— Я, та скать, издеваюсь?! Я, та скать, хамло?! Деревенское?! Я, та скать, не издевался! — От волнения мужик пересыпал свою речь «та скатями» щедрее обычного.

Люська покрутила пальцем у виска и тем же, самым удобным, по ее мнению, пальцем указала на памятник, на котором было выгравировано «Шутикова Юлия Юльевна. 1972–2005».

«Деревенское хамло» смутилось, а у Люськи от удивления глаза на лоб лезли.

«Юлия Шутикова! — мысленно изумилась она. — Девчонка-курьер, что венок принесла, именно эту фамилию назвала, когда я спросила, кто мне венок заказал! Уж не она ли, не Шутикова ли эта? А гроб? Тоже она? Фамилия редкая, да еще „Ю.“… Она… Таких совпадений не бывает… Вот же прикол… И как мне все это понимать? Что я этой истеричке сделала? За что она подарила мне гроб с венками? Делать нечего? Или она так, от чистого сердца?… Мать моя родная, че-то я ничего не соображу. Это или я тупая какая-то, или творится что-то тупое какое-то. Бред какой-то, честное слово… Она же, типа, мертвая… Как это может быть? Я что-то торможу как никогда».

— В общем, могила пуста, как моя сберкнижка, — проговорил один из мужиков, выводя Люську из непривычного для нее состояния задумчивости. — Мы не знаем, куда делась ваша жена, — и сразу же расставил все точки над «i»: — Лично я ее не брал, и нечего на меня так смотреть. У меня своя есть. Любаша. Она умеет печь просто волшебные пирожки с капустой и готовить потрясающие…

— Да подождите вы со своей Любашей! — перебил мужика Шутиков. — Ваша Любаша дома, пирожки вам печет, а куда моя Ю-Юшечка подевалась? Мертвая, мать вашу за ногу!! У вас тут что, сектанты на кладбище покойников воруют, или как мне все это понимать? Как? Где моя Ю-Юшечка, а?

Шутиков впервые в жизни пожалел, что каждое утро бреет голову, потому что если бы в данный момент у него были волосы, то он с удовольствием бы их рвал. (И метал бы чем-нибудь тоже. Например, теми же волосами.) Но Шутиков искренне полагал, что настоящий мужчина должен быть бритым наголо, и теперь был лишен вышеозначенного удовольствия.

— У нас? Сектанты? Не-е-ет! Тут у нас нет никаких сектантов! — оскорбился мужик. — И мы не знаем, кому она понадобилась. Говорят, эта Юлия была ведьмой! Неудивительно, что даже после смерти у нее все не по-людски, не по-христиански!

— Ну, ведьма, ну и что тут такого? — подбоченился Шутиков. — Завидки за одно место кусают, что ли? Лучше скажите, где мне теперь жену искать.

— Откуда я знаю? В милицию обратитесь.

— В милицию! Вот остряк! Юморист, блин, на всю хату! ГДЕ, СПРАШИВАЮ, МОЯ ЖЕНА?! — взревел Шутиков. — Куда она могла пропасть! Мертвая! Из могилы! Это вообще что такое — кладбище или черная дыра??

— Достали уже, та скать, эти ведьмы, и их мужья тоже в печенках сидят! — вставил реплику прежний мужик, являющийся, по-видимому, обладателем нескольких печеней, а не одной, как у всех нормальных людей.

Пока мужчины орали друг на друга, выясняя, кто украл Шутикову, Люська еще раз, более внимательно взглянула на памятник. И остолбенела. На надгробии была фотография… нет, вы не поверите… мадам Джулии! Той самой мадам Джулии, что не далее как вчера наобещала Люське с три короба — и страшное проклятие с нее снять, и венец безбрачия, а сняла с нее не страшное проклятие и венец безбрачия, а драгоценности. Вот так, дорогие мои, тесен наш шарик (земной, если кто не понял), привыкайте к сюрпризам!

И вот тут-то, пока Люська глядела на фотку мадам Джулии на памятнике, до нее наконец начало доходить. Мозаика стала потихоньку складываться, ситуация предстала в ином свете.

«Мама, роди меня обратно! — мысленно взмолилась Люська и посмотрела в синее-синее небо. Где-то там летала ее мама. Ну и папа тоже. — Вот так номер! Нарочно не придумаешь! Эта Шутикова Юлия и есть мадам Джулия! — вот же ее фотка на памятнике. Бли-и-ин, это что же получается? Она мертвая?… Выбралась из могилы и прошлась по проспекту, чтобы мне погадать? Но… — растерялась Люська. — На фиг оно ей было надо? Что-то я ничего не понимаю… Это она, точно она, память на лица у меня хорошая. Теперь точно ясно одно: Шутикова — это вчерашняя мадам Джулия. Ой! — внезапно озарило девчонку. — Ну сто процентов! „Джулия“ — это же, наверно, „Юлия“, только по-заграничному. Типа как Люська и Люсьен. Вот так фишечка… Кому расскажу — не поверят, за дурочку примут!»

Сделав такое умозаключение, Люська-Люсьен в непонимании уставилась на разрытую могилу. На подсохшей после ливня земле были четко видны следы голых ступней, идущих от могилы куда-то туда, к кладбищенской аллее. Видимо, перед тем как мадам Джулия вылезла из могилы на прогулку, как раз прошел дождь. Землю размыло, и поэтому остались следы этой мадам, которые начинались у могилы и терялись на тропинке, поросшей сочной зеленой травкой.

«Ну да, мадам Джулия — это Шутикова Юлия. И… что дальше?» — хотела знать Люська, но сколько ни думала, что дальше, ничего так и не надумала. Да, неожиданно выяснилось, что мадам Джулия является покойницей, выбравшейся за каким-то фигом из могилы, и, собственно… что? Что теперь делать с этой информацией? Как себя следует вести дальше?

Что делать, Люська не знала, и поэтому приняла единственно правильное решение — оставила матерящихся мужиков и помчалась к остановке: нужно было срочно ехать домой, чтобы сварить яйца и испробовать замечательную яйцерезку.

Гроб с лестницы кто-то уже убрал неизвестно куда, а вот венкам достойное применение нашла управдомша Света. Вбегая на свой этаж, Люська как раз застала ее за рукоделием — Света пристраивала на подоконник вазочку с хвойными лапами, выдранными явно из Люськиного венка.

— Что это вы делаете? — изумилась девчонка, указывая взглядом на вазочку с хвоей.

— Да вот, придурки какие-то выбросили в мусорку совсем новые венки, — поведала управдомша, любуясь с разных сторон на вазочку с ветками. — Совсем зажрались уже! Ну, а я ж с мозгами — достала их (венки, а не мозги) и такие вот прелести сделала. Вырезала из пластиковых бутылок вазочки, поставила в них еловые ветки с венков… Не пропадать же добру, правильно?

— Это как-то неприятно, — высказала Люська свое мнение. — Не по себе как-то. Фигово даже.

— Ой, — отмахнулась Света, — да брось ты, не будь бабкой старой.

— Ладно, не буду, — пообещала Люська, а про себя подумала: «Я эти вазочки куда-нибудь дену. Такое впечатление, что на кладбище нахожусь, а не в доме. Прямо аж воротит всю от этого приторного запаха. Как будто тут флакон с пихтовым маслом разбили».

Однако через несколько минут Люське стало не до вазочек из пластиковых бутылок, потому что она увидела ТАКОЕ, из-за чего впала в самый натуральный ступор и думать забыла о разных мелочах. Точнее говоря, наоборот, не увидела. А должна была. Поэтому и вошла в ступор.

Но давайте обо всем по порядку.

Зашла Люська в свою квартиру, и сразу же ее взгляд уперся в настенные часы.

— Мама дорогая! — воскликнула она. — Уже пять часов! У меня же через час свиданка с Максом! Вот же черт! Догулялась по кладбищам! Опоздаю же, опоздаю! На мне точно венец безбрачия! Хотя нет, на мне венец дурости! Только дурочка может забыть о свиданке и гулять по кладбищам! Но… я же не специально туда заехала… Так что не такая уж я и дурочка…

И тут она вспомнила о цыганке.

— Так… А та бабка почему меня с площади прогнала? — изумлялась вслух Люська, накручивая волосы на щипцы. — Зачем она мне денег дала? Чем я ей не понравилась? Хм… Все это очень странно… очень… Никогда раньше не было со мной такой чуши. То ведьма на улице вылавливает, то венки с доставкой на дом приносят, то цыгане деньгами карманы мои набивают… Такое впечатление, будто я главная героиня какой-то бредовой книжки и писатель уже не знает, что еще придумать… Да, вот именно так я себя и ощущаю. Что же со мной происходит?

Задав в никуда этот вопрос, Люська пожала плечами и включила телевизор на музыкальном канале. А там как раз какая-то группа пела грустную песню.