– Я об этом уже догадался, – с усмешкой сказал он. – После смерти моего отца вы лишились своего главного источника существования, пособия, которое он вам назначил.

– Пособия! – Мойра покраснела от негодования. – У нас имелся деловой договор с вашим отцом, все было по закону!

– И вы привыкли жить на широкую ногу. Сожалею, но отныне вам придется изменить образ жизни и привыкнуть к скромности и экономии, – холодно промолвил он. – Я не намерен брать вас на содержание. Впрочем, я не удивлюсь, если узнаю, что вы уже успели облапошить и других потомков Морганов в Америке. Вы весьма преуспели в написании трогательных писем.

– Откуда вы знаете о моих письмах? – прищурившись, спросила Мойра.

На этот вопрос он предпочел не отвечать, опасаясь, что вместе с гневом у него снова возникнет эрекция, совладать с которой он не сумеет и пустит этот аргумент в ход. А на пока еще чужой для него территории любой необдуманный поступок мог обернуться против него.

– Если бы вы не писали ему душещипательных посланий, он вряд ли бы стал посылать вам значительные суммы денег, – наконец сказал он. – Это чисто логическое умозаключение. Наличие же у вас таланта беллетриста несомненно, поскольку мой папаша был очарован вашими историями. Вам даже не пришлось прибегать к традиционному способу выкачивания денег из мужчин. Поэтому мне, можно сказать, повезло в этом смысле, я взял реванш за всех обманутых вами Морганов.

В ответ она влепила ему звонкую пощечину. Глаза ее при этом потемнели от гнева, на щеках вспыхнул румянец, грудь учащенно вздымалась. И Таггарту показалось, что она сейчас на грани бурного оргазма. Он, во всяком случае, тотчас же пришел в необычайное сексуальное возбуждение.

– Я думаю, что на этом наш разговор закончился, – вдруг заявила Мойра и, отступив, указала ему рукой на дверь. – Прошу вас покинуть мой дом, я не потерплю больше от вас оскорблений в стенах своего родового замка. Теперь, после близкого знакомства с вами, мне многое становится понятным.

– Что же именно, позвольте узнать? – спросил Таггарт.

– Только такой бессердечный человек, как вы, мог оставить без ухода и присмотра своего тяжело больного отца. Вы не соизволили даже послать ему открытку. Ваши братья такие же черствые эгоисты. Так-то вы отплатили ему за все добро!

Таггарт беззвучно пошлепал губами и расхохотался.

–Да вы редкая артистка! – с трудом произнес он сквозь смех.

Но Мойра не собиралась шутить, она окинула его таким ледяным взглядом, что по спине у него пробежал холодок.

– Что вам может быть в действительности известно обо мне и моих братьях? – наконец сказал он.

– В этом вы, как ни странно, правы, – невозмутимо констатировала Мойра. – Ваш отец никогда не писал мне о том, как вы живете. Он лишь упомянул однажды о вашем существовании. Мой личный опыт общения с вами я нахожу вполне достаточным, чтобы навсегда распрощаться. Будьте здоровы! – Мойра изобразила шутливый поклон и распахнула дверь. – Уверяю вас, что я не обременю вас своими письмами. И скорее не оправдаю надежд своих предков, чем возьму на Баллантре хотя бы один цент из моргановских сундуков. Прощайте.

Но Таггарт и не думал идти у нее на поводу. Эта самонадеянная шотландка явно переоценивала свою роль смотрительницы замка либо искренне считала, что имеет на родовое поместье больше прав, чем он. Возможно даже, что она была уверена, что перед смертью его отец сделал ее своей наследницей. Пора было разочаровать ее и поставить на место.

Таггарт отошел подальше от открытой двери, не собираясь уходить из помещения, по закону принадлежащего ему, и заявил с важным видом:

– Мне представляется, что нынешнее поколение шотландских Синклеров преувеличивает свое значение в общей картине исторических связей кланов Морганов, Синклеров и Рамзи. Связей, которые существенно ослабли с тех пор, как замок Баллантре потерял свою былую роль оплота трех этих родов. Должен признаться, что я не слишком осведомлен относительно своих пращуров, живших по эту сторону океана. Но то, что стало мне известно, пока я рос среди американских Рамзи и Синклеров, позволяет мне считать весьма условными узы наших общих обязательств.

– Уж не хотите ли вы сказать, что оставили без внимания историю собственного рода, будучи антропологом и посвятив всю свою жизнь истории других народов? – насмешливо спросила Мойра, словно бы отказываясь поверить, что он совершенно не интересовался собственными корнями.

– Одной из причин моего нынешнего визита в Шотландию как раз и явилось желание устранить это упущение и наконец-то докопаться до своих корней, – сказал Таггарт.

– И я попалась под ваш заступ! Очень мило, – съязвила Мойра, складывая руки на груди. – Но что еще вам от меня надо? Как долго вы собираетесь мучить меня изложением своих ограниченных взглядов на наше общее историческое наследие, ради сохранения которого вы пока ровным счетом ничего не сделали?

– Я не собирался вас мучить, – тяжело вздохнув, ответил Таггарт. – И позволю себе заметить, что прошлой ночью вы не жаловались на мое обращение с вами и не считали его пыткой. Я даже не знал, что вы – Мойра Синклер, пока вы не открыли мне эту дверь.

– Так вы признаете, что прибыли сюда с недобрыми намерениями в отношении неизвестной вам Мойры Синклер?

– Вовсе нет! Напротив, я с нетерпением ждал нашего знакомства, – брякнул Таггарт и тотчас же пожалел об этом.

– Что ж, оно состоялось при весьма оригинальных обстоятельствах. Надеюсь, вы удовлетворены этой частью программы? – нахмурившись, промолвила Мойра.

– Повторяю, я не знал, что это вы, – стиснув зубы, сказал Таггарт. – Ведь и вы утверждаете, что даже не подозревали, с кем имеете дело. В этом смысле мы квиты. Но согласитесь, что надо признать эту поразительную встречу феноменальной случайностью, если все, что вы говорите, – правда.

– Как ни трудно в это поверить, однако, похоже, что все именно так и обстоит. Если, конечно, вы меня не обманываете, – сказала Мойра. – Что ж, в жизни всякое бывает. Порой школьные приятели спустя многие годы случайно встречаются в аэропорту за тысячи миль от дома.

Таггарт выдержал испытующий взгляд, поверил ей и понял, что он законченный идиот: ведь когда Мойра открыла ему дверь, на ее лице светилась счастливая улыбка, а он взял и все испортил. О Боже! Как же он одичал...

Продолжая стоять возле двери, Мойра выдержала паузу и спросила:

– Вы до сих пор так и не объяснили, зачем я, Мойра Синклер из Баллантре, вам понадобилась. Вы разговаривали со своим отцом незадолго перед его смертью? Он вам что-нибудь рассказывал обо мне?

Таггарт покачал головой:

– Мы с ним долгое время не общались. Я даже не знал, что он смертельно болен. И получил известие о его кончине всего несколько месяцев назад, находясь в археологической экспедиции.

– По вашему виду и тону не скажешь, что вы убиты горем, – язвительно сказала Мойра, скрестив руки на груди.

Таггарт стиснул зубы, но сдержался. Из писем Мойры к его отцу он знал, что отношения между ними были совершенно иными, чем отношения Таггарта-старшего со своими беспутными сыновьями. Поэтому ее позиция по данному вопросу была вполне понятна и объяснима, она заняла сторону отца. Но молча проглотить ее «шпильку» было совсем непросто, поскольку виноватым он себя не считал, а унижаться до объяснений причин своего конфликта с родителем не собирался. Тем не менее он сухо обронил:

– Не вам судить о наших семейных делах! Что вы можете о них знать!

– Что ж, тогда просветите меня! – предложила она совершенно спокойно.

У Таггарта задергался левый глаз.

– Я, конечно, мог бы, – сказал он, сглотнув ком. – Но не стану. Мои отношения с отцом никого не касаются.

И действительно, кому какое дело до того, что он ушел из отчего дома, чтобы не сойти там окончательно с ума?

К счастью, Мойра оставила эту щекотливую тему и сразу же вернулась к волновавшему ее вопросу.

– Приятель Таггарта, Мик Темплтон, сообщивший мне о его кончине, подчеркнул, что непременно исполнит его последнюю волю, – сказала она. – С тех пор прошло три месяца, но никто из его родственников так и не удосужился связаться со мной. Что вам известно о нашем с Таггартом договоре? Зачем вы прибыли сюда? И почему с нетерпением ожидали нашей встречи, если вас не интересует проблема сохранения семейного исторического наследия?