— А теперь,— спустя несколько минут сказала Лиза,— посмотри вон туда.

Она указала вперед. И он увидел стену, возвышающуюся там, где боковая дорога, обозначенная как бульвар каньона Топанга, под прямым углом пересекала шоссе, по которому они ехали.

Стена состояла из прямоугольных бетонных блоков, вроде тех, которые на трассе 101 отрезали Саусенд-Окс от Агоры. Но здесь стена не просто перекрывала шоссе шириной около сотни футов. Это было гигантское сооружение, тянущееся в обе стороны насколько хватало взгляда. Она огибала местность, уходя на север, в район когда-то густонаселенного пригорода, а с другой стороны по дуге тянулась на юг, исчезая в направлении побережья.

На вид стена около дюжины футов в высоту, подумал Стив, сравнив ее с ростом рабочих, копошившихся вокруг. О толщине можно было лишь гадать, но сооружение производило впечатление весьма фундаментального; возможно, в ширину стена была еще больше, чем в высоту. Трудно даже предположить, зачем кому-то мог понадобиться такой поразительно массивный барьер.

— Она тянется до самого побережья и вдоль него примерно до Редондо-Бич,— объяснила Лиза.— Потом уходит от побережья вглубь, на восток, мимо Лонг-Бич — и там заканчивается. Но я слышала, что они собираются продолжить ее до Пасадены, а потом замкнуть круг. Похоже, это только начальная стадия. Я имею в виду то, что мы видим здесь. К северу отсюда она выше уже в два, а то и в три раза. Стив присвистнул.

— Но зачем все это? Пришельцы и так могут делать с нами, что захотят. Зачем прикладывать такие титанические усилия, выстраивая эту идиотскую стену вокруг Лос-Анджелеса?

— Ну, трудятся-то не они,— Лиза рассмеялась.— Разве кто-нибудь понимает, что у Пришельцев на уме? Ты же знаешь, они не объясняют ничего. Просто Подталкивают нас, и мы делаем то, к чему нас Подтолкнули, вот и все.

— Да-да, понимаю.

Они довольно долго просидели в машине, ошеломленные размахом разворачивающейся перед их глазами непостижимой гигантской стройки. Сотни рабочих копошились вокруг стены, словно крошечные муравьи; с помощью мощных кранов они поднимали новые блоки, устанавливали их на место и скрепляли известкой. Какова будет окончательная высота стены? Двадцать футов? Тридцать? А ширина? Сорок? Пятьдесят футов?

Но зачем? Зачем?

Эта поездка заняла так много времени, что отправляться в уединенную дубовую рощу было уже некогда, поскольку Стив не хотел возвращаться на ранчо слишком поздно. Но они все равно занялись любовью, прямо в машине, припарковавшись в стороне от дороги. Было очень тесно, Лизе пришлось закинуть ноги на спинку сиденья — неистовое, не слишком комфортное совокупление, но для Стива было просто немыслимо вернуться домой без этого. До ранчо он добрался в десять вечера, измятый, усталый и какой-то немного… расстроенный. А ведь прежде никогда не бывало, чтобы он возвращался со свидания с Лизой в плохом настроении.

Когда Стив сидел за поздним обедом, вошел дядя Рон, подмигнул ему и сделал такое движение руками, точно качает насос. Не слишком пристойное движение, явно с намеком.

— Ну и длинный же денек у тебя сегодня выдался, парень. Уехал до рассвета, вернулся в темноте. Наверно, трахнул ее лишнюю пару раз, а?

Стив залился краской.

— Хватит, Рон. Оставь меня в покое.

Но в глубине души ему льстило, что Рон разговаривает с ним на равных, как мужчина с мужчиной, признавая тот факт, что его толстый, лохматый племянник уже не девственник.

Какое-то время назад Стив пришел к выводу, что из всей семьи больше всех ему нравится веселый, стильный дядя Рон, несмотря на всю его сомнительную репутацию. До Стива, конечно, доходили слухи, что в молодости Рон слегка сбился с пути, ударившись в хитроумные и, скорее всего, незаконные финансовые операции. Но сейчас, похоже, он ничем таким не занимался, да и при нынешних обстоятельствах это едва ли было вообще возможно.

Как казалось Стиву, именно Рон был реальным центром семьи: умный, трудолюбивый, образованный лидер Сопротивления, может быть даже мирового масштаба. Теоретически их группу возглавлял сейчас Энс, как старший по возрасту после неудержимо стареющего Полковника, который формально все еще считался председателем. Но Энс пил, а работал Ронни. С помощью компьютерщиков Дуга, Поля и Стива он постоянно поддерживал контакт с группами Сопротивления по всему миру, координировал их действия, направлял все движение к далекой цели освобождения человечества. И он интересный собеседник, думал Стив. Совсем не такой, как унылый Энс или вечно хмурый, лишенный чувства юмора отец.

— Ты знаешь, что они строят стену вокруг Лос-Анджелеса? — не прекращая жевать, спросил Стив.

— Да, ходили такие слухи.

— Это правда. Я видел ее. Лиза отвезла меня туда. Эта новая стена пересекает шоссе 101 около бульвара каньона Топанга. Настоящий монстр. Что-то потрясающее, Рон,— высота, ширина, то, как она уходит в обе стороны все дальше и дальше.

Холодные голубые глаза испытующе уставились на Стива, как будто Рон таким образом пытался проникнуть в его мысли.

— Там же контрольный пункт ЛАКОН, между Агорой и Калабасас. Как ты сумел пройти через него, парень?

— Тебе известно о нем? — удивился Стив.— Значит, ты знаешь и о стене? И не просто по слухам.

Рон пожал плечами.

— Мы стараемся быть в курсе всего, что происходит. У нас везде есть люди… Ну, как же ты прошел через контрольный пункт, Стив?

— У Лизы был пропуск. Она приложила свой имплантат к сканирующей пластинке патрульного и…

— Она… что? — внезапно лицо Ронни напряглось, на лбу набухли вены.

— У нее пропуск был записан в имплантате. Господи Иисусе, Рон, что с тобой? Испугаться можно.

— Твоя девушка живет в Вентуре?

— Да.

— Пару месяцев назад все пропуска в Лос-Анджелес для жителей Вентуры и дальше были отменены ЛАКОН. Исключение составляют лишь люди, работающие на Пришельцев и вынужденные из-за этого регулярно ездить в город, а также члены их семей.

— Исключение… Кто работает на…

— Бог мой! — воскликнул Рон. Стив почувствовал, что взгляд голубых глаз буквально ввинчивается в него; это было почти невыносимо.— Понял, что у тебя за подружка, парень? Она квислинг. И разбирается в компьютерах, верно? Спорю, самый настоящий боргманн. И вся семейка у них наверняка такая же. Ох, мальчик, мальчик! Что ты наделал? Что ты наделал?!

После того как Ричи жестоко избил Аиссу, а потом сделал и кое-что похуже — изнасиловал ее,— Халид отбросил все сомнения и окончательно решил убить какого-нибудь Пришельца.

Не Ричи. Именно Пришельца.

То, что Ричи так жестоко обошелся с Аиссой, стало поворотным пунктом во взаимоотношениях Халида с отцом, а также в жизни самого Халида и огромного числа жителей Солсбери и Англии в целом. Конечно, Ричи и прежде обращался с Аиссой скверно. Если уж на то пошло, он со всеми обращался скверно. Но что касается Аиссы… Он ворвался в ее дом и завладел им, словно своим собственным. Превратил ее в служанку, обязанную выполнять все его приказания, и жестоко избивал ее, чуть что не так. Она готовила, убиралась в доме; а когда ему приспичивало — теперь Халид понимал это,— Ричи уводил ее к себе в спальню, чтобы поразвлечься самому или доставить удовольствие своему дружку Сиду, а то и обоим вместе.

И ведь ни слова жалобы с ее стороны. Она делала все, что он пожелает, не выказывая ни малейших признаков гнева или хотя бы возмущения; она полностью вверила свою судьбу воле Аллаха. Однако Халид пока не нашел убедительных доказательств существования Аллаха и потому не был готов занять такую же позицию. Но Аисса научила его искусству принимать неприемлемое. Он знал, что это лучше, чем пытаться изменить то, что изменению не поддается. Поэтому он просто продолжал жить рядом с Ричи, терпел его так, как терпят стихийное бедствие, понимая, что дождь ни при каких обстоятельствах не может лить снизу вверх.

Но теперь, однако, Ричи зашел слишком далеко.

Вот как все было. Он пришел домой пьяный, с красным лицом, злой как черт неизвестно из-за чего, бормоча что-то себе под нос. В качестве приветствия обрушил на Аиссу проклятия, а на Халида тумаки, причем без какого бы то ни было повода с их стороны. Потребовал немедленно подавать обед. Получив его, выразил неудовольствие. Аисса мягко оправдывалась, объясняя, почему именно сегодня не смогла достать говядину. Ричи начал вопить, что в доме Ричи Бека говядина должна быть всегда, и никаких разговоров.