спрашиваете. Вы хотите его купить?

— Нет-нет, это я так, из любопытства. Ты мне вот что скажи, ты знаком со всеми в замке?

— Ну, в общем да, хотя там часто бывают гости.

— А слыхал ли ты о человеке по имени Арнольфо ди Камио?

Мальчик вздрогнул и чуть отодвинулся. На лицо набежала темная тень.

— Зачем он вам?

— Как тебе сказать... Я хотел бы с ним встретиться, но втайне.

— Я знаю, о ком вы говорите, но...

— Продолжай.

— Я его боюсь... — перешел на шепот мальчик. — Он колдун!

— С чего ты это взял? Если б он был колдуном, герцог бы давно передал его в церковный суд, а там и до костра недалеко.

— Ну да, как же. Наш герцог в нем души не чает, в этом старикашке. Ему носят еду со стола правителя. И все, что ни попросит.

— Тогда почему ты принял его за колдуна?

— Он по ночам что-то варит, такая вонь стоит, по всей округе слыхать, — приблизившись к самому уху Джованни зашептал мальчик. — А еще...

— Что?

Пьетро быстро стрельнул глазами по сторонам и продолжил:

— К нему людей водят разных, а ночью их свозят на кладбище, мертвых!

— Да ну тебя! Сочиняешь ты все! — Джованни стало холодно в этот жаркий день, но верить детской болтовне он отказывался напрочь.

— И вовсе нет, — обиделся мальчик. — Я сам видел! Я часто остаюсь ночевать в замке, когда отец напьется и в дом не пускает. А повар добрый, он мне дает угол и постель.

— Как бы мне проникнуть в замок. Да чтобы незаметно... Ты здесь все дорожки знаешь, должно быть?

— Конечно! В этой стене есть два лаза, но один слишком узкий для вас, а вот второй в самый раз будет.

— Прекрасно. Проведи меня сегодня ночью, получишь еще десяток флоринов.

— Ладно. Ждите меня вот здесь же, я приду как стемнеет.

— Тогда не буду тебя задерживать, малыш. Вот тебе обещанные три монеты, а остальное ночью. Но смотри помалкивай о нашем разговоре и не показывай никому монеты.

Джованни отсыпал мальчику в ладонь золото. Пьетро сиял, он еще за всю жизнь не держал такого богатства!

— Спасибо, синьор! — воскликнул мальчик и помчался вприпрыжку к дому. Лишь через два десятка шагов он вспомнил о томящейся на жаре птице и вернулся за корзиной.

Джованни провел его взглядом и в приподнятом настроении направился к центру города, к гостинице.

В колдовство он почти не верил, но сердце отчего-то сжималось...

Болотная грязь засохшей корочкой покрыла все тело, спрятав краски и цвета. Теперь все были одинаковы, и белые, и черные — один оттенок на всех, серо-зеленый.

Трижды дорога пересекалась с бурными потоками, которые приходилось преодолевать по срубленным скользким стволам деревьев.

Прошло двенадцать дней, прежде чем отряд подошел к деревне, куда собственно и вел проводник.

Мбаса первым рванулся вперед, обгоняя всех, пробиваясь сквозь мокрые заросли. И остановился, пораженный увиденным.

Только черная выгоревшая проплешина среди буйства разросшихся кустарников и молодой поросли. От хижин остались круги на земле, два десятка больших черных кругов. Конечно, дым давно развеялся, пепел смыли дожди, но эти круги проникли глубоко в почву, указывая место, где еще недавно жили люди, где веселились дети и пели девушки, где смелые и сильные воины добывали на охоте дичь.

Теперь здесь царили смерть и запустение.

Подошел шаман, поднял с земли череп. Внимательно посмотрел в пустые глазницы и проговорил:

— Ты знал его, Мбаса? Может быть, это твой отец?

Мальчик вздрогнул. Он посмотрел на шамана так, что тому сразу расхотелось шутить. Шаман вернул череп на место и громко сказал своим людям:

— Устраивайте привал, но не на этой поляне, а в стороне. Пусть здесь покоятся лишь кости и прах убитых.

К негритенку, печально замершему с поникшей головой, подошел принц. Он молча привлек перепачканного грязью мальчишку к себе и они так простояли, пока Мбаса не всхлипнул единственный раз и не сел ослаблено на землю.

Его покинула надежда увидеть живых, но оставлять друзей он не собирался.

— Я все равно проведу всех в тот город, — шепнул он Генриху, что присел с ним рядом.

Наутро, едва рассвело, отряд двинулся дальше. Теперь во главе встал сам Мбаса, только он знал, куда следует идти. Рядом с ним шел шаман и строго следил, чтобы мальчишка не завел их в какие-нибудь гиблые земли.

Отряд стал меньше, в пути погибли четверо воинов. Одного не удалось вытащить из болота, второй погиб по собственной глупости — ночью отошел от костра на несколько шагов и наступил на змею, укус которой убивает в несколько мгновений, третьему прыгнул на плечи леопард и сразу прокусил шею, спасать было поздно. Большую пятнистую кошку изрешетили копьями, но погибшему воину от этого легче не стало. И наконец, четвертый умер от укуса какой-то местной мухи — развилась лихорадка и несчастный буквально сгорел в течение одной ночи. Как ни пытался шаман облегчить его страдания, ничего не помогло.

Зато Жан-Мишелю лечение пошло на пользу и уже через неделю он смог идти сам, чем немало порадовал не только своих друзей-мальчишек, но и Витторио Брюльи, у которого наконец освободилась спина.

Дальнейший путь шел по незнакомым местам и какие здесь обитают племена, не знал никто. Мбаса что-то рассказывал о больших черных людях, которые «кушают человеков», и все молились, чтобы не попасть к ним на обед. Хищных зверей пока что не было видно, кроме того отчаянного леопарда. Зато рычание по ночам раздавалось так близко, что от костров теперь не отходил ни один.

Воины шли осторожно, приглядываясь и принюхиваясь, каждый шорох заставлял их крепче сжимать копья. Мушкеты, что они взяли с собой, были благополучно потеряны на одном из переходов, о чем никто и не пожалел — с этими железками мог обращаться разве что один пират Брюльи, но ему шаман по прежнему не слишком доверял.

После сгоревшей деревни прошло еще две недели. Устали все. Даже преданные шаману воины начали потихоньку ворчать и в воздухе так и витало «пора возвращаться!» И когда уже сам шаман подумывал об отступлении, лес внезапно расступился и перед путешественниками возникла совершенно иная, потрясающая по своей первозданной красоте, картина.