– Ничего я тебя не привораживала. Оно... само так случилось.
Мы помолчали некоторое время, укладывая в голове новую информацию.
– Что нам делать дальше? – нарушил молчание Марат. – В смысле, мне.
– А что ты хочешь?
– А ты не догадываешься?
Не успела я ничего ответить, как Марат вдруг придвинулся ко мне. Зацепил рукой гитару, зазвенели струны.
Он обнял меня. Так, как не обнимал еще никто и никогда. Я почувствовала через помятую рубашку тепло его тела. Сильного, мужественного, невероятно уютного и родного. Лицом он уткнулся в мои не собранные в хвост светлые косички.
Что со мной произошло... Сознание провалилось в черную бездну. И единственным выступом, за который можно было уцепиться, чтобы окончательно не отключиться от внешнего мира, был Марат, который одновременно и являлся этой бездной.
– Полина... – услышала я его шепот.
– А?
Правая рука Марата отпустила меня. Я открыла глаза и увидела перед собой кисть его руки. Пальцы сжимали... перо.
– Оказывается, перья в голове бывают не только у меня, – прокомментировал он и рассмеялся.
Из дома послышался энергичный стук костыля.
– А вот и я! – На пороге появилась мама. Костылем она подталкивала табуретку, на которой стояли пустые чашки и тарелки с фаршированными лагенариями.
– Мама! Вот же... Я совсем забыла, что ты немного сломанная.
– Подумаешь, – мама пожала плечами, передавая мне поднос. – Сейчас чайник вынесу.
– Не надо, я сама. Иди, садись.
– Куда? – едва слышно спросила мама, указав взглядом сначала на Марата, а потом в сторону кухни.
– Туда, – едва заметно кивнула я на гитариста и отправилась за чаем.
Что-то мне подсказывает – Марат тоже сегодня еще не завтракал. А позавтракать надо. И пообедать. И даже поужинать. Вместе. Чтобы набраться сил для празднования Дня африканской женщины.
Вот Фулата удивится, когда увидит меня с Маратом...
Интересно, что она скажет?