Голубь был довольно обычного вида — сизый, с красными лапками, и только коричневый хвост и несколько белых перьев в крыле выдавали в нем породу.

Он свалился буквально с неба, причем это произошло так неожиданно, что ни я, ни Сергей Одинцов не заметили, откуда он взялся.

Правда, мы смотрели в этот момент не на небо, а на землю. Только что мы сделали очередную «закопушку» — вырыли небольшую яму в земле, и нам не терпелось узнать, нашли мы клад или нет.

Кругом стоял лес, первобытный и дикий, высились сопки, лежали огромные камни, истертые временем.

Сокровище, которое мы разыскивали в глухой тайге, не было — тут я должен разочаровать читателя — кладом, который зарыли в землю много веков назад исчезнувшие обитатели здешних мест, произнеся приличествующее случаю заклятие и положив начало легенде, передающейся из поколения в поколение.

Легенда, которой мы пользовались, — а легенда все-таки была! — записывалась не исследователям фольклора, а геологами нашего треста по данным магнитной аэросъемки. Впрочем, может быть, не все читатели знают, что легендой в картографии называются пояснения к карте, помещаемые обычно на ее полях или на обратной стороне.

В нашей легенде было указано, что особенного внимания заслуживает район, отмеченный на карте овалом. Было сказано, что местность, очерченная этим знаком, совершенно непроходима и что здесь нельзя пользоваться даже вьючной лошадью.

Что привело нас сюда?

В эти малоисследованные места мы были посланы в качестве разведчиков, чтобы стереть еще одно «белое пятно» на карте. В нашей стране берутся на учет все богатства, в том числе скрывавшиеся миллионы лет в недрах земли. Один из таких кладов природы мы и разыскивали.

Неудачи преследовали нас. Сколько мы ни копали землю на участке тайги, обозначенном на нашей карте неправильным овалом, мы ничего не обнаруживали.

Так оказалось и на этот раз. Никаких признаков никелевой руды!

Сергей бросил лопату и сел на поваленное дерево, вытирая лоб.

Я прислонился спиной к березе и вынул папиросу.

Тут мы, собственно, и заметили крылатого гостя. Голубь сидел на лиственнице и с интересом, как нам показалось, поглядывал на нас. Очевидно, присутствие людей в глухой тайге представлялось ему удивительным.

— Откуда он взялся? — спросил Сергей. Я пожал плечами.

Но Сергей не так просто отказывался от вопросов, если они у него возникали.

Еще в геологическом институте, где мы учились на одном курсе, он славился своей любовью строить логические умозаключения. Недаром товарищи говорили про него, что из него вышел бы хороший следователь. Он же полушутя, полусерьезно возражал, что «следователь» и «исследователь» — слова одного корня и что умение логически мыслить важно для всех профессий, в том числе и для геолога.

— Во всяком случае, — заметил я, — голубь, как видишь, не принес нам счастья. Что-то не похож он на «синюю птицу».

Из палатки, разбитой неподалеку, послышалось радостное восклицание, полы ее раздвинулись, и у входа показался Саша Еременко.

— Есть Листвянск! — закричал он.

Все утро Еременко, третий участник нашей немногочисленной экспедиции, бился над своей походной рацией. Предшествовавшей ночью разразилась магнитная буря и произвела какие-то нежелательные изменения в эфире. Радиоволны, посылаемые нашей станцией, натыкались на невидимые препятствия и «не проходили», как говорил Саша.

— Ну, — нетерпеливо сказал он, — скоро вы? А то опять исчезнет!

Я с огорчением развел руками.

Одинцов мрачно посмотрел на дно ямы, где кроме песка и камней ничего не было.

— Результатов нет. Поиски продолжаем, — продиктовал я радиограмму. — Наши координаты: 015–162.

Я указал расположение лагеря по квадрату карты.

Саша исчез. Скоро из палатки послышались проклятья. Листвянск опять пропал.

Целый день мы с Сергеем в разных местах в тайге делали пробные закопушки, уходя все дальше от лагеря.

Магнитный прибор, которым мы пользовались, капризничал. Очевидно, и на него подействовала магнитная буря.

Когда мы, усталые и разочарованные, не найдя руды, вернулись «домой», то первое, что мы заметили, был голубь, сидевший на гребне палатки. Это был другой голубь, не тот, с которым мы познакомились утром. Птица поглядывала на Еременко, сидевшего на корточках, и на прилетевшую раньше голубку, клевавшую крошки с ладони Саши, но не решалась присоединиться к их компании.

— Трогательная идиллия, — проворчал я. — Совсем как в детских книжках про Робинзона Крузо.

Но Сергей Одинцов толкнул меня в бок.

— Заметил? — сказал он многозначительно. — Они прилетели к нам сюда, в лес, из разных голубятен!

Действительно, когда голубка, наклевавшись крошек, вспорхнула на палатку и попыталась подсесть к пришельцу, тот отчужденно отодвинулся. Это был великолепный турман с коротким клювом и горделиво изогнутой шеей. Прилетевшая первой голубка выглядела по сравнению с ним совсем неказистой.

— Ну и что же? — спросил я.

Сергей только посмотрел на меня и покачал головой.

Но мне было тогда не до птиц. Меня занимали другие мысли!

Участок тайги, где мы производили поиски, перенося с места на место нашу палатку, находился в районе, где, по предварительным данным, предполагалось залегание никелевых руд.

Нам, казалось: вот еще удар лопатой — и пласт руды покажется из-под вязкой глины. Но наши лопаты в лучшем случае гремели о камни, которые мы, рассмотрев, отбрасывали с досадой в сторону.

А как хотелось найти никель. Ведь мы искали металл, необходимый нашей стране, нашей социалистической промышленности, чтобы вырабатывать все больше электрических приборов, нержавеющей стали, и самых разнообразных изделий, в которых применяется никель.

И вот словно какой-то бес портил наш прибор и нарушал радиосвязь! Как будто природа не хотела раскрывать нам свою тайну и нарочно чинила препятствия на каждом шагу.

Еременко почернел от злости, но Листвянск, где находилась база экспедиции, исчез, словно его не существовало на свете. Кругом стояли сопки, поросшие лесом, на каждом шагу лежали поваленные стволы (ничья рука никогда не убирала здесь ни одного сучка). Шумел ветер… Мы были единственными людьми в этом диком месте.

Пробираясь в эту глушь пешком, мы, естественно, могли унести с собой лишь самое необходимое: палатку, лабораторию в рюкзаке, небольшую рацию и продовольствие на первые дни. Все остальное должны были сбрасывать нам с самолета в тех пунктах, которые мы укажем по радио.

Но связи с Листвянском не было, и самолет не прилетал.

Прилетали только голуби.

Третий пожаловал к нам на следующий день. Голубь показался в виде точки в небе с восточной стороны. Он летел прямо, словно по заданию, но, очутившись около лагеря, начал описывать круги, снизился и сел на конек палатки, приняв, по-видимому, за голубятню. Два ранее прибывших голубя, прижившиеся у нас, могли натолкнуть его на эту мысль.

— Здравствуйте, — сказал я, положив ложку на траву (мы сидели у костра и обедали). — Еще один явился. Откуда только они берутся?

Сергей внимательно наблюдал, как птицы знакомятся друг с другом.

Новоприбывший голубь оказался весьма общительным. Как и первая голубка, он был простой породы и, по-видимому, простого нрава. Без особых церемоний он подсел к турману и попытался заговорить с ним, но тот холодно отклонил всякие притязания на знакомство. Не встретив сочувствия у турмана, пришелец перенес свое внимание на голубку. Уже через минуту обе птицы сидели рядышком и ворковали о чем-то, перебирая розовыми лапками.

Тем не менее Сергей на основании ему одному известных соображений сделал вывод, что птицы не были знакомы раньше.

— Ты обратил внимание? — спросил он меня. — Второй голубь прилетел с юго-запада, — так, по крайней мере, говорит Саша, который заметил его первым. А этот, мы все видели, появился с восточной стороны.