Но каким-то непостижимым образом я оказался в гостиной и, опустив руки, остановился у огромного окна. Проходили минуты, а я не шевелился. В доме царила тишина. Никогда не бывает так тихо, как тогда, когда очень ждешь телефонного звонка. Вскоре биение пульса у меня в ушах стало казаться мне оглушительным, начало набирать силу и вот уже зазвучало как визг шин на мокром асфальте, и, хотя он раздавался издалека, я понимал, что машина вскоре настигнет меня.

Я не мог избавиться от дурацкого ощущения, что с моей женой что-то случилось. Что ей, возможно, угрожает опасность. Я смотрел мимо своего отражения в зеркальном стекле на черные тени на фоне темно-синего неба и чувствовал, что та самая машина неминуемо приближается ко мне.

Что я всегда был ее мишенью, а теперь пришло мое время. И что она собьет меня сегодня ночью.

Оз Тернер сидел на особо выбранном месте, у стены в ближайшей к двери кабинке. От глаз остальных посетителей «Снежной Мэри» его защищала вешалка для одежды. Зато ему была хорошо видна парковка, легковушки и грузовики-пикапы, которых объединяло одно: все они успели многое повидать на своем веку. Он дважды побывал в баре накануне, чтобы подготовиться. Служащие офисов, пришедшие пообедать, и молодые мамаши, которые кормят детей салатами из собственных тарелок. Вечером состав посетителей менялся – одинокие мужчины и пары среднего возраста, выпивающие в мирном молчании или тоске. Их машины ждали своих хозяев снаружи, точно старые верные псы, бесцветные и призрачные в темноте. Чуть дальше расположился городок Хэнли. Через несколько улиц, за маленьким, застывшим во времени старым кварталом, несла свои воды широкая тихая река. Либо сама Миссисипи, либо Блэк. Оз не знал наверняка. Впрочем, ему было все равно.

Он медленно пил пиво, чтобы сохранить свое место. Он заказал еще и фирменное блюдо, но не притронулся к липким на вид крылышкам. И не только потому, что нервничал. За последний год у него изменились привычки. Когда-то он был гурманом, своего рода экспертом в чревоугодии. Сыпал в чашку три ложки кофе «Максвелл хаус». Съедал огромные порции. Разумеется, он получал удовольствие от вкуса еды, но не меньшее – от ее количества. Однако больше пища не доставляла ему радости и умиротворения. Через некоторое время пришла официантка и забрала его тарелку, но он это воспринял равнодушно.

Он снова взглянул на часы. Уже за полночь. В баре царил полумрак, горели лампы и неоновая реклама пива. Телевизор едва слышно что-то бормотал. Осталось человек десять или пятнадцать. Оз решил дать ему еще четверть часа, а затем уйти.

Как раз в этот момент на парковку въехала машина.

Вошедший мужчина был в старых хлопчатобумажных штанах и потрепанной куртке с эмблемой «Окленд Рейдерс»[7], он держался с видом человека, который большую часть времени проводит на широких плоских равнинах рядом с сельскохозяйственными машинами. Куртка явно была не отсюда, но сейчас понятие географии стало довольно растяжимым. А потом Оз подумал, что она являлась сигналом – для него. Он повернулся к окну и принялся наблюдать за отражением мужчины в стекле.

Тот подошел к стойке, взял пиво, обменялся парой обязательных слов с барменом, а затем направился прямо к его кабинке. Вне всякого сомнения, он воспользовался зеркалами за стойкой бара и осмотрел помещение, чтобы все выглядело так, будто он пришел на встречу с приятелем, а не ищет незнакомого человека.

Оз отвернулся от окна, когда мужчина сел у противоположной стены кабинки.

– Мистер Джонс?

Мужчина кивнул, окинув Оза оценивающим взглядом. Оз знал, что тот увидел человека, который выглядит на десять лет старше, чем есть. Покрытые седой щетиной обвислые щеки говорили о том, что когда-то он весил на тридцать кило больше. Его толстое пальто сидело слишком свободно, как одеяло на большой собаке.

– Я рад, что вы согласились встретиться со мной лично, – сказал мужчина. – И немного удивлен.

– Двое мужчин в баре, – сказал Оз, – и больше никто не узнает. А электронное письмо можно прочитать. Даже когда оба мертвы.

Мужчина уважительно кивнул.

– Если они захотят тебя найти, они это сделают.

Оз знал это даже слишком хорошо, поскольку «они» напали на него год назад. Он до сих пор не был уверен, кто «они» такие. Ему удалось исправить то зло, которое они пытались ему причинить до того, как ситуация стала безвыходной, но он все равно чувствовал, что должен уехать из города. С тех пор он постоянно был в дороге, оставив работу в маленькой местной газетке и тех немногих людей, которых называл друзьями. Ушел на дно. Так было лучше.

Разумеется, Джонс про это ничего не знал. Просто Оз говорил о том, что каждое электронное письмо, каждое сообщение и загруженный файл оказываются на сервере, находящемся где-то в потайном месте. Машины ничего не видят и еще меньше понимают, но зато у них идеальная память. В Интернете нет анонимности, и рано или поздно законопослушные граждане узнают, что их письма любовникам или любовницам не только их личное дело, как и часы, озаренные сиянием чужой наготы. Что за вами наблюдают – все время. Что Сеть не детская песочница. Это зыбучий песок, который легко может тебя проглотить.

– И как вам Хэнли? – спросил мужчина, оглядываясь по сторонам.

Пара в соседней кабинке шепотом вела едва слышную словесную схватку, но ядовитые реплики не доходили до собеседников, они попросту не слышали друг друга.

– Я немного знаю Висконсин. А про этот город никогда даже не слышал.

– Сейчас я здесь, – сказал Оз. – И это все. Как вам удалось узнать мой электронный адрес?

– Слышал ваш подкаст[8]. Нам захотелось с вами поговорить. Немного покопал, решил рискнуть. Ничего особенного.

Оз кивнул. Время от времени он участвовал в ночном радиошоу, когда жил на востоке страны. Разумеется, передачи прекратились, когда он уехал из города. Но в последние несколько месяцев он начал записывать на свой портативный компьютер разные музыкальные фрагменты, а затем загружал их в Сеть. Впрочем, не только он это делал, были и другие.

– Меня беспокоит то, что вы сумели найти мой электронный адрес.

– Вам бы следовало больше беспокоиться, если бы я не смог его узнать. Это означало бы, что я не профессионал, а любитель.

– И что же вы хотите мне сказать?

– Сначала вы, – проговорил Джонс. – То, что вы сказали в своей передаче, весьма невнятно. Я в электронном письме намекнул на то, что нам кое-что известно. Теперь я хочу послушать вас.

Оз обдумывал, как передать суть и при этом соблюсти безопасность. Он сделал глоток пива, затем поставил кружку на стол и посмотрел Джонсу в глаза.

– У неандертальцев были флейты, – сказал он. – Зачем?

– Чтобы на них играть, – пожал плечами тот.

– Перефразирую вопрос: почему они считали важным иметь возможность воспроизводить некоторые звуки, когда добыча пропитания была для них невероятно тяжелой работой?

– Действительно, почему?

– Потому что звук важен в определенных ситуациях, которые мы забыли. В течение миллионов лет его было невозможно записывать. Теперь эта задача решена, вот почему мы сосредоточили наше внимание на типах звуков, имеющих очевидное значение. Но музыка – это, скажем так, боковая аллея. Даже речь не так важна. Все остальные живые существа общаются при помощи лая или чириканья – почему же нам требуются тысячи слов?

– Потому что наша Вселенная сложнее мира собак.

– Это следствие, а не причина. Наш мир полон разговоров, радио, телевидения, все болтают между собой, да так громко, что мы забываем, почему контроль над звуками изначально представлял для нас такое огромное значение.

– Какое?

– Речь возникла из доисторических религиозных ритуалов, развилась из произносимых нараспев звуков. Но встает вопрос: почему мы тогда так делали? И с кем пытались разговаривать?