Поплясали польку с Вирджинией, уселись… Меня подмывало потолковать с Каскадом. Не давала мне покоя эта история…

— Как же удалось вынести его из морга, изрубленного на куски, истолченного в кашу? На спине, в кебе, в машине?.. Что, ему было неудобно в морге?..

По меньшей мере в десятый раз я задавал ему этот вопрос.

— Для чего было таскать его по городу, топить в реке? Ради чего?..

Он щелчком поправил котелок, смерил меня взглядом: я был ему противен…

— Так и не разобрался, как здесь дела делаются? Бедный малый!..

Я положительно вызывал в нем крайнее раздражение…

— Калякает по-английски, все знает насквозь и ничего не знает! Не соображает, что такое у-ли-ка! У-ли-ка!..

До отказа наполнил рот словом и повторил внушительно: УЛИКА!..

— Пустой звук для тебя? А в нем, между прочим, заключен смысл. Это на самом деле существует, говорю тебе!

Он напрягал мозг, совершенно сраженный моим тугоду-мием.

— Против тебя есть УЛИКА!.. Значит, ты приговорен к повешению!.. Вот чем это оборачивается, вот так здесь устроена жизнь. Соображаешь?.. Или в полку не научили? У-ли-ка!.. Кроме этого, нет ничего… Ты убиваешь человека, не моргнув глазом, и спешишь дальше… красивый юноша спешит в поисках развлечений… Он полагает, что еще на войне: да-да, мадам!.. Он наплевал на УЛИКУ!.. А другие пусть сами выходят из положения!.. Вы лапочка, шпендрик!.. Будем иметь вас в виду на следующий раз!

Он был страшно доволен тем, что так изругал меня.

— У-ЛИ-КА! Так-то, красавчик мой!.. Труп!.. Они работают на вас, дружочек… но для вас это, естественно, пустой звук… эти мальчики преданы всей душой и отдаются без остатка… а вы неспособны на это!.. Они заметают следы ваших преступлений! Они покрывают вас, господин юбочник! Сердцеед навозный! Фердинанд-позорище!.. Вот так он дал излиться своему гневу.

— Вы не уверены, повесят ли вас?.. Можете не сомневаться! Как дважды два — улика! Conviction… Вы ведь понимаете по-английски! Так что скажите вашей мисс Good bye! драгоценный мой Рекамье!..

Ему понравилась собственная филиппика.

С чего бы это Рекамье?.. Ничего не значащее слово — просто пустить пыль в глаза…

Но где же протухшая мертвечина?.. В реке, как и была в брезентовом свертке… по-видимому, именно так… Я воображал лодку, движение на реке. Воду… УЛИКА! Из-за нее у меня опять тряслись поджилки… Ох, какой узел завязался! Это должно было кончиться катастрофой… Меня трясло, я целовал малышку, которая никак не могла сообразить, что происходило: она ничего не видела, потому что спала.

— Так с этим покончено? — спросил я у Каскада. — Они бросили его в воду?.. Вот и славно!.. Поставим на этом точку…

Кончилось бы все это поскорее.

— Точку?.. Это как сказать!.. — Сомневался он.

— Сказать, конечно, можно что угодно… Так оно, понятно, удобнее… Не кончено ведь, следствие идет своим ходом, идет… Что тебе еще сказать?

— Да я-то здесь ни при чем!..

Он тоже начинал действовать мне на нервы, злить меня…

Да подите вы! Это мой праздник!..

Как и они, я решил махнуть на все рукой: увлек Вирджинию, закружил, мы пустились отплясывать фарандолу — беременность не мешала ей… Я прямо из горлышка выпил… Буль! Буль!.. Целую бутылку шампанского, не переставая кружиться.

«Вот парижанка…»

От шампанского мысли у меня сразу стали путаться, голова раздулась, я сам увеличился в объеме вдвое против прежнего — вот-вот лопну!.. Небо обрушилось на меня: это любовь!.. В голове гремело… Бум! Бум! Бум!.. Это вам не Клабен, едри вашу!.. «Дохлятина! Гниль!» — крикнул я всем находившимся там… А они знай себе ржали. «Бессердечные!» — бросил я им в лицо… Даже полисмены находили мое поведение дурацким, даже Вирджиния, бывшая в ужасе оттого, что я выставлял себя в нелепом виде… Сбившись в кучу, все отплясывали… кто на двух ногах… кто на четвереньках, кто вприсядку на русский лягушачий лад с вывертами… Жизель хорошо плясала по-русски. К ней обращались «Мадам Жизель». Эта шлюха прожила в России — шутка ли — восемнадцать лет… Оп! Оп!.. Надо было видеть, как она, взвизгивая, подпрыгивала, подскакивала, вертелась юлой. Стоило ей разойтись, как она становилась волшебницей плясового вихря. Кроме того, она умела выдувать изо рта длинные струи пылающего керосина, имелся у нее и такой талант…

— Пепе тоже умеет плясать по-русски, — проронил Состен.

— Жаль, что ее нет, славно повеселились бы…

Такие таланты встречались редко. Состен плакал по своей Пепе, когда что-то неожиданно напоминало ему о дорогой женушке, рыдал навзрыд из глубины души. Его теребили с разных сторон: «Ну, что вы!.. Не надо!..» Потащили танцевать матчиш: никаких печалей на моих именинах!.. Вирджиния окончательно проснулась. Она чувствовала себя значительно лучше, приступы тошноты прекратились… Женщины подходили пощекотать ее — она забавляла их своей короткой ученической юбочкой… Вот и Состен не устоял, подхватил моего ангела, повел танцевать…

Вирджиния была, бесспорно, самая изящная среди всех. Чаровница!.. Двигаясь под музыку, она казалась невесомой. Она бесподобна, ею восхищались все!.. Дух упоительного вращения. Она летала над полом, точно во сне! Игриво кружилась, скользила под мерные звуки оркестра… Куколка, подхваченная ритмом вальса… Раз-два-три!..

Вокруг нее — восхищение и, понятно, ревнивое чувство…

В особенности у Кармен. Эта задавака сочла, что малышка не в меру бойка, что она строит глазки Каскаду.

— Смотри, рогоносец, смотри!.. — бросила она мне.

Оркестр и окарина начали безбожно фальшивить… Бигуди играла на корнете, не хотелось ей сидеть без дела… Выпивохи горланили пропитыми глотками каждый на свой лад… Легко было представить, какой шум стоял на набережной. Если нагрянет патруль, да сюда наведается, нас точно заберут. Патрульные шуток не любят, не то, что наши пьянствовавшие охранники… Медведи, тупоголовое быдло… эти разбираться не станут…

Я предостерег Каскада:

— Поосторожней бы надо! Уж слишком они раскричались!

Ответа не последовало…

— Куда это запропастились те двое, что поплыли на лодке? Мне показалось, что они несколько замешкались…

— Поплыл бы с ними, узнал!

— Отвозят подальше?

— Малость есть!

Это он так шутил…

— Не с точки зрения морского дела или Палаты общин, а просто любопытства ради: ты что, грести не умеешь?

Так, пошел треп… Ничего, я и сам умел отбрить, доказательство чего незамедлительно представил ему:

— Я, любезнейший сударь, повидал столько дуриков в своей жизни, что вам и не снилось!.. Они были бойцами, храбрецами, достойными людьми, а не свиньями, не паршивыми педиками, не такими отбросами общества, как ваш Клабен. Кушайте на здоровье, с приветом!..

Осадил я его…

Все во мне кипело. Он так раздражал меня, что я вполне мог отвесить ему плюху. Бац!.. — и сразу полегчало бы… Прохиндей сутенерский!..

Он видел, что я взбешен и, конечно, понимал, что у меня были на то свои причины…

— Давай говорить, только злиться зачем же?.. Ты пока еще не в тюрьме. Но гляди в оба, понял?.. Есть УЛИКА!..

Опять со своей УЛИКОЙ…

— Я говорил тебе, а ты точно глухой. Это тебе не кино!.. Ты в Лондоне, слышишь?.. В Лондоне!..

Теперь сам папаша начал нервничать.

— В Лондоне нужна УЛИКА! Смекаешь?.. Нет УЛИКИ — нет guilty. Ты понял?.. Нет guilty — нет виновного!.. Кто в эту самую минуту топит твою УЛИКУ? Не какую-нибудь, не бог знает чью, а твою личную?.. Не ты, трепло… Топят твои дружки, милейший! Да-да, дружки!.. Не папа римский! Уразумел?.. Произносится ри-а-лайз, на english spoken!

Уперся на своем: я должен был плыть с ними… лично участвовать… теперь должен был сгорать от стыда…

— Счастливчик ты, вот что я тебе скажу!..

Его тошнило от меня…

В западной части города бухали взрывы.

Через оконные стекла было видно, как расцветали под облаками букеты шрапнели. Бой шел и дальше, в Челси. Вслед, за облачками разрывов перебегали лучи прожекторов — чем-то напоминало детскую игру…