— На прошлой неделе я был в Сен-Назере. — Ник остановился в центре снежно-белого ковра.

Дункан тщательно закрыл за собой дверь.

— Да, знаю.

— Осмотрел «Золотой рассвет».

Дункан Александер щелкнул крышкой золотого портсигара и предложил его Нику. Когда тот отказался, он взял себе сигарету — эксклюзивный табак, набивали которым у «Бенсон энд Хеджес» по особому заказу.

— Шарль Гра преступил рамки своих полномочий, — сухо кивнул Дункан. — На борту «Золотого рассвета» праздные экскурсии запрещены.

— Меня не удивляет, что ты боишься демонстрировать плавучий гроб.

— А вот ты меня удивляешь, Николас. — Дункан вновь улыбнулся, вновь показал замечательные зубы. — Проект-то ведь ты составлял.

— Ты сам знаешь, что это уже давно неправда. Ты взял мою идею, оторвал ей и руки, и ноги, и голову. Дункан, нельзя отправлять в плавание этого… — Ник поискал подходящее сравнение, — этого инвалида. С одним двигателем и единственным гребным винтом! Риск слишком велик.

— Сам не знаю, с какой стати говорю тебе об этом… Должно быть, потому, что некогда здесь был твой кабинет. — Дункан вальяжно обвел рукой комнату. — Да и приятно, знаешь ли, ткнуть тебя носом в твои же исходные ошибки. Да, концепция была верна, однако, выражаясь фигурально, все молоко скисло, когда ты добавил свои… мм… как бы это выразиться… «бергианские» штрихи. Пять независимых силовых установок, а? И целый лес котлов. Увы, Николас, мертворожденная идея.

— Вовсе нет. Я проверял расчетами.

— Танкерный рынок сильно изменился с тех пор, как ты ушел из «Флотилии Кристи». Что ж, пришлось засучить рукава и кое-что поменять.

— В таком случае, раз изменилась фундаментальная структура затрат, нужно было отказаться от проекта.

— Э-э-э нет, Николас, я провел реструктуризацию. По моей задумке — и даже в нынешние непростые времена! — вложенный капитал вернется ко мне через год, что с учетом пятилетнего срока службы корпуса означает двести миллионов долларов прибыли.

— А вот я собирался построить судно, которое проживет не менее тридцати лет, — сказал Ник. — Чем не предмет для гордости?

— Гордость — дорогостоящий товар. Мы уже давно не закладываем основы для династий, мы занимаемся продажей танкерных услуг. — Снисходительный тон и непревзойденный акцент Дункана еще больше подчеркивали разницу в социальном происхождении противников. — Я запланировал пять лет эксплуатации, двести миллионов прибыли и последующую продажу корпуса каким-нибудь грекам или японцам. Сезонная вещица, знаешь ли.

— О, ты всегда был мастером цапнуть кусок пожирнее и удрать, — согласился Ник. — Но здесь тебе не деревенский базар. Суда — не зерно или свиные туши, а океан — не паркет сырьевой биржи.

— Боюсь, вот тут-то я и не согласен. Принципы одинаковы: один — покупает, другой — продает.

— Судно — это живой организм, а океан можно считать полем битвы.

— Ну, дорогой мой, ты же сам не веришь в эту романтическую чушь. — Дункан извлек золотой «Хантер» из жилетного кармана и картинно щелкнул крышкой, взглянув на циферблат, — манерная привычка, выводившая Ника из себя. — Послушай, там, за дверью, стоят весьма дорогостоящие джентльмены…

— Ты играешь людскими жизнями. Не забывай, на борту любого судна есть команда.

— Морякам хорошо платят.

— А неизмеримый риск, которому подвергнется обитающая в океане жизнь? Куда бы ни направился «Золотой рассвет», всюду будет потенциально опасная…

— Николас! Побойся Бога! Двести миллионов долларов стоят любого риска.

— Ладно, — кивнул Ник. — Давай позабудем про окружающую среду и человеческие жизни и рассмотрим действительно важный вопрос: деньги.

Дункан вздохнул и потряс скульптурно вылепленной головой, натянуто улыбаясь, как заупрямившийся ребенок.

— Вопрос о деньгах я уже сам подробно рассмотрел.

— А, но ведь ты не получишь ллойдовский рейтинг А-один. Не сможешь застраховать такой корпус на стороне — придется делать это самому, точь-в-точь как в случае с «Золотым авантюристом». Если такое решение кажется тебе разумным, то дождись моего счета за спасательные услуги.

Улыбка Дункана Александера слегка исказилась, загорелые щеки потемнели от прилившей крови.

— Я не нуждаюсь в ллойдовском рейтинге, хотя вполне уверен, что при желании смог бы его получить… Нет, я уже договорился с европейскими и восточными страховщиками. «Рассвет» будет застрахован в полном объеме.

— Даже на случай исков по загрязнению? Если твой бурдюк сырой нефти лопнет на континентальном шельфе Америки или Европы, тебе выпишут счет на полмиллиарда долларов. Никто не возьмется страховать такие суммы.

— «Золотой рассвет» зарегистрирован в Венесуэле, и у него нет судов-аналогов, которые власти могли бы конфисковать, как, например, это проделали в инциденте с «Торри каньон»[14]. Да и кому они выпишут счет? На имя подставной южноамериканской компании? Нет, Николас, «Флотилии Кристи» не придется оплачивать экологический ущерб.

— Поверить не могу, даже зная тебя. — Ник пристально разглядывал своего визави. — Ты хладнокровно рассуждаешь о гипотетической… Нет, я бы сказал, вполне возможной ситуации, когда в море хлынет миллион тонн нефти.

— Твое моральное негодование очень трогательно. Я серьезно. С другой стороны, Николас, позволь тебе напомнить, что речь идет о семейном бизнесе — а ты уже давно отрезанный ломоть.

— Я воевал с тобой всякий раз, когда ты пытался крохоборничать, — в свою очередь напомнил ему Ник. — Пытался научить тебя, что есть пределы экономии и что скупой платит дважды.

— Ты? Меня? Научить?! — Впервые Дункан открыто показал, что попросту издевается над Ником. — Да чему ты можешь меня научить, когда речь идет о судовом бизнесе или деньгах? Или… — Тут он причмокнул, злорадно предвкушая следующие слова. — Или о женщинах?

Ник метнулся было в его сторону, но остановил себя на полушаге и разжал стиснутые кулаки. В ушах звенела кровь.

— Я объявляю тебе войну, — тихо сказал он. — Буду давать тебе сражение за сражением, с этой минуты вплоть до морской конференции и даже после нее.

Решение пришло спонтанно, он даже не задумывался, что пойдет на такой шаг.

— Да что ты? Не было еще случая, чтобы у морской конференции уходило менее пяти лет, чтобы наложить санкции на одного из своих членов. К этому времени «Золотой рассвет» будет принадлежать японцам или какой-нибудь гонконговской компании, а «Флотилия Кристи» покамест разбогатеет на двести миллионов.

— Я устрою так, что тебе перекроют доступ ко всем нефтяным портам…

— Где? В странах, чьи правительства только и делают, что торгуют нефтью, а политические лобби на корню скуплены нефтяными корпорациями? — Дункан непринужденно рассмеялся, вновь нацепив цивилизованную маску. — Ты сядешь в лужу. Мы уже сталкивались лбами, Николас… а я по-прежнему на ногах. Так что не жди, что я поддамся на твои жалкие угрозы.

После такой беседы не осталось ни малейшей надежды на мирную договоренность по текущему делу. Атмосфера накалилась, и в воздухе, можно сказать, потрескивало электричество. Антагонизм двух ведущих персонажей был столь яростным, что лишь они и царили на подмостках.

Николас и Дункан сидели с противоположных сторон полированного палисандрового стола и поедали друг друга глазами. Оба наклонились вперед, и, когда обменивались улыбками, вся сцена напоминала безмолвное рычание двух матерых волкодавов, описывающих круги, перед тем как ринуться в свару.

С невероятным усилием Николас обуздал свой гнев и начал мыслить рационально: важно было включить в работу интуицию, уловить тончайшие намеки, которые рассказали бы о планах, спрятанных за смазливым фасадом Дункана.

Через полчаса стало ясно, что противником движет не только чувство личного соперничества. Встречное предложение Дункана было таким мизерным, что рассчитывать всерьез на него не стоило. Стало быть, он вовсе и не собирался о чем-то договариваться. Дункан Александер хотел передать спор на рассмотрение арбитражного суда — а ведь этим способом он ничего не выиграет. Любому из присутствующих ясно, что иск Николаса действительно стоил четыре миллиона долларов, — в этом не имелось никаких сомнений. Несмотря на весь свой гнев, Николас был готов принять от Дункана эту сумму. Более того, если бы Ник рискнул, предположив, что решение арбитров принесет ему шесть миллионов, то проволочки и судебные издержки могут обойтись ему в миллион долларов. Да, он готов был договориться полюбовно.