— Валяй!
— Известный писатель прошлого, по которому иностранцы о России судят, Достоевский, потому и прославился, что в нём один из наших сидел. Ну, да! Писатель говорил, говорил много и быстро, потом падал в беспамятстве… Очнувшись — писал и прославился! Обида! Писал один из наших, а слава кому-то досталась! Сколько написано книг за всю историю существования человечества? Монблан из книг! Нет, пожалуй, с Джомолунгму будет. И у каждой книги — автор из плоти крови, но не сущность, вроде меня. Хочу, чтобы книга мною пахла!
— "Серой из преисподней"?
— Запах бумаги и типографской краски в рассмотрение не брать!
Поговорим о "запахе" содержания книги. Какие запахи источает "Книга о вкусной и здоровой пище"? Ясное дело: только вкусные! "Справочник фельдшера" источает стойкую вонь болезней и одинаковый для всех медицинских учреждений суммарный запах медикаментов. В последние годы к "Медицинским справочникам" добавился запах больших денег, траченных на "лечение" несуществующих болезней.
У альбомов с репродукциями картин известных миру мастеров кисти — неуничтожимый запах масляных красок.
— Чем будет попахивать книга, кою мечтаешь написать моими руками?
— От нашей книги будет исходить аромат "дураков и предателей военного времени".
— А, что, разве бывают предатели и "мирного" времени?
— Сколь угодно! Газеты читаешь?
— Уволь! Удовлетворяю "информационный голод" телевиденьем. Люблю его. "Предатели военного времени" — понятно, но оттуда и как появляются "предатели мирного времени"? И каких бывает больше в каждое время? С героями — понятно, только военное время делает героев, в мирное время "нет места героизму". О ком писать?
— Это как посмотреть! Ухитриться проглотить не малые миллионы государственных денег — для этого одного героизма мало! Да, пожалуй, писать о предателях и вражеских прислужниках прошлого легче, чем о "предателях мирного времени": ни так всё видно. Тяжкое занятие: о предателях военного времени никто и никогда не писал иначе, как "с гневом и призрением", а сегодня выражать гнев в сторону новых предателей — пустое занятие.
Возьми в рассмотрение времена оккупации: если что-то о них и написано, то сплошь "великое и героическое". Денно и нощно, без передышки, "борьба с оккупантами" и ничего "приземлённого и низменного". Каков процент оккупированных граждан был вписан в "стойкие советские люди", а сколько — в "презренные вражеские прислужники и холуи" — данные не приводятся.
— Вражина, а "беззаветная преданность стране советов во главе с мудрым руководителем тов. Сталиным" в разряд холуйств не входила?
— Входила, но что это холуйство в чистом виде — никто допустить не мог. Никто из "высоких" холуёв не догадывался, кто он такой. Столь низменное деяние могло происходить только при общении с врагами, все другие варианты холуйства таковыми не считаются. Они другое название носят: "служение высоким идеалам". Холуйство "лицу кавказской национальности" почиталось за "счастье и удачу", и к "низменному холуйству" причисленным никак быть не могло.
— Твои слова нужно понимать так, что холуйство может быть и "высоким"?
— Разумеется!
— С чего начинать разговор о предателях? Описание предательств валишь на меня, а это трудное и опасное дело. С кого начать?
— Начни с отца! Он коллаборационистом был? Был! С него и пиши.
— "Отца ли предам"?
— Чего терять? Жизнь к концу подошла, "днём позора" больше, днём — меньше… Что изменится? Кому прошлый коллаборационизм твоего родителя интересен, если у каждого свой "вражеский прислужник" был рядом?
А занятие может стать опасным в случае, если вздумаешь огласить "оправдательные документы предателям и вражеским прислужникам". Если не отходить от правила "все предатели — мерзость!" — то ничего, можно в "назидание другим" рассказать о предателях. Главное, повторяю — придерживаться общих и строгих правил при описании "антинародной деятельности предателей и изменников родины". Что рекомендовано делать в непонятных ситуациях?
— "Валить на "серого"! А если забудусь и навалится христианский призыв "прощать врагов наших"? — и неожиданно, явно от бесовского воздействия, появились рассуждения в пользу и защиту презренных:
а) "пришли в дом чужие люди, принесли смерть и разрушение понятно, нужно браться за топор и менять ситуацию… Исполнить желание "поквитаться с врагами любым способом без учёта кому и кто больше напакостил",
б) опять пришли чужие люди, но ничего худого не сделали. Соседу — да, досталось от них, а мне — нет. Если всегда дружен с соседом был, то обязательно приду ему на помощь, а если… если сосед когда-то по недомыслию доносом оговорил меня? И по причине такой его "простоты душевной" пробыл я "в узилище иродовом" немалый срок, а все мои родичи "рассеялись, как пыль придорожная"? Почему бы, на время, не забыть "христианское смирение" и не отдать "долг" соседу полной мерой?
— Бесяра, бывало такое?
— Сколь угодно!
— А как быть с христианским "прощать врагов ваших"?
— Так…
Не хватит ли писать о прошлой войне? Не удариться ли в фантазии о предстоящей бойне?
— Позволь не согласиться: как-то ведущая популярной программы любимого тобою ОРТ, огласила: "о войне много сказать невозможно", или что-то в этом роде, но смысл неизменен. Сколько бы не говорили о прошлой войне — всё будет мало! Раз. Два: если мы в своих фантазиях на все сто процентов опишем будущую войну, то ничего не достигнем.
— Почему?
— Нам не поверят.
— Войны набили оскомину, за каким чё… прошу прощения, хреном, о ней писать!? Повторяю: нет у меня литературного института за плечами, а заниматься писательством, не имея диплома — пустая трата времени. И ещё соображение удерживает: войну встретил шестилетним и ничего о ней думать не мог. Всего лишь жил, но всё, чем война потом "отоварила" — хорошо помню.
Как писать? Излагать всё, что видел в шесть лет через пятьдесят четыре года? Не велика ли "пауза" будет? Смешнее таких записей вроде бы ещё никто не делал, писать о прошлом состарившимися мозгами — не гоже!
— Ошибка! Самое время писать о прошлом! Ты — пенсионер, пришёл к "финишу" и такая величина, как время, волновать тебя не должно. С литинститутом так: то, чему обучил тебя в общей школе отличный педагог "литературы и родного языка", думаю, будет достаточно. — Многое забыл, время упущено. Где тебя раньше носило? Старый я, могу на половине "дороги к славе", "кокнуться", "отбросить лапти", "сыграть в ящик" или "отдать концы". Выбирай, что понравится — излагал бесу возможные варианты моих "финалов".
— О "профессионалах пера": о войне они сказали всё, пришёл черёд за дилетантами, вроде тебя… то есть, за нами, любителями.
Но ты не "кокнешься" и не "потеряешь обувь" в ближайшие пятнадцать лет, за твоим "техническим" состоянием прослежу… Позабочусь о твоём телесном здоровье. И о грамоте особо не переживай: нашими, бесовскими способами, окажу помощь в халявном приобретении простенького компьютера с текстовым редактором, не позволяющим выражаться "топорным языком" и писать с дикими нарушениями орфографии…
— А матом выражаться программа разрешит? Писать без мата о войне не смогу. Одно упоминание о далёкой войне немедленно вызывает желание полностью перейти на инвективную лексику. То есть, ругаться матом. Союз итальянского invekto с русским матом! Есть опасность быть притянутым к ответу?
— Никто тебя не "притянет", а меня — тем более. И когда у вас закончится запас страхов "притягивании к ответу"!? Ругаться матом о ваших войнах разрешено давно, они того стоят. Сам подумай: прошлая война была всё же ограничена временем, её за четыре года сделали. Что было потом — такому и названия нет.
— Как "нет"? Её "холодной" называли с постоянным ожиданием "вот-вот перейдёт в "горячую"!
— Считаю вас единственным народом в мире, коему по душе война "горячая" и короткая, чем "холодная" и бесконечная!
— Пожалуй! "Горячая" война не всем годится, не все её выдерживают. Для некоторых "стран и народов" следующая "горячая" война может оказаться последней… по причине исчезновения самого народа.
