Его пронизывающий взгляд пришпилил ее к стулу, как бабочку к картонке. Если у Клэр есть мать, он должен недоумевать, почему она до сих пор не связалась с ней! Саре стало жарко.

– Мне надо уйти, – неожиданно сообщила она. – Я плохо себя чувствую.

– Но только что принесли еду.

– Извини, но я не голодна. Просто отправь меня домой, а потом Грувер вернется за тобой.

– Клэр, это будет грубо. Каулины пригласили нас.

Она повернулась к Элизабет.

– Элизабет, я уверена, вы поймете, если мне придется уйти прямо сейчас. Я не привыкла так надолго оставаться без Вильяма.

– Ну конечно, я понимаю, дорогая, – ответила Элизабет. – Имея двух собственных детей, я все отлично помню. Еще увидимся. И я жду тебя в четверг на следующей неделе.

С облегчением и благодарностью Сара пожала ей руку, подхватила костыли и поспешила из ресторана.

Оказавшись на улице, она быстро пошла к экипажу. По дороге ее догнал Николас. Появился Грувер.

– Миссис Холлидей спешит, – сказал Николас.

– Простите меня, вам придется вернуться за мистером Холлидеем, – извинилась Сара.

– Нет, не придется, – сказал Николас кучеру, а затем повернулся к ней: – Это слишком далеко, чтобы ездить туда-сюда в этот час. Я уже пожелал Каулинам спокойной ночи.

Он уложил костыли и поднял ее саму, а затем сел напротив. Грувер убрал подножку, залез на козлы, и уже через минуту они были в пути.

– Я очень сожалею, что испортила тебе вечер, – извинилась Сара.

Он вздохнул и устало откинулся на сиденье.

– Ты не испортила мне вечера. Я просто хотел доставить тебе удовольствие и познакомить тебя с женой Эдварда.

Эти произнесенные тихим голосом слова удивили ее. Он приподнял кожаную шторку, и лунный свет осветил его строгие черты.

Да, он был человеком жестким и упорным, как сталь с его фабрики. Он был предельно осторожен и подозрителен к ней.

И он, кстати, был абсолютно прав.

Она обманывала и его, и его добрейшую мать. Она играет роль, преследуя лишь собственную выгоду, и он в равной мере был пешкой и противником в ее игре. Неожиданно она осознала абсурдность своей злости на него.

– Спасибо, Николас, – мягко, искренне поблагодарила она его. – Мне очень понравилось в театре. И я рада, что познакомилась с Элизабет. С ней так приятно общаться.

Он повернулся, и в полутьме она скорее почувствовала, чем увидела его взгляд. Он не побеспокоился о том, чтобы включить свет в салоне. После долгого, как ей показалось, молчания он произнес:

– Пьесы Стефана были лучше этой. Правда?

– Ты хочешь сказать, что видел работы Стефана? – в голосе прозвучал скепсис. Она была уверена, что он всегда игнорировал избранную братом профессию.

– Две.

– Он знал?

Лицо у него стало печальным. Он покачал головой и снова отвернулся к окну.

– Я знаю, ты не одобрял выбора Стефана, – мягко произнесла она. – Но я также знаю, что ты сильно любил его.

Он повернулся, и в темноте она смогла увидеть только половину его лица.

– Откуда ты знаешь?

– Я вижу твою боль. И я не забываю, что причина твоего недоверия и подозрительности – лишь желание защитить свою семью.

Он ничего не ответил, и она добавила:

– Неважно, как все складывалось между тобой и Стефаном, ты хотел как лучше. Ты хотел как лучше для него.

Похоже, над последними словами он задумался.

– Тебе не кажется, что хотеть лучшего не всегда достаточно?

– Теперь такое впечатление, что ты винишь себя за ваши размолвки.

– Леди, вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моих отношениях с братом.

– Я начинаю думать, что знаю.

Он отвернулся, и Сара поняла, что разговор окончен. Ему не нравилось, когда с ним менялись ролями.

Похоже, все это грозило плохо кончиться, если только за время своего пребывания у них она не найдет возможности изменить ситуацию.

Этот вопрос занимал ее мысли всю следующую ночь.

Последние несколько дней Милош был каким-то отстраненным. Николас знал его достаточно долго, чтобы понять, что того гложет какая-то мысль. Он оторвался от стопки писем и внимательно посмотрел на своего заместителя, сидящего за столом напротив.

– С цифрами какая-то проблема? – спросил Николас.

Милош отрицательно покачал головой.

– Мы выполнили нашу производственную норму?

– На самом деле на несколько тысяч фунтов даже перевыполнили.

Николас постучал по столу кончиком украшенного перламутровой ручкой ножа для бумаги.

– Ну, тогда скажи, что тебя беспокоит?

Милош пробежал пальцами по своим песочным волосам, откинулся на стуле, отчего заскрипели пружины и кожаная обивка, и, глядя Николасу в глаза, ответил:

– Ладно. Дело в Клэр.

Николас в негодовании отбросил нож.

– Так я и знал. Что сделала эта женщина на этот раз?

Милош некоторое время смотрел на него поверх скрещенных кистей рук.

– Она ничего не сделала. По крайней мере, я ничего такого не знаю. Кроме того, что она вышла замуж за твоего брата, а затем с ней случилось несчастье. Именно поэтому я не понимаю, откуда у тебя такое отношение к ней и такая подозрительность.

– Что за чушь она вбила тебе в голову? – спросил Николас, нахмурившись.

– Ты нанимал детектива расследовать ее прошлое?

Николас не видел причины чувствовать себя виноватым из-за желания защитить интересы семьи.

– Конечно. Я был бы дураком, если бы этого не сделал.

– Ну и как, результаты повлияли на твои к ней чувства?

– Конечно. Ее отец был рабочим на заводе в Нью-Йорке. Он умер, когда она была совсем маленькой. Доходы ее матери стали несколько сомнительными.

– А Клэр?

– Клэр начала работать на швейной фабрике, когда ей было тринадцать лет. Но ту работу она оставила, чтобы шить костюмы для театров. У нее было несколько интимных связей с мужчинами до Стефана. Все так или иначе связаны с театром.

– А тебе не кажется, что Стефан и сам был в состоянии судить о ней? Неужели он женился бы на женщине, которая только использовала его ради денег? Ведь ты именно об этом думаешь?

– Конечно, я думаю об этом. Что меня беспокоит, так это почему ты не видишь всего этого? Какое-то время она даже жила в многоквартирном доме!

Милош закрыл гроссбух и встал. Отойдя от своего стола, он пристально посмотрел на Николаса.

– Я думал, что знаю тебя, а теперь вижу, что нет. Неужели ты думаешь, что родословная человека определяет, хороший он или плохой?

Сталь, которую Николасу редко доводилось слышать, зазвучала в голосе у Милоша. Что, черт возьми, Клэр сказала или сделала, чтобы заполучить Милоша в союзники?

– Конечно, нет, но это определяет их характер.

– И каким же образом?

– С тех пор, как она здесь, она ни разу не связалась со своей матерью. Если бы она была столь благородна, как тебе кажется, разве ее не волновала бы судьба матери? Она без оглядки сбежала из своего города. Кроме того, я не математик, как ты, мой друг, но могу подсчитать, что она не была замужем за моим братом, когда был зачат Вильям.

– И ты собираешься осуждать ее за то, что она любила твоего брата?

– Нет, если Вильям действительно сын моего брата.

– У тебя есть основания считать, что он не ребенок Стефана? – Милош еле справился с удивлением.

– У меня есть основание сомневаться, – резко ответил Николас. – Она была бедной, Стефан был богатым. Выйдя за него замуж, она тоже стала богатой. У нее были отношения с другими мужчинами до Стефана.

– Ничто из этого не является доказательством.

– Именно поэтому она здесь, – сказал Николас, ударив кулаком по столу. – Потому что я ничего не могу доказать.

Милош пронзил его серым немигающим взглядом.

– Я думал, она здесь потому, что она жена твоего брата.

Николас подавил свою злость, которая выросла до опасного предела. Почему его друг защищает эту женщину? Почему Стефан женился на ней? Будь он проклят! Будь они оба прокляты!