— Мистер Смит! И мисс Хиндмарш… Боже, мистер Хакетт и мистер Брук!
Мистер Смит, маленький седой человечек с умными голубыми глазами, лицо которого сияло улыбкой, протянул руки ей навстречу.
— Добро пожаловать домой, мисс Кэт…
Кейт разрыдалась.
— Господи, слезы текут, как из крана, — смущенно сказала она, сидя в кресле мисс Хиндмарш, в котором ей позволялось сидеть в детстве.
— Вы просто разволновались, увидев нас всех сразу.
Надо было подготовить вас, но мистер Беллами сказал, что это должен быть сюрприз.
— Чудесный сюрприз, — растроганно сказала Кейт. — Мне так приятно видеть моих старых друзей. И в такую рань.
— О, мы все приходим к восьми и уходим в четыре.
Чтобы не попасть в часы пик. Но мисс Хиндмарш специально приехала из Рейгейта, она ведь уже семь лет на пенсии.
Кейт была растрогана. Мисс Хиндмарш — Кейт даже не знала ее имени — всегда казалась ей директрисой, с ее стальными волосами и такой же дисциплиной. Она начала работать в «Деспардс» машинисткой, когда фирма еще поставляла товары в Париж, и знала Чарльза Деспарда еще школьником. Поэтому она имела право говорить с ним так, словно он им и оставался, и никогда не упускала этой возможности. Сейчас ей, вероятно, было не меньше семидесяти: Кейт увидела ее впервые, когда мисс Хиндмарш была уже в пенсионном возрасте, — но и теперь спина ее оставалась такой же прямой, глаза за стеклами очков — такими же проницательными, а волосы были коротко острижены по моде полувековой давности. Даже ее одежда осталась прежней: длинная темно-синяя шерстяная юбка, шелковая блузка с жабо — сегодня она была небесно-голубого цвета, — а на плоской груди — у мисс Хиндмарш никогда не было груди как таковой — золотые с эмалью часы на цепочке, подарок от «Деспардс» к пятидесятилетию.
— Мы рады видеть тебя, Кэтриона, — сказала она сурово. — Ты вернулась на свое законное место. Твой отец именно этого и хотел. Как одна из его старых друзей, я не могла при этом не присутствовать.
— Верно, — кивнул Джордж Хакетт. — Мы не можем пропустить такой день.
— Вы все ни капли не изменились! — воскликнула Кейт.
— Не совсем так, — вздохнул Генри Брук. — Мы постарели.
— Хотелось бы надеяться, что все остальное так же мало изменилось, как и вы.
Они переглянулись. Генри Брук, добрая душа, кашлянул в кулак.
— Многие старые служащие все еще здесь, — признал он. — Но у нас произошли некоторые перемены…
— И не к лучшему, — констатировала мисс Хиндмарш. — Но теперь, когда ты вернулась, Кэтриона, все наладится. Во главе «Деспардс» должен стоять только Деспард.
Трое ее старых друзей согласно закивали головами, и Кейт поняла, что для них ее приход был спасением. Они боялись, что Доминик дю Вивье вышвырнет их на улицу.
— Именно для этого я и здесь, — сказала Кейт.
Они снова принялись кивать.
— Мы на вас надеялись, — просто сказал Уилфрид Смит.
Он всегда был самым близким ее другом в «Деспардс». Кейт в детстве любила приходить в его орлиное гнездо на последнем этаже, в комнату со стеклянным потолком, где он реставрировал самые ценные произведения искусства. Он был мастер на все руки: реставрировал не только живопись, но и фарфор. Кейт любила смотреть, как он работает. Держа в руках маленькие щипчики, он так ловко составлял осколки фарфора, что место соединения нельзя было увидеть невооруженным глазом. Ей нравилось, как пахнет в его мастерской: льняным маслом, клеем, скипидаром и краской. Эти запахи всегда возвращали ее к тем субботним дням, которые она проводила в «Деспардс».
— Тогда не будем вам мешать, — сказал Генри Брук. — Увидимся во время ленча.
Кейт вопросительно посмотрела на Ролло, и тот мягко сказал:
— «Риц» как раз напротив. А у тебя сейчас есть деньги на представительские расходы.
Он повел «старую гвардию» к лифту, а Кейт принялась вытирать глаза и приводить себя в порядок. Когда она немного успокоилась, началось ее неторопливое путешествие в прошлое.
На первом этаже на стенах висели картины, к каждой из которых были прикреплены два маленьких ярлыка: круглый — с датой торгов и квадратный — с номером лота.
У дальней стены стояла золоченая деревянная софа времен Георга III, обитая шелком того же золотистого цвета, что и шторы. Справа от софы, на маленькой консоли, лежали каталоги будущих аукционов и экземпляры «Деспардс», ежеквартального журнала, публиковавшего краткий отчет за предыдущий квартал с соответствующими примечаниями. Там же лежала стопка тонких брошюр, в которых подробно рассказывалось о том, какие услуги предлагает «Деспардс» своим клиентам, приводились названия, адреса и телефоны всех местных и зарубежных отделений фирмы, а также печатались цветные фотографии недавно проданных предметов и время проведения ближайших аукционов. Пролистав их, Кейт убедилась, что «Деспардс» по-прежнему выставляет на торги лучшие произведения искусства.
Затем, едва касаясь кончиками пальцев полированных перил, она поднялась на второй этаж. Здесь находились отделы стекла, фарфора, керамики, мебели, живописи, часов, ювелирных украшений, оружия — ряд великолепных комнат, выходящих в центральный коридор, куда допускались посетители. Даже ковры на натертых паркетных полах предназначались на продажу, и на каждом был соответствующий ярлык. В конце коридора была квадратная комната с надписью «Оформление». Здесь клиенты оплачивали покупку. На втором этаже также велись предварительные переговоры, а сами торги проходили этажом выше, в одном из трех больших залов. В каждом из них стены были увешаны картинами, посередине стояли стулья, а в дальнем конце на возвышении стояла кафедра аукциониста, над которой висело электронное табло, показывающее объявленную цену в долларах США, французских франках, немецких марках, швейцарских франках, японских иенах и, конечно, фунтах стерлингов. Табло могло также служить телеэкраном.
Здесь помещалась душа «Деспардс». Здесь кипели страсти. Кейт кожей ощущала это. За долгие годы стены пропитались надеждой и отчаянием. Здесь она впервые побывала на аукционе. Стоя на стуле в заднем ряду, она видела, как ее отец продал картину Пуссена за невиданную тогда сумму: миллион фунтов стерлингов. Тогда она впервые почувствовала возбуждение: во рту стало сухо, ноги дрожали, сердце колотилось. Потом, если в «Леопарде» бывали действительно крупные аукционы, она всегда приходила посмотреть. Теперь, стоя в просторном зале, Кейт снова вдыхала запах сигар, женских духов, напряженную, волнующую атмосферу аукциона. По коже у нее побежали мурашки.
Она начала подниматься на следующий этаж. Вместо ковра под ее ногами были деревянные ступени, ведущие в помещение, где работали эксперты. Здесь столько раз ставили новые перегородки, что в результате образовалось множество крохотных комнаток, порой без окна, в которых умещались только письменный стол и стул. Они были завалены книгами, бумагами, картонными коробками, возвышавшимися до потолка. Здесь студенты корпели над своими диссертациями, ожидая, пока им позволят продемонстрировать свои познания этажом ниже, под неусыпным оком одного из заведующих отделом, которых насчитывалось больше тридцати. Это были специалисты высочайшего класса, они прекрасно знали английское серебро, европейский фарфор, восточный фарфор, английское и европейское оружие, французскую мебель, английскую мебель и тому подобное — от игрушек и кукол до старинной живописи. Здесь всегда было тихо, лишь иногда приглушенно звучали голоса. Кейт заметила новое приобретение: теперь обширная информация «Деспардс» хранилась в компьютере.
В конце коридора располагалась большая комната, где проходили ежемесячные собрания — так называемые «расследования». На них обсуждались вопросы о том, почему та или иная вещь не достигла резервированной цены, какие меры применить к дилерам, искусственно завышающим цены на торгах, что делать с постоянным клиентом, который в данное время испытывает серьезные финансовые трудности. Кейт подошла к большому столу и огляделась.
