Ничего не могу сказать о реакции других жителей города от встречи с оккупантами, но отцова была такова:
— Ебическая сила, вот и немцы пожаловали! — мата от отца не слышал, не ругался матом человек, но двумя словами "ебическая сила" выражал все оттенки волнений, начиная от восторга и кончая разочарованием. Тогда так и было сказано.
А чего я-то криком пугал женщин? "Испражнялся страхом" от прежних разговоров о зверствах врагов, в коих женщины сами не участвовали, но
"слышали от других"? Что иное мог думать о неизвестных немцах, если они не были "прописаны" в сознании, а появлялись только для кастрации мужчин, убиения младенцев не старше пяти лет и отрезания грудей у женщин? Название "немец" никому и ни о чём не говорило, была только непроверенная страшилка, кою каждый переваривал по-своему. Как было не заорать при виде, пусть и одного человека на мосту в невиданной форме и с винтовкой? Разве не "свои" заразили страхом, что человек-часовой вот-вот покинет вверенный пост по охране чужого моста, придёт в пещеру, возьмёт только меня одного за тощие ноги, раскрутит над головой в каске и на пятом обороте не ударит черепом о родимый известняк!?
— Почему на пятом обороте? Хватило бы и двух!
— Бес, ты — циник!
Но часовой не собирался покидать мост и спускаться к спасавшимся в каменоломнях гражданам, и те, в темпе собрав пожитки, живо двинулись в родимые кельи, трепеща и ожидая дальнейшего развития событий. Видел вражеский часовой, как из нижней части холма, из норы в плитках известняка, выползали люди с узлами и поднимались по тропе наверх холма, и что он думал — об этом никто и никогда не узнает…
На какой день любопытство победило страх, и взрослые стали выходить за пределы монастыря — таких подсчётов произвести не мог. Тема первого контакта с иностранными гражданами при проведении военных действий — весьма интересна.
О первых контактах "советских людей с захватчиками" "много и правдиво" рассказал советский кинематограф", и все контакты кончались трагически: аборигены гибли от пуль захватчиков. Почему тогда солдат на мосту не открыл огонь по людям, выползавшим из каменоломен — спросить сегодня не у кого, а "советское" кино умерло…
Пещеры, укрывавшие монастырских насельников от налётов авиации воюющих сторон, пребывают в целости до сего дня. Лет десять лазы, выходившие к реке, были открыты и никого не интересовали, но потом кто-то и что-то углядел в их открытости и когда-то спасительные отверстия обрушили подрывами. Закрыли. Для чего — обывателям не объяснили, а когда власть держит граждан в неведении, то граждане до всего "доходят своей головой":
— Чтобы дети там не заблудились! — объяснение годилось для смелых детей.
— Чего врёшь, если не знаешь!? Там запасы продовольствия для армии хранят, если опять война случится — с кем, и по какой причине собирались соотечественники затевать очередную бойню — было ясно последней "темноте" из обитателей монастыря:
— С "мериканцами"! — "цели — ясны, задачи — поставлены, за работу, товарищи"!
Если бы сегодня увидел немецкого часового на любимом мосту — написал бы так:
"…человек в серо-зелёной военной форме и с винтовкой на плече медленно, спокойно шёл по мосту в сторону станции, и, глядя на его продвижение, разрешалось думать, что ничего иного, как только охранять чужие, захваченные мосты, он не умел делать…"
Глава 64.
Прогулка по первому дню оккупации.
Торжества.
Как потом шептались монастырские насельники, "город сдали".
— Бес, какие войска сдали город врагам? "Русские", или "советские"? Или "сталинские"? Ведь всё тогда было "сталинским"…
Кто ныне стыдится своего прошлого?
Удивительно: Василий Васильевич Крайродной, отцов товарищ, взрослый человек, пребывая в подпитии, восторгался "краем родным" до слёз в очах. Мне, человеку шести лет от роду, высоких чувств от любви к "малой родине", какие испытывал Василь Васильевич, не дано было испытывать. Не мог плакать вместе с Краемродным о крае родном! Или смеяться над слёзами дяди… Это были первые уроки любви к Краю Родному.
Любить родной язык научил другой человек и его всегда поминаю в молитвах. Если бы все те, кого он обучил правильно пользоваться родным языком, и хотя бы одну молитву произнесли за его "здравие" — учитель жил бы далеко за сто лет!
Велик и прекрасен мой язык, не обманули меня писатели далёкого прошлого! Но не те писатели, не из "союза"…
Вчитайтесь и прочувствуйте, какая у него гибкость и красота! Глубина смысла! Примени к городу слово "сдался" — и позору ему не избыть! Не забыть-смыть-замолить! "Сдался"! Захотел — и сдался! Сам, по своей воле! Сукин он сын, а не город! С чего ему надумалось сдаться!? А!? Позор! Все города встречали врага "грудью и огнём", а этот, почитай, молчком сдался! Нет ему оправданий!
— Город не виноват! Сдали его без особой борьбы. Не один твой город был оставлен тогда врагам.
— Но кто это сделал!? Ты!? Он!? Я!?
— Я не сдавал врагам город! — и я город не сдавал, и сосед не сдавал, и сосед соседа к злодейству сдачи города врагам непричастен. Полное сходство с выборами и до сего дня: нехорошие последствия от выборов происходят без нашего вмешательства:
— Голосовал за прохвоста и казнокрада!?
— Ты что!? нет!
— И я не ходил выбирать! — и остаётся громадная, неразрешимая загадка: — Как он во власть пробрался!?
Никогда не пойму, почему кандидаты в "благодетели народные", до избрания все "хорошие", "добрые", "внимательные и заботливые", "хозяйственные", "умные", "грамотные", "талантливые", "бескорыстные и честные", но только на "старте"?
— Нет их вины: в "предвыборной гонке" они полностью теряют "ценные качества"! "Выдыхаются". Не много эпитетов для "представителей в органы местной власти"?
— Такого добра "своим" не жалко!
Проходит совсем малое время, "бег к "щасливой" жизни заканчивается, победитель "марафона" плюхается в кресло и предаётся отдыху. Через совсем малое время поверившие "избраннику народному" граждане-избиратели видят, что их "избранник" бежит от них, а не к ним, как они ожидали по глупости своей в начале свистопляски с названием "выборы":
— Опять с правителем ошибка случилась: прохвостом оказался очередной "барин"! Новый "командир" не лучше прошлого! Не совсем таковой, каким представлялся вначале.
— Но как же так получилось, ну почему у нас очередной правитель в конце оказывается не "совсем того"? Кто его, козла, к власти допустил!? — и хотя кто-то один признался:
— Я допустил глупость и сдал город! Я плохо стрелял по врагам! Враг поливал меня свинцом из автоматического оружия, а я отвечал ему из винтовки образца, чёрт её знает, какого года рождения! 1862 года дробь тридцатый!? Это я голосовал за дурака и свинопаса… имя рек…"
Сданный в древности и практически без боя, ныне любимый город "отмечает день освобождения от немецко-гитлеровских-фашистских захватчиков". На каком звании захватчиков остановиться, как "честить" в каждом отдельном случае — определить ни бес, а тем более я — не можем.
— Бес, скотина эдакая, с момента, когда меня "оккупировал", понуждаешь каждый год праздновать "день сдачи города врагам" и за день до "юбилея" начинаешь шептать в ухо скверну!
О таком сооружении, как личная "колокольня", упоминал выше. Когда и как нужно начинать строительство "колокольни", чтобы потом никто не смог заявить:
— Ты со своей колокольни многое не видишь! — с какого возраста нужно закладывать "первый кирпич"? Каким должен быть "фундамент" колоколен, каких идеологов приглашать "прорабами" на стройку?
Самостоятельно возводить, или пользоваться "типовым проектом"? Одним для всех? Если в моей "колокольне" три четверти "кирпичей" "ошибочные", "враждебные", "неправильные", то, сколько в том моей личной вины?
— Утешься: "колокольни" у молодого поколения не выше и не лучше твоей. Многие вообще без них обходятся.
