Ей необходимо было выговориться, но усилие это быстро утомило ее: закрыв глаза и тяжело дыша, она тяжело опустилась на подушки.

Но вот он почувствовал, что она пожимает ему руку: пожатие было слабым, как у ребенка, но то, что она прошептала, шло от сердца:

– Вы всегда были самым лучшим моим другом. Судьба улыбнулась мне, когда свела нас в то утро. – На лице ее заиграла озорная улыбка. – С тех пор я пью чай только марки «Ли»...

Она закрыла глаза и, казалось, задремала, но Джеймз все сидел рядом с ней и не выпускал ее руки из своей. Странно, думал он, это успокоительно действует не только на нее, но и на меня...

Когда в гостиную Ливи, которую Роз превратила в свой кабинет, вошел дворецкий и объявил, что внизу ждет некто по имени Росс, у которого встреча с лордом Банкрофтом, Роз спросила:

– Вы не путаете? У меня сведения, что все приглашения были аннулированы мисс Маршалл?

Черт побери! – раздраженно подумала она. Как тут проверишь, когда правая рука Билли, навеки преданная ему Глэдис Маршалл, и сейчас путешествовала вместе с ним, взвалив на свои плечи самую тяжелую его работу.

– Я сообщил господину Россу, что его сиятельство отбыли за границу, – сказал Бэйнес, – но он настаивает, что его не уведомили об аннулировании приглашения на встречу.

– Хорошо, я сама переговорю с ним. Благодарю вас, Бэйнес.

Когда Роз вошла в библиотеку, посетитель стоял у камина спиной к ней, пристально глядя на портрет Билли – тогда он был еще сэром Уильямом Банкрофтом и портрет писал Аннигони. Он был настолько поглощен своим занятием, что не расслышал, как вошла Роз, и ей показалось – по тому, как он стоял перед портретом, глубоко засунув руки в карманы, – что у него возникли сомнения относительно подлинности того, на что он смотрит...

– Это, конечно, не самое лучшее из творений Аннигони, – заметила она. – К тому времени он уже здорово постарел.

Мужчина обернулся. Он был очень смуглым, темноволосым, с черными глазами, довольно угрюмым. Типичный Кассий! – мельком подумала Роз, вслух же сказала:

– Я очень сожалею, что секретарь отчима не успела уведомить вас о невозможности этой встречи. Но она сейчас и сама за границей. Вы уверены, что никто из его окружения не позвонил вам?

– Я только что вернулся из Южной Африки, у меня скопилось огромное количество телефонограмм, но ни одной от него. Во-первых, не мне, а ему нужно было встретиться со мной. По поводу статьи, которую я написал...

– А! Все сразу стало на свои места. Значит, вы и есть Джек Росс.

– Я и понятия не имел, что у меня такая слава.

– Дурная слава, хотите вы сказать. Вы всяком случае, с точки зрения хозяина этого дома. Я Розалинда Рэндольф.

– Я знаю.

– Мы разве с вами уже встречались?

– Нет. Но вы тоже достаточно известны, я имею в виду – как историк искусств.

Роз посмотрела на него более пристально, почувствовав, что за его словами кроется что-то недосказанное. Например, о ее репутации борца за равноправие женщин. Но смотрел он вежливо, хотя в глазах его и плясали озорные огоньки. Что-то в этом человеке заставило ее быть более осмотрительной.

– Садитесь, пожалуйста, – пригласила она его, изменив свое первоначальное решение немедленно выпроводить его и тем самым избавиться от него навсегда. – Хотите чего-нибудь выпить?

– Нет, благодарю вас. Если лорд Банкрофт не может меня принять, значит, пойду туда, где это смогут сделать.

– Те, кто тоже попал в вашу книгу?

Теперь настала его очередь внимательно посмотреть на нее.

– А вам откуда это известно?

– Моему отчиму очень не нравится, что вы, как он утверждает, пригвоздили его к позорному столбу, назвав флибустьером двадцатого века, – я цитирую вас буквально.

– Мне казалось, что у слова «пират» явный клеветнический оттенок.

– А лорд Банкрофт в свое время выиграл не одну судебную тяжбу по обвинению в клевете.

– Вам нечего беспокоиться: прессинг и так уже идет по всему полю. Но, к счастью, у моего издателя тоже есть на кого опереться.

– Могу я узнать, кто этот смельчак?

Когда он назвал ей имя, она рассмеялась:

– Теперь понятно, почему вас пригласили сюда. Ваш издатель слишком богат и обладает вполне реальной властью, чтобы бояться кого бы то ни было. – Улыбка ее погасла. – Но что заставляет вас печататься именно в этой стране? Вы же не англичанин.

– Нет, я оттуда, откуда и вы.

– А конкретнее?

– Филадельфия.

– Как и моя мама.

– Я знаю, – снова сказал Джен Росс. Взгляды их встретились.

– Что заставило вас включить в свою книгу магната-англичанина? – спросила Роз, чтобы как-то покончить с неловкой паузой.

– Я включил двоих. Второй – Джимми Голдсмит.

Брови Роз вопросительно поползли вверх.

– Значит, вы расстались с работой репортера-исследователя?

– Эта книга и есть, собственно, результат моих репортерских расследований, статьи же, написанные по горячим следам, лишь дополняют ее.

– Как в той вашей книге о Вьетнаме?

– Вы ее читали?

– Да. Насколько я понимаю, в ее основе лежат ваши личные впечатления? – Роз помолчала, раздумывая. – Но в ней явно отсутствует мотив об «услышанных Богом молитвах». Что заставило вас поступить именно так?

– Я документалист, а не сочинитель.

– То же самое утверждал Трумэн Капоте о своей книге!

Джек Росс покачал головой.

– У меня исследование механизма власти и способов его практического использования, в книге нет скабрезных сплетен о богатеньких, до которых мне совершенно нет никакого дела.

– В таком случае вы – редкое исключение.

– И на том спасибо.

Роз встала.

– Мне очень жаль, что вы напрасно потратили свое время.

Он тоже встал.

– Я бы этого не сказал.

Как странно, мелькнуло в голове у Роз, стоять рядом с мужчиной, который намного выше меня, такая редкость, даже Питер, и тот был чуть ниже меня.

– Я передам отчиму о вашем визите, – сказала она, направляясь к двери. – Не сомневаюсь, он непременно попытается снова связаться с вами.

– Не сомневаюсь.

Они обменялись рукопожатиями. Оно было у него твердым, но без аффектированной мужественности и силы. А улыбка, неожиданно осветившая его лицо, искрилась затаенной энергией.

Снова поднимаясь по лестнице, Роз подумала, что Билли, вероятно, намеревается проверить, насколько опасную течь дал его корабль. Джек Росс казался ему грозным рифом. Его честная, во многом противоречивая книга о Вьетнаме, вышедшая в свет в то время, когда Роз была еще студенткой в Беркли, поразила и взволновала ее. Автор этой книги даже приезжал в университет на встречу со своими читателями, но она не пошла на его лекцию: единственный голос, который она тогда слышала, принадлежал Питеру Дзандасу.

После ленча, который Ливи пожелала съесть, сидя за столом, накрытым в ее гостиной, до которого добралась, тяжело опираясь на руку Джеймза, она тотчас вернулась к себе в спальню, и не успела Роз накрыть ее простыней, как она заснула.

– Она совершенно выбилась из сил, – печально заметил Джеймз.

– Она из многого выбилась, – ответила Роз, когда они на цыпочках выходили из спальни, – а правильнее будет сказать: от многого отказалась. То, что раньше принимала как само собой разумеющееся, теперь подвергается сомнению, причем сопровождается все это весьма язвительными комментариями, что для нее вообще нетипично. Такое впечатление, что она дошла до незримой черты, за которой ей только и остается, что заявить самой себе: «А, плевать, мне уже терять нечего!» – Роз помолчала. – И, как это ни прискорбно, она абсолютно права...

– Обстоятельства способны многое изменить? – словно бы самому себе задал вопрос Джеймз, затем после непродолжительной паузы заметил: – Как это случилось со мной.

Что-то в его голосе заставило Роз спросить:

– К лучшему или худшему?

– Вот как раз об этом мне и хотелось бы с вами поговорить.

– Тогда давайте немного пройдемся, – предложила она, почувствовав, что его что-то гложет. – У нас с вами уникальная возможность прогуляться по одному из немногих частных парков Лондона.