Хотелось бы провести опрос "общественного мнения" на тему: "что вы можете сказать, как отрицательного, так и положительного о факте пребывания на вашей территории врагов? Изложите на всеобщее обсуждение все "минусы" и "плюсы" вашего пребывания у врагов в качестве "раба с востока"? Если будет хотя бы один маленький "плюс" — не забудьте и о нём? "Здание нашей истории", как и всякое иное здание, сложено не только из одних красивых кирпичей!
В каком году открыто было сказано, что "вождь мирового пролетариата" устроил переворот в России на денежки из Германии? Об этом, за много лет до публикации факта в биографии "вождя" в нашей "честной и объективной печати", знали лишь те, кто побывал на принудительном "обучении труду и шарму" в Европе. Лояльные советской власти граждане, кто не подвергся "вражескому разлагающему влиянию", много лет восторгались "шедевром советского кино" с названием "Человек с ружьём" и не меньше млели от фильма "Ленин в восемнадцатом году". Посещение склепа с куклой "вождя" приравнивалось по значимости с посещением Киево-Печерской лавры. Что толкало граждан на посещение склепа? "Святая любовь к вождю"? Или рядовое любопытство на тему: "как может обычный труп так долго храниться"? — что труп не совсем обычный — и это учитывалось. Или возможность сказать в компании при случае "и я был в мавзолее"? Кому было хуже в "стране победившего социализма": тем, кто умилялся от любви к трупу, или тем, кто знал правду о трупе? Знал, что "вождь" — совсем и не вождь, а "забубённая личность и несчастье земли русской"? Рядовой "сукин сын"? "Наёмник капитализма"?
И какими словами было описать муки граждан, кои знали подноготную о трупе и молчали? Ни в подпитии, ни во сне и даже самому большому другу своему, не имели возможности заорать:
— Да козёл он был вонючий, этот ваш "вождь"! Кому молитесь, дураки! — не может быть иной, большей муки, чем указанная! Она ужаснее, чем находиться рядом с женщиной и ничего не мочь! Ни один резидент, и ни одной разведки мира не испытывал такое: много знать и "держать знания при себе" многие годы из опасения лишиться головы!
Глава 46.
Монастырь. "Крайродной"
Когда кто-то говорит о себе, что он появился на свет в "стольном граде", то заявитель гордится сим фактом и ждёт невысказанной зависти от слушателей. Заявление всегда предусматривает некоторую зависть от тех, кто не имел счастье родиться рядом с ним:
— Ишь, в столице родился! Столица-то у нас одна на всю страну! И какая столица! На зависть всем!
Место моего рождения ни у кого не вызовет чувства зависти потому, что я родился в женском монастыре.
О монастыре могу говорить бесконечно потому, что он неиссякаем, как родник.
По каким канонам и правилам в стародавние времена на Руси строили "святые обители" — не знаю, но слабые фантазии мои привели к таким соображениям: святость может пребывать только в недоступном месте. Наверху. Святости в низах не бывает, поэтому обители всегда старались возвести, как можно выше к "горнему", высокому, то есть. На горах, на холмах и возвышенностях строили "святые обители", и такое делали с единственной мечтою: "если не праведностью, то хотя бы положением, быть ближе к небесам"! Чуть ближе к небу чем другие — уже свята! Всё, до чего мы не можем дотянуться руками — для нас свято! С правителями дело обстоит так же.
Всё, что скажу далее о монастыре, может оказаться неверным потому, что о подлинной жизни в обителях ничего не знаю. Догадки, кои выскажу по ходу писания, могут оказаться неверными, ошибочными, а стало быть — ложными. Но они и не претендуют на точность. Догадки — они и есть догадки, чего с них взять!?
Что такое монастырь? "Удаление от мира", полное отречение от "мирского". Тишина, труд, пост и молитвы. Великие подвижники монастырского жития удалялись от соблазнов в леса и "пУстыни". В глушь.
Но и там, не взирая на пустынность, обитель окружалась стеной. Для чего? Стена — символ отделения одних от других, хороших — от плохих. Одного "нельзя" мало, стены надёжнее, прочнее и лучше. Представьте воинскую часть в центре города и без забора высотою в четыре метра с "колючкой" поверху!? Но и стены были не всегда надёжным средством для изоляции.
О чём это я? Это о Стене на Западе, но она с монастырскими стенами никак не была связана. Стены монастырей имели назначение удерживать агрессию со стороны "мира", но они не служили средством изоляции обитателей монастыря от "мира": монашествующие могли выходить из пределов обители.
С началом "борьбы с религиозным дурманом" в отечестве нашем, монастыри прекратили повсеместное существование как "обители духа". Чтобы добру не пропадать, новая власть отдавала их в пользование "раскрепощённым" гражданам. "Раскрепощённые" у нас всегда были неимущими. "Голь перекатная" в переводе на понятный язык.
В одном из таких монастырей я появился в свет. Монастырь был женским, "экспроприированным", отнятым у законных владелиц.
Вот его размеры: с юга на север — триста пятьдесят саженей, с востока на запад — триста. Древнюю "сажень" можно перевести в метры, но такой перевод ничего монастырю не добавит.
Новые, "советские насельники", получив от "революционной" власти "подарок" первым делом огляделись и увидели неудобство для себя: главные ворота. Поскольку входить и выходить через них в "мир" новым обитателям было "не с руки" — они понаделали дополнительные проломы, не предусмотренные прежними строгими монастырскими уставами. В самом-то деле, если мне нужно двигаться на запад, то за каким хреном я должен тащиться до центральных ворот, что были расположены восточной стене!? Зачем и для чего идти через весь монастырь, выйти из него и снова двинуться на запад? Таких чудаков в отечестве никогда не было, да и впредь таковых не ожидается.
Ворота в сегодняшнем моём представлении — это то, что можно закрыть и открыть, а если ЭТО висит на не совсем оторванных петлях — это не ворота. Да и вообще проломы в стенах, сделанные руками не отягощённых святостью новых "советских насельников", были не в пример удобнее. В северной стене были ворота, но "воротами" их называть было нельзя потому, что створок на них не было. Они благополучно сгорели в топках печей и плит новых насельников в первый год после их заселения. Пустые ворота без створов в северной стене относительно воспитанными жителями назывались "Грязными", а все остальные, кто был проще, называли их "сраными". Неприличное название ворота приобрели из-за дощатого сортира, что был сооружён недалеко от ворот заботами новой власти. Сортир был разделён внутри дощатой перегородкой, и в каждой половине было по три "посадочных" места: три для "М" и столько же — для "Ж". Хотелось бы помянуть гениальность строителей "санитарного сооружения": оно было построено так, что крышки люков выгребных ям располагались за монастырской стеной. Рядом с дорогой. Это было воистину гениально!
С мужской стороны в перегородке были проковыряны отверстия для одного глаза с надписями и рисунками. Что гласили надписи — этого я не знал по причине полной безграмотности. Место на человеческом теле, что было изображено на карандашных рисунках в сортире, был понятным, но почему оно так волновало художника — этого не понимал.
Заполнение сортира происходило быстрее, чем его очистка, и часто "санузел" переполнялся сверх крышки. Содержимое кишок монастырских пролетариев растекалось за пределы бывшего святого места. "Агрессивным" до предела туалет бывал в июльскую жару, и тогда неподвижный воздух над обителью становился нестерпимым и опасным. Все газовые атаки и на всех фронтах "Первой Империалистической" бледнели перед "ароматами" санитарного сооружения на "шесть посадочных мест" Когда невыносимая вонь достигала дальних улиц монастыря — тогда и появлялся старый человек с бочкой на колёсах и черпаком на длинной ручке. "Ансамбль" передвигался лошадью преклонного возраста. "Ассенизаторами" назывались работники тогдашнего ЖКХ, но за глаза спасителей народа от их же дерьма называли другим, старинным, ироничным названием: "золотарь" Обитатели монастыря упрощали название "золотарь" до понятного простому люду "говночист". Когда борец с общественными нечистотами приступал к исполнению обязанностей, а они заключались в том, что черпаком, размером в половину стандартного ведра для воды, на длинной ручке он черпал туалетную "благодать", то такое его занятие можно было смело причислить к вредительству. Лучше бы он этого не делал потому, что после его работы вонь в окрестностях монастыря становилась нестерпимой и поражала всё и всех в радиусе пятисот метров! Держалась вонь в безветренную погоду не менее суток и обитатели монастыря убеждались в истинности собственных поговорок: "не тронь говно — вонять не будет". В то время, как "золотарь" зарабатывал столь тяжким трудом пропитание, лошадь "золотаря" стойко переносила испытания, сопряжённые с профессией хозяина, отдыхала и жевала сено. Жуткие количества выделяющегося сероводорода не портили лошадиный аппетит.
