— Пусть даже у меня нет прав просить тебя, Николас, я все равно знаю, что ты не откажешь, ведь так?
Шантель-чаровница плела колдовскую сеть; он чуть ли не кожей ощущал ее тончайшую паутину.
— Я всегда был наивным дураком, да?
Она коснулась его руки:
— Нет-нет, Николас, пожалуйста, не надо столько горечи. — Ее взгляд был цепким, не отпускал ни на мгновение.
— Так чем я могу тебе помочь?
От ее прикосновения ему стало неловко. Словно почувствовав это, Шантель на миг усилила давление пальцев, затем поднесла к глазам запястье, украшенное тонкой полоской «Пиаже» с циферблатом из белого золота.
— Скоро вернется Дункан… а рассказать тебе я должна историю долгую и запутанную. Может быть, встретимся в Лондоне где-нибудь в начале следующей недели?
— Шантель… — покрутил он головой.
— Ники, прошу тебя.
Ники. Она была единственной, кто так его называл. Слишком близко, слишком интимно…
— Когда?
— Ты встречаешься с Дунканом утром во вторник? Будете обсуждать арбитраж по «Золотому авантюристу»?
— Да.
— Позвони мне на Итон-сквер, как закончишь. Я буду ждать у телефона.
— Шантель…
— Ники, мне больше не к кому обратиться.
Он ни разу не отказывал ей… «И поэтому потерял», — подумал он кисло.
Двигатель не создавал шума, лишь воздух тихо шелестел, обтекая кузов «мерседеса».
— Проклятые сиденья… Неужели трудно было подумать о влюбленных? — ворчала Саманта.
— Через час будем дома.
— Так долго я не вытерплю, — хриплым шепотом ответила она. — Мне хочется быть к тебе поближе…
Они вновь замолчали, на этот раз вплоть до района Хаммерсмит, где пришлось сбавить скорость из-за воскресных вечерних пробок.
— Питер просто красавчик. Было бы мне лет десять, я бы отдала ему все свои куклы.
— А он бы обменял их на «спитфайер».
— Сколько еще?
— Полчаса.
— Николас, мне страшно. — В голосе Саманты вдруг прорезались панические нотки. — Такое ужасное предчувствие…
— Ерунда.
— У нас с тобой все было слишком хорошо — и слишком долго…
* * *
Джеймс Тичер возглавлял адвокатскую фирму «Салмон, Питерс энд Тичер»; именно к их услугам прибегал Ник, когда речь шла о его буксирно-спасательной компании «Океан». Джеймс, багроволицый лысый коротышка, обладал внушительной репутаций в Сити, являясь экспертом по морскому праву — и крепким орешком на переговорах.
Они с Ником подробно обсудили, где провести предварительную встречу, и сошлись на том, что если гора не идет к Магомету, то…
Джеймс Тичер согласился, но выговорил себе право прибыть не на такси, а в «бентли» шоколадного цвета.
— Нам, мистер Берг, нужно серьезное блюдо, а не легкая закуска. Благородный копченый лосось, а не дешевая салака в бумажном кульке.
Кирпичи консервативного здания Кристи-хаус хранили на себе следы былого лондонского смога. Штаб-квартира компании располагалась на Лиденхолл-стрит, в самом сердце судоходного бизнеса Британии. Практически напротив размещался Трафальгар-хаус, а еще ярдов через сто — Лондонский Ллойд. Привратник открыл Николасу дверцу машины:
— Рад видеть вас, мистер Берг, сэр.
— Добрый день, Альфред. Как обычно, приглядываете за порядком?
— По мере сил и возможностей, сэр.
Следующее такси, содержавшее в себе младших помощников Тичера вместе с их внушительными портфелями, остановилось позади «бентли», и через десяток секунд все собрались на тротуаре, напоминая группу викингов у ворот средневекового города. Троица адвокатов поправила шляпы и решительно двинулась вперед боевым клином.
В вестибюле привратник перепоручил их старшему клерку, который поджидал у конторки.
— Доброе утро, мистер Берг. Превосходно выглядите, сэр.
Они поднялись на неторопливом лифте со старинной, складывающейся решеткой вместо привычных дверей. Николас так и не смог уговорить себя заменить этот лифт современной скоростной кабиной. На верхнем этаже клерк взмахнул рукой:
— Прошу за мной, господа.
Миновав нечто вроде холла, они попали в зал заседаний — внушительное, обшитое деревом помещение. Возле входной двери висел один-единственный портрет: старый Артур Кристи с воинственно выпяченным подбородком и проницательными черными глазками под мохнатыми седыми бровями. В открытом камине горели настоящие дрова, даже не уголь, а на столе по центру зала были расставлены хрустальные графины с хересом и мадерой — очередная традиция, заведенная патриархом. Скупо поблагодарив, и Тичер, и Ник отказались от выпивки.
Они выстроились напротив кабинета председателя совета директоров. Ждать пришлось ровно четыре минуты, после чего двери распахнулись и через порог ступил Дункан Александер.
Он бегло окинул взглядом помещение, тут же встретился взглядом с Николасом, и мужчины уставились друг на друга — словно два быка схватились рогами. В зале стало очень-очень тихо.
Адвокаты, окружившие Ника, чуть ли не отпрянули назад, а те, кто стоял за Александером, выжидали, не решаясь последовать за своим предводителем. О встрече предстояло несколько недель гудеть всему лондонскому Сити, и никто не хотел упустить ни единой подробности этой классической конфронтации.
Дункан Александер был поразительно красивым мужчиной: высокий, дюйма на два выше Ника, однако худощавый, как танцор; впрочем, он и двигался с танцевальной грацией. Его узкое, с впалыми щеками, лицо напоминало молодого Линкольна. В уголках глаз и рта жизнь уже оставила свои отметины. Густые медно-рыжие волосы с металлическим оттенком по моде закрывали уши и были так тщательно уложены, что каждая сверкающая волна казалась высеченной рукой скульптура. Кожа гладкая, значительно темнее волос — загорал под лампами, а может, и катался на горных лыжах возле шале Шантель в Гштааде. Улыбка прельщала ослепительной белизной крупных зубов, хотя глаза не улыбались, пусть даже в уголках и появились морщинки. За красивым лицом Дункана Александера — как в засаде — прятался снайпер.
— Николас, — сказал Александер, не делая шага вперед и даже не предлагая руки.
— Дункан, — негромко промолвил Ник, не утруждая себя ответной фальшивой улыбкой.
Александер сделал вид, что поправляет лацкан. В костюме, великолепного покроя, из тончайшей мягкой шерсти, сквозили небольшие франтоватые изыски: разрезы в фалдах, кармашки с двойными клапанами, не говоря уже про бархатный жилет цвета чернослива. Дункан коснулся пуговиц — еще один легкий, отвлеченный жест, единственный внешний признак дискомфорта.
Николас не спускал с него взгляда, пытаясь дать беспристрастную оценку, и лишь в эту минуту у него забрезжило понимание, как произошла вся эта история. Вокруг человека, стоявшего напротив, витала аура возбуждения, вернее даже, опасности, которая могла бы исходить, скажем, от леопарда — или от иного сильного хищника. Ник, похоже, понял то практически непреодолимое влечение, которое Александер вызывал у женщин, особенно у избалованных, скучающих дам… например, у матери семейства, решившей, что после тринадцати лет брака ей хочется вновь испытать и волнение, и приключение, которых ее так несправедливо лишили… Дункан-кобра раздул капюшон и принялся танцевать свой танец, а Шантель следила за ним загипнотизированной птичкой — пока не свалилась с ветки… По крайней мере, Николасу именно так хотелось видеть эту историю. Да, он стал мудрее. О, много мудрее — и куда более циничным.
— Прежде чем начать… — Ник знал, что его гнев, того и гляди, начнет бурлить за внешне невозмутимым фасадом, — хотелось бы поговорить пять минут наедине.
— Разумеется. — Дункан наклонил голову, и кругом раздалось торопливое шарканье: подручные Александера освобождали проход в кабинет председателя. — Прошу.
Он посторонился, и Ник вошел внутрь. Кабинет претерпел радикальную смену интерьера, так что Ник даже моргнул от неожиданности. Белые ковры, хромированная мебель, на стенах образчики абстрактно-геометрического искусства в примитивных цветах, высота потолка сильно уменьшилась за счет пирамидальных — как на яичных поддонах — впадин и выпуклостей из хромированной стали. Стены и потолок заляпаны световыми пятнами от поворотных светильников. «Нет, — решил Ник, — не видно здесь улучшений».