Если б кто-то украдкой заглянул в кабинет, то, без сомнения, пришел бы к выводу: у Даниила Олеговича поехала крыша, ему срочно нужна медицинская помощь. А что можно подумать, видя дрожащие руки, безумный огонь в глазах, вздыбившиеся по краям лысины редкие волосики, двигающиеся губы, словно он шептал заклинания – ни дать ни взять скупой рыцарь над златом чахнет. Можно было бы посмеяться, но бедняга действительно находился на грани помешательства, иначе в нем возобладал бы разум и Даниил Олегович все-таки рассказал бы людям Щеглова об условиях похитителей. А поскольку разум покинул его безумную голову, то, подсчитав, сколько получится в итоге, он впал в уныние: не хватит. Правда, не восьми миллионов, а всего пяти, но… Он задался целью любой ценой собрать деньги, потому что – и это главное – не представлял, на какие сюрпризы способны похитители. Даниил Олегович боялся их панически, не надеялся ни на кого, только на себя. Сумма должна быть вся, а там видно будет, что да как.

Закрыв деньги в сейфе, он помчался в ванную, пустил воду (для конспирации) и позвонил Роману с запасной трубки, которую пользовал только по работе, а то остальные прослушиваются.

– Да, отец, – откликнулся сын.

– Я согласен.

– Сказать ребятам? Разумно.

– Нет, – пружинил на ногах Даниил Олегович, будто капризный ребенок. – Я согласен передать тебе предприятие.

– Ты хорошо подумал?

– Конечно.

– Ладно, подпишем завтра предварительный договор.

Даниил Олегович в бессилии опустил зад на край ванны. К сожалению, папа не слышал, как сказал сын:

– С ума сошел.

– Кто с ума сошел? – вяло поинтересовалась Альбина, приподнявшись на постели.

– Отец, – ответил он.

Приехав домой, Роман застал ее в состоянии депрессии, пьяной она не была, но где-то близко к этому, или как будто ее посетил злой дух и внушил ужасы, которые даже в кино не показывают. Альбина дрожала, явно прорыдала полдня, а вначале показалась ему такой сильной, стальной – не подступись. Она нервно курила и отказывалась рассказывать, что произошло в его отсутствие. Да разве от него утаишь? Он же упертый, действовал, как менты, но хотя бы не так грубо. Когда же ему в голову пришла бредовая мысль, что это одна из бывших его подружек достала Альбину, когда Роман собрался звонить и выяснять отношения, она вынуждена была признаться, чем расстроена, чтоб он не ставил себя в дурацкое положение перед бывшими пассиями. Роман достаточно сдержанно отнесся к рассказу, но поинтересовался:

– Тебе объяснили, зачем устроили спектакль с просмотром?

– Нет, – глотала слезы Альбина. Одно воспоминание об эксперименте в подъезде вызывало отвращение, словно ее дерьмом облили. – Думаю, меня с кем-то сравнивали… то есть женщина наверху должна была меня… узнать, наверное.

– А куда тебя привезли?

– Не знаю. Я никогда там не была.

– И улицы не знаешь?

– Улицу? А, мы ехали по Камчатской, потом свернули в один из дворов пятиэтажек…

– Я понял, что это за подъезд. Там задушили домработницу отца.

– Задушили?! – ужаснулась Альбина. – И Мокрицкая думала, это я?!

– Черт ее знает, что она там себе надумала. Дура.

– Кто? Я? – обалдела Альбина, округлив глаза. Вот-те на: не успели пройти конфетно-букетный период, а уже дура.

– Не ты, успокойся. – Роман подсел к ней, обнял за плечи и поцеловал в шею. – Мокрицкая дура. С большими претензиями на полноценного мужика.

– Ты несправедлив, она эффектная женщина.

– Я не внешность имел в виду. А ты? – слегка потряс он ее за плечи. – Ты почему позволила обращаться с собой, как с уголовницей? Почему не потребовала объяснений: на каком основании тебя везут неизвестно куда? Ты же образованный и взрослый человек.

– Не знаю, как это получилось, – оправдывалась она, хлюпая носом. – Эта женщина… Мокрицкая… она меня зомбировала.

– Тебя так легко загипнотизировать? – шутливо удивился Роман.

– Конечно. Тебе это удалось тоже, раз я переселилась к тебе после третьей встречи. Роман, что теперь будет?

– Не бойся. Тебя отпустили? Значит, женщина не опознала, ты из подозреваемых выбыла.

– А что, могли не отпустить?

– Могли. И я, не застав тебя здесь, нехорошо подумал бы о тебе. Запомни: в таких случаях хотя бы мне звони.

– А если б женщина ошиблась? Если б ей показалось, что это я приходила в тот подъезд? Ведь там темно, она стояла наверху, что оттуда увидишь?

– Выбрось из головы сегодняшний инцидент, он прошел и ладно. Но Мокрицкая… Мое первое впечатление не обмануло меня. Ложись-ка в постель, я согрею молока, это неплохое снотворное, главное, безвредное.

Альбина улеглась, почувствовав некоторое облегчение, тут-то и позвонил отец Романа.

– Почему он сошел с ума? – забеспокоилась она. – Что-то еще случилось?

Но звякнула микроволновая печь, Роман ушел на кухню, вернулся с чашкой молока на блюдце:

– Пей.

– Ты не ответил: что еще случилось?

– Да это я так, к слову, – нашелся он, не желая говорить, как обдерет родного папу. Альбина неправильно поймет.

Когда она выпила молоко и улеглась, он забрал чашку, но не понес ее на кухню, а поставил на стол в комнате. Затем из шкафа достал травматический пистолет и положил его в кейс.

Кристине не спалось, она ворочалась, сопела, вздыхала, не давая крепко заснуть Толику.

– Выпей двадцать граммов коньяку, – сонно посоветовал он.

– Сопьюсь.

– Такие, как ты, не спиваются.

– Какие – такие?

– Харизматики.

– Звучит, как маразматики.

– Харизматические личности в некотором роде маразматики и есть.

– Спасибо за диагноз. Спи, я пошла пить.

На кухне она действительно налила коньяку полную рюмку, забралась на стул с ногами, вдруг:

– В этой рюмке семьдесят граммов, а не двадцать.

– Проверять пришел?

– Нет, пить вместе с тобой. – Толик поставил еще одну рюмку, налил. Выпили, не чокаясь, Кристина взяла яблоко и молча ела, он зажевал ломтиком лимона, морщась от кислятины. – У русского человека лекарство от всех болезней одно: сорок градусов. Какая у тебя болезнь? Кайся.

– Тимка наехал на меня, – пожаловалась Кристина.

– Наехал? И остался жив?

– Да ну тебя… – обиделась жена. – Достань лучше мясо из холодильника, я теперь есть хочу.

Толик нарезал отварную говядину, Кристина взяла кусок, рвала его зубами и угрюмо жевала, глядя в одну точку.

– Раз Тима наехал, то ты наломала дров, – сделал он вывод.

– Немножко, – призналась она, но не очень-то раскаивалась, ее что-то другое беспокоило. – Видишь ли, у меня выработалось правило: появляется подозреваемый, его надо брать внезапно и тут же создавать условия, при которых он расколется.

Гладя ее по головке, как непослушную девочку, Толик приговаривал:

– Это плохое правило. Оно не исключает ошибок…

Кристина отвела его руку, одновременно возразила:

– Зато путем отсева иногда удается в кратчайший срок выйти на преступника, в нашем случае время важный фактор.

– Не кипятись, а то понадобится еще семьдесят граммов. Значит, ты кого-то колола, а Тимке это не понравилось.

– Примерно.

– И кого колола?

– Прекрасную художницу, возлюбленную Жало-сына. Не ухмыляйся, она на самом деле красивая, типаж западноевропейский, будто с экрана сошла. Но я не знаю, как работать с Тимофеем, он же взбунтовался. А мне кажется, теперь Романа надо потрясти.

– А чего это у тебя такие крайности? То любовница Романа, то он сам.

– Так складываются обстоятельства, состоящие из мотивов, поступков, фактов, улик. Правда, улик как раз и нет… но есть мотив. Роман с отцом на ножах из-за Евы, а она беременна. Сынок узнал о беременности за неделю до пропажи Евы, которая вышла от Альбины и вдруг исчезла. Не прошло и недели, а Роман закрутил роман с Альбиной, до этого они не знали друг друга, она живет у него. Убита домработница, к ней в ночь убийства приходили три парня и одна женщина. Роман нанял следопыта последить за бывшим другом Евы, о чем знала Альбина. Следопыт убит. Теперь понимаешь, почему эта парочка меня волнует?