Надписи эти составлены рисуночным письмом, в котором изображения подвергались довольно сильной схематизации, и это позволяет думать, что ему предшествовало письмо более раннее.

И действительно, на шанскои бронзе есть знаки-рисунки, отражающие более примитивную форму письма. В соответствии с характером древнекитайского языка, в котором грамматические отношения выражались не префиксами и суффиксами, а почти исключительно порядком расположения основ, древнекитайское письмо состоит сплошь из идеографических знаков в прямом или переносном употреблении: чисто фонетические (слоговые) знака здесь не выработались(Однако в китайской письменности можно было, например, к знаку «сердце», обозначающему различные понятия, связанные с чувствами» прибавить «ребусный» знак «восходящего солнца», который может читаться ба[к] — «белый», и тем самым придать составному знаку «сердце + белый» значение на, что значит «бояться».).

Образование и сохранение этой очень сложной системы письменности объясняется особенностями китайского языка: односложные слова не расчленялись на морфологические элементы из отдельных фонем, поэтому китайская письменность не пошла по пути создания буквенных (алфавитных) обозначений. Чисто слоговая письменность не позволила бы различать на письме многочисленные омофоны китайского языка (в устной речи для этого использовались музыкальные тоны). Китайский письменный знак должен был соответствовать только одному односложному слову.

Исследование сяотуньских гадательных надписей затрудняется тем, что фонетические реконструкции древнекитайского языка не идут далее середины I тысячелетия до н.э., да и они вызывают сомнения. Полагают, что в оракульных надписях отсутствуют знаки, записывающие конкретное звучание языка. Знаки гадательных надписей были напоминательными (мнемоническими) и понятийными (идеографическими), т.е. передавали понятия независимо от звучания соответствующего слова.

При всей разобщенности политических номовых центров (входивших в военно-культовый союз, который не был объединенным государством) письменность в «обществе гадательных костей» была тем не менее, по-видимому, для всех одна. Скорее всего ее распространял культовый иньский союз (рудимент стадиально предшествующего типа объединений), хотя, возможно, изобретена она была не только и не обязательно именно шанцами, выделившимися в свое время из иньского племенного союза как наиболее устойчивая его часть. Изучение знаков-рисунков на яншаоской и луншаньской керамике наводит некоторых исследователей на мысль об иных гипотетических очагах зарождения протоиероглифической письменности. Недавние же находки на керамике и литейных формах из Учэна (в районе оз. Поян в Цзянси) десятков графических знаков, отличных от сяотуньских и более древних, чем они, дают возможность предполагать, что их создателями могли являться южные племена, обитавшие в бассейне среднего течения Янцзы. У ученых есть предположения и о возможности существования в период Инь у каких-то этнических общностей бассейна Хуанхэ (возможно, чжоусцев) зачатков и еще какой-то письменности.

Аньянские гадательные надписи, как уже сказано, трудны для понимания. Идеограммы гадательных надписей недостаточно однозначны, далеко не все они расшифрованы. Одни и те же знаки имели разное значение в зависимости от контекста. Не всегда знаки удается свести к позднейшим иероглифам, терминология гаданий содержит много непонятных нам, условных, в том числе магических, обозначений; сложно отождествить, например, упоминаемые в надписях «страны света», надежно перевести социальные и политические термины и т.п. Учитывая все это, не приходится удивляться расхождениям в толковании учеными гадательных текстов из Сяотуня и различию исторических реконструкций описываемого периода.

И все же из гадательных надписей аньянского архива удалось получить некоторую сумму сведений. Так, стало известно, что главным лицом — военным вождем, верховным жрецом и организатором производства «общества гадательных костей» — являлся правитель «города Шан», носивший титул вана. От его имени нередко задаются вопросы гадателям, он же, как правило, толкует ответы божества. Вопросы надписей касаются многих «городов» (и) и общинных объединений (фан). Среди них выделяются шанские поселения: «город (или города) Шан» (Шан и), «главный (или великий) город Шан» (да и Шан), «центральный Шан» (чжун Шан), наконец, просто «Шан» как топоним и этноним. Это может свидетельствовать о том, что местоположение оракула, т.е. древний «город» конца II тысячелетия до н.э., в пределах которого он был обнаружен, не был ни резиденцией вана области Шан, ни политическим центром того объединения» во главе которого стоял шанский ван как главный военный предводитель. Что касается самого культового оракульного центра, являвшегося межобщинным и межплеменным, то он явно не назывался «Шан». Судя по свидетельству литературных памятников, он скорее всего именовался «Инь». Если с этим согласиться» то можно было бы понять тот парадоксальный и до сих пор не объясненный факт, что постоянно упоминаемый позднейшими источниками топоним и этноним Инь, давший название древнейшему периоду истории Китая («Иньский Китай»), ни с одним из знаков аньянских надписей не отождествляется, хотя среди них обнаружены условные имена почти всех так называемых «иньских правителей» из дошедшего до нас в версии позднейшего историка Сыма Цяня царского списка династий Инь(Согласно традиционной китайской историографии, «династия Инь» правила в Китае во II тысячелетии до н.э.; традиционные ее даты — 1766—1122 гг. до н.э.— не противоречат археологическим данным; вообще же следует отметить, что точная датировка событий древней истории Китая начинается лишь с 841 г. до н.э.). Что же касается названия «Шан», то оно встречается как на гадательных костях из Аньяна, так и в нарративных памятниках в качестве наименования политического объединения и его политического центра, а также как этноним и топоним, отождествляясь с «династией Инь» и являясь как бы ее вторым равноценным наименованием. Полагая, что оракульный центр в Аньяне назывался Инь, мы находим достаточно логическое объяснение отсутствию знака Инъ в текстах оракула: естественно, что обращающиеся к оракулу не вопрошали о нем самом. Могло иметь место и табуирование названия оракула. Возможно, что Инь было также самоназванием племени или союза племен в бассейне Хуанхэ.

Шанское общество находилось на грани медно-каменного и бронзового веков. Прочная оседлость отличает шанские поселения описываемой эпохи (т.е. периода «гадательных костей»: XIV—XI вв. до н. э.) от всех предшествующих. В так называемом Иньском Китае произошло второе крупное общественное разделение труда (на земледельцев и специализированных ремесленников). Земледельческие орудия труда все еще оставались неолитическими. Основная часть вопросов к оракулу касается видов на урожай, что указывает на большое значение земледелия для «общества гадательных костей», включавшего в себя не только шанцев (надписи донесли до нас десятки этнонимов, в том числе и чжоу — будущих завоевателей шанцев). Как и луншаньцы, шанцы возделывали сорго (гаолян), ячмень, различные виды пшеницы, просо, пайзу, вид конопли со съедобными зернами. Главными сельскохозяйственными культурами были просо, пшеница, чумиза и гаолян. Нет полной ясности, был ли известен шанцам рис, но если и был, то только суходольный, ибо ирригация еще не существовала и урожай целиком зависел от дождя; о чем имеются прямые свидетельства гадательных надписей. Кроме небольших дренажных канав, известных еще по раскопкам раннеиньского городища под Чжэнчжоу (Хэнань), никаких следов искусственного орошения археологические раскопки, как и надписи, не выявляют ни у шанцев, ни у других «городов-общин» и племен, располагавшихся во второй половине II тысячелетия до н.э. в поясе плодородных долин бассейна Хуанхэ. Основной принцип практиковавшихся гидротехнических мероприятий заключался в регулировании стока рек с помощью водоотводных протоков. При раскопках под Аньяном была обнаружена система меридиональных каналов 40—70 см шириной, около 120 см глубиной при максимальной длине 60 м. Кроме злаков были известны различные садово-огородные культуры, выращивались тутовые деревья для разведения шелкопряда. Наряду с холстом изготовлялись шелковые ткани. Этим занимались только женщины. Разделение труда между женщинами и мужчинами было очень чётким.