— Постойте! — сказала она. — Не зря же я вопросы задавала! Ответы могут здорово облегчить нам дело, тем более, что я… — и она поёжилась, — просто мечтаю прочесть побольше! Да и вы, наверно…

— Мы слушаем! — сказала Кри.

— Я сразу поняла, — продолжала Дженни, — что помогать нам по-настоящему никто не будет, и мы просто утонем в этой мерзости. Вы только вчитайтесь, что здесь написано! — постучала она костяшками пальцев по заглавию своего тома.

— «Индекс Полноценных Родительских Проклятий Европы. Свод IX», — вслух прочитал Аксель. — Ну? — поднял он глаза.

— Что — «ну»? Сам не видишь? Только «Полноценных»! И только родительских…Это значит, что даже если сразу отбросить девочек, явных малышей и переростков, всё равно каждый четвёртый или пятый случай может быть нашим. Я уже посмотрела: одна история занимает пару страниц, а страниц этих в каждой такой книжечке — до семисот! И нужно ведь не просто прочесть, а и сравнить, и подумать! — Дженни шагнула к стеллажу и бегло просмотрела остальные тома. — Спасибо, что хоть в Азию или Америку нас не посылают…Нет, мы должны резко сузить круг подозреваемых лиц, — закончила она, словно бывалая инспекторша из любимого телесериала (какого именно, могла бы угадать разве что Кри). — Иначе мы с любым скорочтением сядем в лужу!

— Да мы уже сто лет как согласны! — фыркнул Аксель. — Ты лучше расскажи, как это сделать…

— И расскажу, — заверила Дженни. — Мы должны чётко определить, когда могло произойти нужное нам похищение — не раньше и не позже! Ты когда попал в Потусторонний замок?

— Мы попали туда в конце июля прошлого года, — ответила Кри за брата. — В начале летних каникул…

— Верно. И тогда же Штрой привёз туда Белую Маску. Да?

— Да!

— И, как я поняла, это было новостью для всех: для профессора Фибаха, для суперагента Терфира и для прочих духов. Так?

— Так! — оживился Аксель. — Давай дальше, Дженни!

— Значит, — закончила та, — когда Штрой приезжал в предыдущий раз…а приезжал он ровно за год до этого, то есть в конце позапрошлого июля, он ещё не украл Белую Маску! И, стало быть, нам при наших поисках нужны только те мальчики, которым с конца позапрошлого июля до конца прошлого — две тысячи четвёртого года — было от десяти до двенадцати лет.

— Ты гений, — признал Аксель, пожимая ей руку. Дженни покраснела. (Потом её расцеловала Кри, и она приняла это как должное).

— Жаль ещё, лица у детей будут стёрты, — вздохнула Дженни. — Тогда бы вы сразу…

— Но это же всё в семьях происходит, верно? — хмыкнул Аксель. — А значит, рядом их родители, братишки и сестрёнки. Которые должны быть на них похожи…

— Разве я на тебя похожа? — изумилась Кри.

— Ни капельки! — тут же успокоил её мудрый брат. — Но это особый случай…

— Скорее уж дети должны быть похожи на родителей, — поправила его Дженни. И добавила неслыханное: — Ты тоже гений, Акси. («Дурак я, а не гений. Надо хвалить её почаще. Это с птерокурицами — и то помогало!»)

— Давайте же читать! — призвала Кри, которая ещё ничем не отличилась и была явно этим угнетена. — Время уходит!

И они принялись читать.

Шесть часов спустя Аксель с тоской поднял воспалённые глаза от книжного листа. Но они не видели ни морской глади, ни гигантского тома с аркой посредине, возвышающегося над водой, словно утёс. За спиной мальчика слышался тихий плач Кри, которую опять полушёпотом утешала Дженни.

Они не пошли купаться — даже не вспомнили. И не обедали толком, наспех наколдовав себе пару гамбургеров. И, конечно, Аксель уже не обращал никакого внимания на то, что находится на самом удивительном острове в мире. Скорость чтения он увеличил себе не в десять раз, а в двадцать — и уже знал, что догадливость умницы Дженни сузила всем район поисков, самое меньшее, во столько же раз. И всё равно — всё равно! — ужасные страницы и их ещё более ужасный «видеопросмотр» свели выигрыш в скорости почти к нулю. То, что вместо лиц у будущих жертв были расплывчатые пятна, немногим облегчало дело.

«Как это может быть? — в который раз спросил себя Аксель. — Как могут родители так обращаться со своими детьми?» Он только что дочитал историю Вани Дерябина из Воронежа (просматривать не решился), и всё никак не верил прочитанному. Облить сына кипятком из чайника и проклясть за потерянное почтовое извещение о грошовой посылке! И никто не пошёл его искать до самой ночи… «Если у меня когда-нибудь будут дети, разве я смогу так поступить с ними?» — опять спросил он себя. И опять ответил: «Ну конечно, нет! Я — человек хороший…нормальный — скажем так». Тут ему на секунду вспомнилась оглобля, просвистевшая на волосок от виска Жоана, и Аксель содрогнулся. Затем твёрдо сказал себе: «Это было совсем другое!» — и вновь углубился в чтение, убедившись, что новая история — увы, «его», и пропустить не получится. Спустя полминуты мальчик вздохнул и прикоснулся к красной точке внизу страницы.

— Какая ты глупая, Николь! Противно даже…

— Я не г’упая.

— Ты же сама там была со мной! Видела их своими глазами.

— Я не виде’а…

Жан досадливо покрутил бесформенной, как растёкшаяся капля воды головой и, видимо, скорчил рожу. Четырёхлетняя Николь, темноволосая и темноглазая, обиженно скривилась и вновь отпихнула ногой игрушки.

— Ну хватит ныть, а? С тобой ни уроки не поучишь, ни на кухне ничего не сделаешь…Думаешь, тебе лучше будет, если мама разозлится? Я тебе говорю, там замечательно, и завтра мы с тобой опять туда пойдём! Как только вернусь из школы…

Жан вздохнул. Вообще-то у него были совсем другие планы на завтра. Например, футбол. Но он уже был готов на всё, лишь бы стало тихо! В конце концов, собор можно снова и не осматривать, а сразу отвести эту дурочку к часам. Потом пообещать ей мороженое на улице Сен-Жан, а там уже один шаг до улицы Вола, розовой башни и их убогой «социальной» квартирки…Миг — и они дома. Второй — и Жан на тренировке.

Конечно, проще всего было бы пойти сейчас, думал он. Но нельзя: надо дотушить говядину к маминому приходу. Вряд ли ей повезёт именно сегодня. Фотоателье откажет в работе, и она придёт злая. Нет, не злая, поправил он себя, а…расстроенная. Это в последнее время бывает всё чаще и чаще. Говядина по-бургундски в божолэ — как раз то, что нужно в подобных случаях. Маму всегда утешала возня на кухне. Вчера она возилась с фирменным блюдом семьи Массар добрых три часа, и возилась бы ещё, но надо было подготовиться к сегодняшнему. Альбомы с фотообразцами у неё давно готовы, так она ещё платье перешивала, да в парикмахерскую…Ужас. Хотя, в общем, можно понять. Нет, не с парикмахерской, конечно, плевать им на её причёску, а в смысле говядины. Это действительно утешает. И не может быть речи, чтоб в ответ на такое доверие — дотушить! — взять и уйти, даже ради заботы о сестре.

А уж смыться и оставить включённую плиту…Жан не маленький. Но сейчас опять будет нытьё, по рожице видно, и он не знает, не знает, НЕ ЗНАЕТ, как это прекратить!

— Слушай, Николь! А хочешь, я тебе докажу, что ты эти часы видела?

— Докаы… — неохотно сказала девочка и зажмурилась. Это значило, что всё бесполезно. Жан и сам это знал.

— Мы с тобой сейчас сделаем такие же. Даже лучше! И ты их сразу узнаешь…

Николь открыла левый глаз. Потом правый. Она прекрасно помнила и часы, и весь собор Сен-Жан. Ещё бы! Ведь он назван в честь её брата, Жанно сам так сказал. У Николь даже было неплохое настроение сегодня, но и покапризничать хотелось тоже. Интересно, из каких игрушек можно сделать такую большую, красивую вещь? Подумав, девочка кивнула.

Жан, воспрянув духом, сбегал на кухню, заодно глянул в кастрюлю — порядок! — чуть помешал в ней и приволок Николь три пустых коробки из-под тортов (их, к счастью, не успели выбросить после маминого дня рождения). Соорудив пирамиду, мальчик прорезал в боку одной из коробок круглую дырку и вставил внутрь будильник.