Впервые под заглавием «Письма из провинции» очерки печатались в «Отеч. записках» в 1868–1870 гг.; «Письма» I–VII за подписью «Н. Гурин», VIII–XII за подписью «Н. Щедрин». В изд. 1869 вошли первые шесть, а в качестве седьмого помещен фельетон 1863 г. «В деревне» (т. 6 наст. изд.). Для этого издания Салтыков произвел незначительную, главным образом стилистическую правку текста (без изменений повторено в издании 1872 г. — Подробнее см. на стр. 533 наст. тома). Все двенадцать «писем» вместе впервые были собраны в изд. 1882. Для этого издания текст был сильно переработан автором и значительно сокращен по сравнению с первопечатной журнальной публикацией (см. об этом в комментариях к отдельным «письмам»).

В настоящем томе «Письма о провинции» печатаются по составу и тексту изд. 1882.

Рукописи «Писем из провинции» не сохранились. Известна лишь черновая рукопись, начинающаяся эпиграфом «Кто не едал с слезами хлеба…» (см. отд. «Неоконченное»), частично вошедшая в переработанном виде в «Письмо шестое».

Работа над «Письмом первым» относится к январю 1868 г.: 9 января Салтыков сообщил Некрасову, что «к февральской книжке» надеется «прислать провинциальное письмо», а 19 января обещал привезти «Провинциальное письмо», которое совсем уж готово и переписывается».

В изд. 1869 «письмо» было перепечатано с незначительными изменениями, из которых существенно следующее: в начале абзаца «Другая вредная подмесь…» (стр. 199 наст. тома), в фразу «…утопия не имеет права заявлять претензию на практическое осуществление…», перед словами «практическое осуществление» добавлено — «немедленное».

«Письмо первое» посвящено анализу взаимоотношений двух «партий», или «сил», пореформенной провинции. Деятели первой персонифицированы в собирательном образе «историографов». Это проникнутые духом крепостного права дореформенные чиновники-администраторы и деятели дворянского сословного самоуправления. До недавнего времени им принадлежала роль официальных и единственных делателей «писаной истории» России. Эти «зиждительные» позиции они в основном сохранили и остались «столпами» государства и при «новых порядках». Сатирическое наименование образа — «историографы» — связано также с тем, что реакция в ходе своего идеологического наступления в конце 60-х годов призывами уважать отечественную историю и ее традиции прикрывала идеализацию дореформенных, крепостнических отношений.

К «устроению судеб» России «историографы» теперь вынуждены допустить «пионеров» — либерально настроенных новых чиновников и деятелей установленных реформами учреждений: гласного суда, земства и т. п. Однако эти «пришельцы» не могут противопоставить «зубосокрушающей силе» «историографов» подлинно новых принципов: «Мысли у них не только благонамеренные, но, так сказать, очищенные», больше всего они боятся «увлечений». Наименование «пионеры» иронически соотносится с теми напыщенными похвалами — «первооткрыватели, пролагатели новых путей», которые в изобилии расточали в адрес либеральных деятелей либеральные же публицисты.[55]

Глубина иронии Салтыкова по отношению к подобным типам «исторических деятелей» обусловлена его взглядом на «писаную историю» в целом, как на историю «призрачную», то есть совершающуюся без деятельного участия масс и вопреки их интересам. Такая история саркастически уподобляется «яичнице», которую в пореформенный период стряпают сообща старая бюрократия и новое земство, что, однако, отнюдь не меняет ее антинародного содержания (см. также стр. 657 в т. 6 наст. изд.).

Реакция на «Письмо первое» со стороны консервативного и либерального общества была очень резкой, в частности, в Рязани, где тогда служил Салтыков. 21 марта 1868 г. он писал Некрасову: «Мои «Письма из провинции» весьма меня тревожат. Здешние историографы, кажется, собираются жаловаться, а так как тут все дело состоит в том, я ли писал эти письма или другой, и так как в существе письма никакого повода к преследованию подать не могут, то не согласится ли Слепцов или кто другой назвать себя отцом этого детища…» Неизвестно, как отнесся Некрасов к предложению о таком камуфляже, который вряд ли достиг бы цели, ненадобность в нем тут же отпала. Уже 25 марта Салтыков сообщал Некрасову: «Здесь все узнали, кто автор «Писем из провинции», — дуются безмерно <…>. Мне очень трудно и тяжело; почти неминуемо убираться отсюда».

Рязанские «историографы» и «пионеры» восприняли первое «письмо из провинции» как сатиру лично на них. Разумеется, однако, рязанская «Натура», как всегда у Салтыкова, была идейно и художественно обобщена. Он доказывает, что деятельность созданных в России реформами 60-х годов новых учреждений не привела к кардинальному обновлению страны, а их либеральные руководители вместе с «историографами» озабочены лишь тем, как бы затормозить «несмелую нашу мысль», то есть развитие общественного самосознания. В этой связи вновь, как во множестве других произведений Салтыкова, в «Письме первом» возникает тема необходимости борьбы за «утопии» — социалистические идеалы, причем в изд. 1869 изложение этой мысли уточняется (см. выше вариант журнального текста к стр. 199).

Стр. 187. Фофаны. — См. «Письмо четвертое».

Стр. 188…чтобы разумели языци… — Выражение из хвалебной молитвы русской церкви по поводу поражения Наполеона I и взятия Парижа в 1814 г.

Стр. 189. …когда возбужден был вопрос о сокращении переписки. — Речь идет о Комитете по сокращению делопроизводства и переписки (см. стр. 647).

Стр. 190…акцизные чиновники, <…> какого переполоха наделало их появление! — Положение от 4 июля 1861 г. заменило откупную систему акцизной, в соответствии с которой, по приобретении особого патента, разрешалось частное производство и продажа вина, облагавшиеся единым акцизным сбором (см. прим. к стр. 78 в т. 3 наст. изд.), взимание которого производилось губернскими акцизными управлениями. Эта реформа превозносилась либералами как мера, освобождающая народ от грабежа откупщиками и пресекающая злоупотребления губернских властей, связанные с откупом. Оказалось, однако, что акцизная система лишь облегчила государству и кабатчикам выкачивание последних грошей из крестьян (об этом писал, например, Скалдин. — «В захолустье и в столице», IV, ОЗ, 1868, № 12, стр. 530). Ниже в тексте очерка, в перечне обвинений против акцизных чиновников, отразились также пензенские впечатления Салтыкова (см. прим. к стр. 385).

Стр. 191. …такой же факт совершился <…> с пионерами контрольными… — В 1863–1866 гг. контрольные учреждения, осуществлявшие наблюдение за поступлением государственных доходов и расходами всех ведомств, были выделены в самостоятельную систему, губернским звеном которой стала контрольная палата. Салтыков подчеркивает, что эта реформа лишь прибавила еще одно звено к бюрократической цепи, опутывавшей народ.

Единство кассы. — Принцип единой кассы был введен в 1863–1866 гг. одновременно с преобразованием системы контроля (см. предыдущ. прим.). Согласно этому принципу государственные доходы всех ведомств поступали только в кассу министерства финансов, откуда производились и все государственные ассигнования и платежи.

Завелось какое-то «вы», какое-то неслыханное сажание на стул — все это признаки революции. — Позднее, в двадцать седьмой главе «Пошехонской старины» (1887–1889), Салтыков вспоминал, как во время осуществления реформы 1861 г., при разборе конфликтов бывших крепостных и помещиков, последних «больше всего возмущало то, что посредники говорили «хамам» вы и во время разбирательств сажали их рядом с бывшими господами». С введением в действие судебной реформы (в ряде губерний в 1866 г.) недовольство крепостников «неслыханно демократическими приемами обращения» в новом суде усилилось и приводило подчас к курьезным жалобам в официальные инстанции (см., например, в № 210 «Голоса» от 1 августа. 1867 г. сообщение о деле отставного контр-адмирала Арбузова).