– Не обольщайся. Эти слухи сильно преувеличены…
– Все равно, пусть попробует разобраться, кто желает Нельке зла. Кстати, она в состоянии оплатить чужое потраченное время.
Поскольку Матвей хранил молчание, она заявила:
– Я уже дала Неле номер твоего сотового. Будь джентльменом, Карелин…
ГЛАВА 2
Астра не доставала свое венецианское зеркало с начала зимы. Сверкающая белизна, укрывшая московские улицы, кружево деревьев, морозные рассветы пробуждали в ее воображении странные картины прошлого, прямо противоположные тому, что она видела. Приезжая за город, к родителям, она выходила на террасу дома и любовалась косматыми елями за забором, пологим спуском к реке, занесенным снегом, холодным блеском солнца…
Мать выходила следом за дочерью, выносила овчинный полушубок, накидывала Астре на плечи:
– Оденься, а то замерзнешь, простудишься. Нынче в Москве новый грипп свирепствует. Может, останешься у нас до Рождества? Вместе отпразднуем.
– Пока ничего обещать не буду.
Лилиана Сергеевна огорченно вздыхала. В кого дочка уродилась? Все ее ровесницы давно замуж повыскакивали, детей нарожали, кое-кто уже и развестись успел, и вторую свадьбу сыграть. А она будто ждет чего-то. Только чего ждать в этой жизни? Годы бегут незаметно, уносят свежесть и красоту, прибавляют морщин, портят характер. У Астры все не как у людей! Ладно бы, нуждалась в деньгах или жить негде было, тогда понятно, почему не спешит под венец. «Видно, избаловали мы с отцом ее без меры! – сокрушалась госпожа Ельцова. – Ни в чем отказу не знала, вот и выросла привередливая, капризная, упрямая! Теперь уж нипочем не сладишь! Поздно. Все норовит по-своему переиначить. Живет отдельно, в бабушкиной квартире, занимается какими-то темными делами, скрытная, замкнутая. От матери и то таится! И что у них с этим Матвеем Карелиным, не поймешь – то ли в гражданском браке, то ли просто любовники. Живут вроде бы врозь, а когда к нам приезжают, в одной постели спят. Что за мода пошла? Тьфу! Срам! И ведь слова не вымолви, – разобидятся, потом в гости не зазовешь. Скажут: нечего нам указывать!»
Юрий Тимофеевич на поведение дочери смотрел сквозь пальцы. На причитания супруги он неизменно отвечал: «Оставь их в покое, Леля. Пусть живут, как им хочется, были бы счастливы».
Лилиана Сергеевна с ним соглашалась. Только счастлива ли Астра? По ней ничего толком понять невозможно. В каждый приезд дочери она с пристрастием вглядывалась в ее лицо, ловила жесты, интонации голоса – не проскочит ли внезапная горечь или нечаянная радость? Но Астра держалась ровно, ни горечи, ни радости не выказывала. Бывало, что смеялась или грустила, но потом возвращалась к своей странной задумчивости. Говорят, у матери с дочерью существует некая особая близость, подсознательное единство. Выходит, они с Астрой – исключение.
Вот и сейчас Лилиана Сергеевна чувствовала желание дочери помолчать и некоторое время терпела – стояла рядом, облокотившись на балюстраду и делая вид, что наслаждается зимним пейзажем и чистым воздухом, – однако не долго. В этот раз Астра показалась ей похудевшей, какой-то обостренно взволнованной. Не спала до полуночи, жгла свечи десятками, задымила всю спальню, пол парафином закапала – домработница замучилась оттирать. Может, нездорова?
– Ты чай с лимоном пьешь? – заботливо спросила она. – Побольше лимона клади!
– Все хорошо, мам. У меня крепкий организм.
– Что ты все дома сидишь? Съездила бы к подружке какой-нибудь, поболтала. Не скучно тебе?
– Не скучно.
И все! Сказала – как отрезала. Будто предупредила: продолжения не будет. Лилиана Сергеевна обиженно поджала губы, но молчать было не в ее правилах.
– Не жалеешь, что отказалась от работы в театре? Я смолоду мечтала стать актрисой, да судьба по-другому сложилась. А у тебя все есть для сцены! Внешность, талант, образование…
– …и папины деньги! – закончила за нее Астра. – С его связями передо мной все пути открыты, особенно если задействовать материальный ресурс! Оплатить «раскрутку»!
– Зря, что ли, мы тебя учили?
– Ну, почему же зря? Жизнь – та еще трагикомедия! Без лицедейства ох как трудно. Люди куда охотнее воспринимают притворство, чем искренность.
– Искренность иногда коробит… – с сердцем произнесла старшая Ельцова. – Что у вас, молодых, за манера такая, резать правду-матку? Режете-то по живому…
– Больно, да? Зато полезно. Вскроешь нарыв – человек сразу на поправку идет.
– Или умирает…
– Значит, лучше пусть живет во лжи и неведении?
– А если эта ложь во спасение?
Мама опять вовлекла ее в дискуссию, которой нет конца. Астра сумела вовремя остановиться:
– Слушай, это, наверное, диалог из какой-нибудь старой пьесы? Островский, Чехов?
Лилиана Сергеевна грешила подобными «розыгрышами»: обычный разговор переводила вдруг в русло театрального диалога. Она перечитывала множество пьес и некоторые понравившиеся ей места запоминала наизусть, а потом ловко пускала в ход. Так она реализовывала в себе несостоявшуюся актрису.
– У нас с тобой отлично получается! Можно смело устраивать домашний спектакль. Давай, сыграем что-нибудь…
– Нет уж. Уволь! Любительские спектакли – дурной тон.
Столь весомый аргумент возымел действие – Лилиана Сергеевна сразу отстала. Она никак не могла смириться, что из ее дочери не получилась звезда драматического театра или большого кино, и пыталась пробудить в Астре творческие порывы.
– Пойду к себе, – сказала та со вздохом сожаления. – Ветер поднялся. Холодно…
Такой чудесный миг наедине с подмосковной природой был испорчен.
Лилиана Сергеевна, сдерживая слезы, постояла еще немного на террасе. Небо заволакивали снеговые тучи, понизу стелилась белая поземка. Ночь обещала быть вьюжной, непроглядной, тоскливой, когда часами лежишь без сна и размышляешь о несбывшихся надеждах. Почему человек вечно чем-то недоволен? Разве дети обязаны осуществлять мечты родителей? Астре не по душе сцена, бизнес тоже ее не привлекает. Чем наполнены ее дни и ночи? Какие мысли порождает ее бессонница?
Госпожа Ельцова вынуждена была признать, что самый близкий человек – родная дочь – совершенно закрытая для нее книга, в которой не удается прочитать не то что страницы – абзаца. Как это получилось? В какой из бесчисленных моментов времени они отдалились друг от друга, разошлись по разным берегам?
Астра закрылась в спальне и думала о предложении Матвея. Ее захватило предвкушение нового расследования. Пора, пора, засиделась она среди снегов и тишины, заскучала. Нарастающее беспокойство – верный признак того, что где-то рядом, в невидимом тонком мире, точной копии нашего, зреют опасные замыслы. Против кого? С какой целью одно существо покушается на жизнь другого? Ответ надо искать в лабиринтах прошлого, темных, покрытых пылью забвения…
Карелин позвонил рано утром и рассказал о встрече с бывшей любовницей. Ему бы хотелось скрыть сей факт, но обстоятельства не позволили: слишком непринужденно, легко он говорил о Ларисе. Притворство… Впрочем, на его месте так поступил бы каждый. Даже она. Чем жизнь отличается от театра? Размерами подмостков…
Не то чтобы Астру это задело: ревновать его к былым увлечениям глупо и недостойно. Но как избавиться от недоумения: что общего между ним и откровенно похотливой, пустой женщиной? Неужели приятный секс? Почему бы и нет…
Эта связь с Ларисой каким-то образом унижала Матвея, хотя чисто физиологически была объяснима и естественна. Было досадно за мужчину, которого Астра могла бы полюбить. Или уже любила… Она искала в возлюбленном безупречности, не будучи безупречна сама. Каким-то образом его унижение распространялось и на нее, напоминая ей о собственном опыте – неудавшейся первой любви и скандальном разрыве с женихом.
– Наверное, я становлюсь святошей, – пробормотала она, лежа на широкой кровати и глядя в потолок. – Прискорбно…
В голове бродили сумбурные мысли. Вспомнился провинциальный Камышин, дом баронессы Гримм, у которой Астра служила компаньонкой, их ночные бдения у камина, вой ветра и треск поленьев, объятых пламенем…[1]
