И до сего дня все прошлые тайны делю на "интересные", без "срока давности", не совсем такие и абсолютно ненужные. И если была вода в монастыре, то почему его не уберегли от огня!?
Монастырцы! "Братья и сестры" по оккупации! Почему никто из вас не написал и строчки о времени пребывания "под игом"? Что удерживало от рассказов? Прежняя "родная" власть? Опасение сказать "не совсем то, что требовалось"?
Только через много лет попался в руки рекламный проспект до переворотного издания, где перечислялось всё, что было необходимо для водопроводной сети старого времени. Да, когда ещё об электрических водяных насосах не подозревали, в области фантастики размещались электрические насосы.
В старинном проспекте вычитал о "абиссинском" насосе.
Удивительное устройство для подачи воды на высоту. По рекламе получалось, что вода из недр земли сама, с помощь такого насоса, могла подниматься на любую высоту без затраты энергии. Что-то очень похожее на водяное "перпетуум-мобиле". Почему прошёл мимо "абиссинского" насоса и не поинтересовался его устройством? Не шуточное устройство, если с его помощью вода сама себя гонит на любую высоту! Только зачем знать устройство "абиссинского насоса"? Зачем сегодня древний насос? Сейчас воду гонят мощные электрические насосы, а всякие "абиссинские" — древность, старина.
Совсем малый период времени обитатели монастыря ходили брать воду из реки. Спуск к реке летом был невероятно трудным, а зимой он вообще превращался в непреодолимое препятствие. Непроходимость тропинки повышалась оттого, что её обильно поливали "водоносы" и всегда неумышленно, против желания.
Раза два, или три, был посылаем к реке. Набрав воды в проруби и полный радостных мыслей: "принесу воды — и всё"! начинал подъём в гору. Сто метров немыслимо крутого подъёма! Сегодня кое-что понимаю в "градусах подъёма и уклона" и могу сказать, что памятная дорога к реке имела наклон "в сорок пять градусов от вертикали". Отдельные, короткие, куски "тропы на водопой" были и того круче и них случались "аварии", доводившие до слёз водоносов. Самих слёз не было, была черта перед слезами. Но могу и ошибаться в показаниях: страх — он и есть страх.
Часто бывало, что, добравшись до средины подъёма, при следующем неудачном шаге к вершине, поскользнувшись, падал и скатывался вниз, поливая водой "дорогу жизни". "Падающих водоносов", вроде меня, хватало, поэтому спуск и подъём от наших трудов становился всё более широким и гладким. Обледеневший спуск ускорял доставку тела к проруби за новой и очень нужной порцией влаги.
Скатывание с крутого и обледенелого подъёма сопровождалось: "эх, ведь совсем почти дошёл, поднялся на две трети крутой и обледенелой горки! И вот тебе: поскользнуться от единого неверного шага и съехать вниз! что может быть обиднее? Из всей прошлой "водяной эпопеи" только и запомнилось: медленно, осторожно, с задержкой дыхания, крадучись взбираюсь на вершину. Остаётся немного — и вот она, ровная поверхность и тропа в снегу! Вот она — победа!" — в душе шевелится подлая радость: "всё, выбрался!" — ещё несколько шагов… Радость, радость от победы над вершиной заполняет сердце! Ура! — но разволнованное сознание о предстоящем "торжестве" позволяло делать всего один неверный шаг — и я оказывался у проруби!
Стоять у проруби и плакать от досады? А на кого? Кто видит твоё горе? Горе прекрасно тогда, когда его есть с кем делить и кто-то тебе посочувствует… А если никого рядом нет? От кого и чего ждать? Было, выл я, и вой имел причину: ссора с сестрой. А сейчас сестры рядом нет, ты один перед обледеневшим подъёмом и жаловаться "в голос" не на кого… И без воды как придти? Поэтому набирай заново и — в гору! Иди медленно, осторожно, не торопись и не думай о тёплой плите в келье. И о том, что вечером зажгут "десятилинейную" лампу и будешь играть с сестрой в "воздушный бой" крышками от чайника!
Откуда горожане брали воду? Из колонок! А как вода в колонки попадала? Не знаю.
— Напрашивается нехороший, гадкий, "провокационный" вопрос: "Неужели оккупанты ходили зимой по воду к прорубям на реке!? Или водоносами для них были оккупированные горожане? Нанимали жителей за твёрдую оплату по тарифу: ведро воды — оккупационная марка? Как решали "водяной вопрос", проклятые враги!?
"Надысь" за кружкой любимого пива в "забегаловке" разговорился с одним посетителем. Был в оккупации. На немного старше меня. Поведал: "враги использовали труд пленных советских солдат на ремонте городского водопровода".
Оригинально получалось: "водопровод жителям оккупированного города — руками самих жителей"! Затраты — минимальные! Нет тебе смет и неизбежного воровства "мирного времени".
Интересно, что тогда закладывали в землю? Какие трубы? По всем расчётам сегодня тем трубам — шесть десятков лет! Они должны были давно превратиться в труху! Заменила советская власть вражеские трубы своими, "советскими", или вражеские до сего дня служат? Бес, приготовь полную справку по водопроводной системе города!
…и когда вошли во временное жилище, то ужасу и удивлению матушки не было предела: платяной шкаф старой работы, что остался от прежних хозяев, и стоявший фронтом к окну, был утыкан мелкими осколками оконного стекла: редкая работа взрывной волны единственной бомбы, что грохнулась наискосок от дома. Железная койка, на которой в прошлую ночь мать собиралась нас укладывать, но передумала и потащила в пещеры спасаться, была завалена кирпичами от развалившейся печки. Аккуратно завалена койка, кирпичи лежали точно в том месте, где должны были лежать наши головы… Интересно, выдержал бы мой череп полет кирпича с верхней части печи? Высота полёта кирпича небольшая, всего-то метра два, не выше, но и кирпич старинного изготовления был нешуточный, не советский кирпич-"рахит", а прочный, со звоном, увесистый и тяжёлый! Настоящий кирпич!
В какой раз разминулся со смертью? Пятый? Шестой? Не сбиться бы в счёте… Война возвращается теперь уже с востока, и моя "бухгалтерия" может измениться в любой момент до "закрытия счёта".
А в соседнем доме, уставшая от плача, в "последней фазе страдания", вполголоса, причитала женщина: бомба, что разукрасила платяной шкаф в комнате нашего временного приюта, осколком убила её сестру… В страданиях по убитой родственницы она дошла до точки, когда горе бОльшим, чем есть, уже не будет…нечего добавить, горе "выше края", "с верхом", и после вершины страдающему остаётся или сойти в долину, или умереть на вершине горя. На выбор. Выбор, с названием "жизнь", делают "крепкие духом", слабые — уходят в небытие… Сегодня прошлый плачь-стон женщины могу сравнить с "пулей на излёте"…
Как случилось, что осколок от родной, "советской освободительной" бомбы убил женщину? Погибшая первый раз попала под "обработку с воздуха"? Не разбиралась в бомбёжках и в момент наисильнейшего воя бомбового стабилизатора стояла у окна в полный рост, ожидая результат?
Или сознательно искала смерти? Не знала, что осколки при взрывах бомб разлетаются веером вверх и в стороны? Если лежать на земле, или в доме на полу, то можно получить только трёпку, какой я отделался в прошлую ночь.
Женщина продолжала вой. Кто виноват? Сама: не улеглась на пол. Может, это работа всё того же штурмана, что дал команду на сброс бомбы, коя крепко тряхнула меня в прошлую ночь? Я-то легко отделался, схитрил в игре с бомбой: успел натянуть на голову зимнее пальто с верхом от сукна с немецкой шинели!
Какие мысли были у погибшей в последнюю секунду? И были они? Какие мысли были у меня? Голова моя была пуста, не могла в ней зародиться тогда высокая мысль о том, что "с неба нам посылается, как милость божья, так и смерть". Не было и мысли:
— В прошлую ночь отделался мелочью и остался жив.
— У женщины, потерявшей сестру, не было мыслей. Она — женщина, а женщина может только плакать о погибшей родственнице…
— Позволительно наполнить тогдашнее сознание женщины нынешними мыслями?
— Какими?
— "Какая разница, кто оказал ей "милость небес" и прекратил течение жизни"? "Чужие, или "свои"?
